Одинокий некромант желает познакомиться (СИ) - Демина Карина

— Мне кажется, я еще об этом пожалею.

— Пожалеешь, — Земляной вытащил тот самый снимок, где широкая ладонь мужчины продавливала женское плечо. Но женщина все равно казалась счастливой. — Всенепременно… но… кулебяка. Скажи, что кулебяка — не аргумент.

…Глеб забрал снимок.

И понял вдруг, что именно казалось ему неправильным: и женщина, и мужчина были темноволосыми.

Глава 21

Глава 21

…они старались.

И Богдан Калевой, который работал молча, всецело сосредоточившись на деле, будто бы не было ничего важнее горшков и черной рассыпчатой земли, которой следовало наполнить эти горшки.

Миклош спешил, искоса поглядывая на Калевого, и оттого не ладилось. То горшки падали, то земля рассыпалась, и тогда он злился, ворчал что-то под нос.

А вот Арвис, забившись в угол, перебирал саженцы и мурлыкал что-то под нос. Прочие его избегали и так старательно, что даже Анне становилось неловко. Арвису… кажется, было все равно.

Остальные…

Худенький паренек, настолько светлый, что казался прозрачным, жался в тень. Он если и смотрел на Анну, то украдкой, издалека, будто опасаясь, что за эти взгляды его всенепременно накажут.

Игнат.

Деловито копался в земле крупный костлявый мальчишка.

Его движения были резковаты, а губы то и дело шевелились, будто Курц собирался с кем-то спорить, но тут же себя одергивал. И вновь забывался, оттопыривал губу, хмурился.

Шурочка был красив той хрупкой сахарной красотой, которая свойственна совсем юным детям. Он, забился под куст терна и замер, обняв горшок.

Сашка, державшийся рядом, с делом управлялся быстро, но как-то раздраженно, видом всем показывая, что иного ожидал от учебы. Оно и верно, у них сила и будущее, а их с цветочками возиться заставляют.

Илья вот подобрался поближе, в его руках появился ножик, который то и дело нырял в кучу земли, чтобы появиться вновь. Мелькал клинок, почти скрываясь в широком рукаве, чтобы появиться вновь. Илья поглядывал искоса, явно ожидая, что скажет Анна.

Она молчала.

Она разглядывала этих детей, привыкая к ним точно также, как они привыкали к ней. И возня в саду, от которой было больше мусора, чем пользы, была лишь предлогом.

Рыжий Янек шмыгнул носом, вытерев его рукавом.

— Деревня, — пробормотал Богдан сквозь зубы.

— А то, ваше сиятельство, — с мнимым подобострастием согнулся Илья, и клинок застыл в ладони. — Куда ж нам, убогим, до вас…

Богдан повернулся спиной. А на лице Ильи появилось выражение… такое вот выражение, заставившее Анну подумать, что, возможно, она несколько поспешила, посчитав этих детей безопасными.

Она поднялась.

Сняла перчатки.

И оперлась на трость.

— Перерыв, — существо, до того лежавшее рядом, притворяясь спящим, потянулось. — Думаю, вы не откажетесь от печенья с молоком?

Шурочка нахмурился.

Богдан с готовностью отставил горшок и несчастный саженец голубого плюща, корни которого сплелись плотным комом.

— Как скажете, прекрасная госпожа, — Илья изобразил поклон, мазнув ладонью по куче земли. — Мы будем бесконечно рады служить вам во всем…

…почему-то прозвучало до крайности двусмысленно.

Сколько ему?

Сколько им всем? И как вышло так, что эти, казалось бы, совершенно разные дети оказались под одной рукой? И хватит ли у Анны сил с ними справиться?

…или стоит позвать Глеба?

Заодно уж расписаться в собственной беспомощности, а с нею и непригодности к делу столь обыкновенному.

Она молча направилась к дому.

— Идиот, — донеслось в спину шипение. — Веди себя прилично.

