Лето больших надежд - Сьюзен Виггз

День, в который жизнь Джулиана изменилась, был совершенно обычным. Последнее, что Луис сказал ему в то утро, не было ни мудрым, ни пророческим. Он просто сообщил Джулиану, что не придет домой к обеду.

Только на следующее утро кто-то вспомнил, что нужно позвонить ему. Луис Гастинс попал в аварию, и, когда он вышел из комы, образовавшаяся в мозгу опухоль сделала его паралитиком. Он был даже доволен этим поворотом событий, потому что после некоторых тренировок он все еще мог управляться с компьютером и мыслить как гений. Первое, о чем он подумал, это то, что он больше не может присматривать за своим четырнадцатилетним сыном. Джулиану придется отправиться жить к своей матери.

Она согласилась, и он снова заподозрил, что во всей этой истории есть скрытый смысл. Он был уверен, что этот смысл — щедрое финансовое обеспечение. Джулиана поселили в Чинно, Калифорния, непривлекательный городок у шоссе, где жила его мать и работала официанткой, смешивающей коктейли в театре в буфете с обедами, все еще с надеждой сделать карьеру на сцене. Здесь он присоединился к толпе скейтеров и малолетних нарушителей закона, проводя большую часть своего времени в поисках острых ощущений и находя способы избегать ответственности. Когда несколько месяцев спустя по телефону сообщили, что его отец умер, Джулиан понял, что попал в тупик.

Теперь, когда сожаление кипело в каждой клетке его организма, он шел с братом по главной площадке лагеря «Киога». Коннор Дэвис, черт его возьми. Они выглядели словно существа с разных планет, не считая разве что одинакового роста — шесть футов и два дюйма, и никто бы не сказал, что их родила одна мать. У Коннора был вид длинноволосого байкера, а Джулиан выглядел как исполнитель хип-хопа со своими дредами. Это помогало ему в школе, помогало держаться в стороне от нордической королевы — своей матери.

Он не мог поверить, что она заманила его сюда. Только неделя, убеждала она его. Так, чтобы судья подумал, что они последовали его совету. Он должен был знать ее лучше.

Голубое озеро посреди леса некоторым людям могло бы показаться раем, но только не Джулиану. И близко нет. Бетонный парк для скейтов подошел бы куда больше. Дома он был счастлив, летая на своем скейтборде над разделительной границей шоссе или занимаясь серфингом на хантингтонском пляже во время шторма. Здесь он не имел представления, что с собой делать. С его везением его брат может заставить его чистить сортиры или что-то вроде того. Потому что это было в духе Коннора. Хотя Джулиан едва знал его, давно понял, что его старший брат имеет представление о том, что такое «рабочая этика». Вроде как чем тяжелее ты трудишься, тем более этичным ты становишься. Логика идиотов. Джулиан даже мог доказать, что это дедуктивная модель, но всякий раз, когда он использовал свои мозги для подобных рассуждений, только погружался еще глубже в неприятности.

Они миновали водопад Мирскил и мост, нависавший над тесниной. О боже, он помнит этот мост. В возрасте девяти лет он в первый раз спрыгнул с него. Потом был просто ад, но прыжок того стоил. За этот трюк он получил от детей прозвище — Птица Мирскила. От своего брата он получил другое прозвище — Чертова Задница. Коннор всегда тревожился о Джулиане так, как не тревожились его родители.

— Мы поселимся здесь, — сказал Коннор, указывая па ряд хижин, прижатых к холму и окруженных милями леса. Хижины были одинаковыми, сделанными из обработанного непогодой дерева, в каждой были окна, выходящие на озеро, и камины из речного камня, к крыльцу вели ступеньки.

— Лагерь был закрыт многие годы, — объяснил Коннор, открывая дверь. — Нам придется тут немного прибрать.

Джулиан со вздохом снял свой рюкзак и куртку. Со всех поверхностей поднимались тучи пыли.

— Чувак, — сказал он со своей лучшей серфинговской интонацией, — это потрясающе.

— О-хо-хо. — Коннор направился к большей из двух спален. — Я занимаю эту, — сказал он. — Ты поселишься в другой.

— Не могу поверить, что ты заставишь меня остаться здесь.

— Эй, учитывая альтернативу, тебе повезло. — Коннор не проглотил наживку, не пошел на попятный. — Ты можешь провести здесь целый день. Сооруди себе кровать, займись уборкой. Отдохни с дороги, осмотри лагерь и возьми что-нибудь поесть.

«Пропащий день, — подумал Джулиан, — а затем начнется работа, черт бы ее побрал».

— Мама прислала мне по электронной почте список рекомендаций семейного суда, — продолжал Коннор. Он вытащил из заднего кармана несколько сложенных листов. — Тут вроде сорок семь правил и рекомендаций. — Он положил их на полку в комнате Джулиана. — Но пока ты со мной, тебе стоит помнить только одно правило.

Джулиан сузил глаза, задрал подбородок.

— Да? Что же это?

Коннор звякнул связкой ключей в кармане.

— Не дури, — сказал он.

Было уже близко к закату, когда голод Джулиана победил его гордость. К сожалению, борьба не была длительной. Он ел почти все время. Его аппетит был словно алчный монстр, который никогда не бывает сытым. Поначалу Джулиан планировал все время проводить в одиночестве, предпочитая оставаться голодным, только чтобы показать Коннору, что он думает об этом дерьмовом лете.

Коннор, вероятно, думал, что это делает его крутым — свести все правила к одному — не дурить. Коннор не знал, что своим предубеждением отказывает Джулиану в единственной вещи, в которой он был хорош.

Теперь, когда голод свел его живот, он отправился в столовую, расположенную в главном павильоне. Она не выглядела такой большой и роскошной, какой казалась ему, когда он был маленьким.

Раздался звонок, сзывающий на ужин, так же, как было много лет назад. Коннор сказал, что, если Джулиан пропустит ужин, ему придется самому о себе позаботиться. Джулиан имел намерение пропустить это рвотное мероприятие, но, как обычно, его желудок подвел его. Он так проголодался, что был способен начать глодать собственную ногу. Когда прозвучал звонок к обеду, он направился к столовой, истекая слюной, словно собака Павлова.

Коннор представил ему Оливию Беллами, которая наняла фирму Коннора для обновления лагеря, она была горячей блондиночкой. Она сказала, что помнит его с давних пор, но он ее не вспомнил. В его сознании все вожатые были неясными фигурами, улыбающимися белыми ребятами, которые слушали плохую музыку и пели лагерные песни у костра. Еще был один парень по имени Фредди и некоторое количество родственников — кузина Дэйр, организатор событий, которая, кроме того, готовила еду, парень по имени Грег и его докучливый сынишка Макс. Мальчик со щеками, словно яблоки, которому было лет десять, напоминал одного из детишек фон Траппа в самом поганом фильме — «Звуки музыки».