Любви все звания покорны. Военно-полевые романы - Олег Сергеевич Смыслов

наш могучий народ. Конечно, это их бредни. Конечно, мы уничтожим эту гадину. Но пойми, что сейчас война идет жестоко. По крайней мере твое сердце не выдержит. Почему я буду очень рад, если ты будешь в Ломакине и всех этих ужасов не увидишь. Я мужчина и, как тебе известно, всю свою жизнь солдат и то немного поседел и полысел, но думаю, что ты меня за это не разлюбишь. Так, что ли? Во как обстоит дело. Потерпи, моя дорогая. Скоро война все же кончится, и тогда заживем еще лучше.

Дорогой Аник! Все, что тебе нужно будет из одежды и вообще, скажи Кузину, и, когда он возвратится, я снова его пришлю уже тогда прямо в Ломакино во второй раз. А сейчас он проводит тебя до самого Ломакина. Поедете через Москву – будете у Тани. Там есть часть моих вещей. Кое-что найдешь из них нужным, возьми с собой в Ломакино. Вещи тебе нужны для того, чтобы ты их меняла на продукты. Ничего не жалей, все у нас будет, когда кончится война. Теперь о вещах наших. Часть наших вещей в надежных руках, но их сейчас, естественно, взять не представляется возможным. Я прошу тебя еще раз, ни о вещах, ни о чем другом не беспокойся. Кончится эта ужасная война, все у тебя будет в излишке. По крайней мере будет больше и лучше, чем мы имели до сих пор. Кроме того, я серьезно тебе говорю, что часть наших вещей в сохранности, и придет время, мы их выручим. Вот и все. У меня лично есть все – о мне не беспокойся – больше беспокойся о себе. Ты будешь в Москве, сама увидишь мои вещи зимние и будешь знать, что я всем обеспечен. Еще раз прошу тебя, беспокойся о себе, продавай, что у тебя есть и что, хотя и немного, я тебе послал с Кузиным и что ты возьмешь из моих вещей в Москве (хотя бы и все), и береги свое здоровье, вот одна моя к тебе просьба. Целую крепко и много раз.

Твой всегда и всюду. Любящий Андрюша.

17.5.42.».

«Дорогая и милая, родная Аня!

Хотелось бы в этом письме написать все, но ведь разве это в письме можно сделать? Конечно, нет. Лучше было бы видеть тебя, бесконечно целовать и много говорить о прошедших переживаниях, которые раньше с начала войны были очень и очень тяжелы, потом под Москвой веселые минуты, часы и месяцы разгрома сволочей и свидания с тов. Сталиным, нашим любимым Вождем. Эти незабываемые минуты. Он даже меня спросил: где Ваша семья? Я, конечно, сказал. И он радовался, что моя жена все же эвакуировалась из этого ада. Вот какой он Великий Человек. Дорогая Аня! Ведь очень многие среди вас сейчас потеряли свои семьи. Муж – жену, детей, а жена – мужа и т. д. Я все же рад хотя тому, что ты жива и далеко от этой ужасной бойни, которую нам навязал фашизм. Но мы его, черта, все равно уничтожим, и в этом нет никакого сомнения. И уничтожим в этом же году. Дорогая Аня, милая, любимая, родная! Я тоже многое пережил. Ты, вероятно, все это знаешь. Тебе об этом, наверное, уже все рассказали. Поэтому не буду об этом вспоминать. Одно скажу: ведь недаром я получил звание генерал-лейтенанта и орден Красного Знамени, и я два раза лично беседовал с нашим великим Вождем. Это, конечно, так не дается. Тебе уже, наверное, известно, что я командовал армией, которая обороняла Киев. Тебе также известно, что я также командовал армией, которая разбила фашистов под Москвой и освободила Солнечногорск, Волоколамск и др. города и села, а теперь также командую еще большими войсками и честно выполняю задания правительства и партии и нашего любимого вождя тов. Сталина. Дорогой и милый Аник! Родной мой! Я очень тебя прошу, береги себя. Ничего не жалей, не волнуйся, кушай, для чего добывай себе свое продовольствие на то, что у тебя есть деньги и небольшие вещи. О наших вещах не беспокойся. Они в надежных руках, и будет время, мы их получим полностью. Сейчас главное дело в сохранении твоего здоровья. Т. Кузин все тебе расскажет и поможет, как сделать. Он тебя привезет в Москву, где ты заберешь кое-какие мои вещи, и живи на них. Кроме того, в Ломакине нам будет легче прислать тебе продовольствие. Устроим тебя, тогда возьмемся за переселение Нади и вообще улучшим вашу жизнь в тылу. А о нас не беспокойся. Таня в Москве тебе все расскажет, что я кормлюсь неплохо. Мои товарищи, которые со мной уже работают больше чем полгода, заботятся обо мне. И главный среди них т. Кузин – мой адъютант, которого я и посылаю к тебе. Он обо всем тебе расскажет. Хороший скромный человек. Любит и бережет меня.

Дорогая Аня! Все, что тебе необходимо, скажи ему. Он или сам сделает, или передаст мне – я приму меры. Я дал тов. Кузину 5000 руб. денег. Это вам на расходы по дороге; не хватит – вышлю еще. Аттестат переведете на Агинский райвоенкомат, а пока до скорого свидания. Не волнуйся. Береги себя. Делай все как лучше. Передавай всем привет в Ломакине и в Москве. Пожелайте нам успеха в разгроме ненавистного врага. А пока обнимаю и крепко, крепко и много, много раз целую свою милую Аню.

Твой всегда и всюду Андрюша.

17.5.42 г.».

«…Я как бы изменился в нехорошую сторону»

В начале июля 1941 года в медпункте штаба 37-й армии появилась новая молодая женщина, назначенная на должность младшего врача. Было ей всего 24 года от роду, белоруска, беспартийная, буквально перед началом войны окончила 1-й Харьковский медицинский институт. До института, в восемнадцать лет, она успела выйти замуж, в девятнадцать родила сына, названного Юрием, отдала его на воспитание родителям и развелась с мужем. На вид женщина-врач была веселой, весьма энергичной и привлекательной особой. Звали ее Агнесса Павловна Подмазенко.

Командующий 37-й армией генерал-майор Власов, несмотря на отсутствие личного времени, тут же обратил внимание на военврача 3-го ранга и стал уделять ей пристальное внимание.

Как, и с какой стороны он подходил к симпатичным девушкам, оставила свое воспоминание З. И. Гусева. В марте 1942 года ей было 20 лет.

«Он сел на край стола, я – около стола. Власов поинтересовался, откуда я родом.

– Из-под Пскова…

– Где родители?

– Отец в партизанах, мама с двумя