— А не то что? Глебу пожалуюсь?

— Морду набью.

— А у тебя получится? — теперь Илья явно насмехался.

— Посмотрим…

— Не отставайте, — Анна сделала вид, что не слышит беседы. И вот как ей быть, если они и вправду сцепятся? Разнимать? Она не была уверена, что у нее выйдет. И вообще… кажется, эта идея с преподаванием была не самой лучшей.

— Идиот.

— Графин.

— Правильно говорить «граф».

— Это когда граф. А ты у нас не граф, ты графин…

Руки Анны коснулись чьи-то холодные пальцы. Шурочка? Он робко улыбнулся.

— Какое печенье любишь? — спросила Анна.

Он пожал плечами и взгляд отвел. А с другой стороны к ней подобрался Арвис, не спускавший с Шурочки ревнивого взгляда.

— Есть разное…

…Анна подготовилась, отправив заказ в кондитерскую.

— …сахарные звездочки, творожное и курабье. Малиновые слойки. Имбирные пряники… с лимонными корочками и…

— Видишь? — этот шепот был едва различим. — Недолго осталось…

Курц.

Смотрит в спину с прищуром, будто прицениваясь.

— …скоро расползется и все… еще пару месяцев или вот год, но это самое большее. Нашему года хватит.

— Для чего? — Миклош держится позади всех, он идет, слегка подталкивая вечно растерянного Игната.

— Чтобы женится. Думаешь, просто так сюда заглядывает? Ага… как же… голову задурит и женится. А потом, как помрет, станет наследником. Был один дом, а получит два. Главное, поспешить, чтоб никто другой не додумался…

— Тварь, — сказал Арвис и, скользнув Анне за спину, оттеснил Шурочку. Тот сопротивляться не стал, отпустил руку Анны, но все равно держался рядом. — Дурак. Говорит. Не знает.

— …зачем ему? — это уже Миклош. — У него и без того есть дом.

— Почему нет? Где один, там и два. Или три. Продаст. Деньги будут. Мотор ее видел? Он тоже стоит прилично. А денег мало не бывает. Никогда.

Анна вздохнула.

Как-то… иначе она представляла детей. Более… детскими?

Восторженными?

Наивная.

— Анна хорошая, — сказал Арвис, потершись щекой о руку. — Много говорят. Глупые. Не понимать…

…это было очень странное чаепитие.

Собственная кухня показалась Анне тесной, а столовая — чересчур пафосной для этих мальчишек. Был стол. И самовар.

Разномастные чашки.

Чай и сливки, которые, правда, тотчас закисли, и Шурочка смутился.

Ягодный компот.

Печенье в корзинках, исчезнувшее как-то слишком уж быстро. Мальчишки… Богдан сидел с прямой спиной, демонстрируя всем нарочито изысканные манеры, на которые, впрочем, остальным было плевать. Кажется, они даже не поняли, почему он так возится с обыкновенным чаем.

Шурочка опрокинул сахарницу и тотчас нырнул под стол, где был облизан нежитью, но, кажется, этот факт его расстроил куда меньше, чем рассыпанный сахар.

Курц деловито выбирал из корзины маковые завитки.

Он ел быстро, практически не пережевывая, и кажется, часть печенья исчезла в его карманах. Илья… ел все, и не только ел. Он запускал в корзинку обе руки, выгребал печенье, раскладывал добычу на салфетке и потом уж выбирал то, что съедалось, и то, что отправлялось в те же карманы. Игнат печенье разламывал на крошечные кусочки, и уже потом отправлял их в рот, всякий раз замирая. И губы его кривились, а выражение лица становилось таким, будто он вот-вот разрыдается.

— Кто-нибудь из вас раньше вообще… имел дело с растениями? — разговор не ладился.

А молчание становилось в тягость.

— Я, — Курц сунул в карман слоеный пирожок.

— С какими?

— Репа. Огурцы. Кабачки…

— И как?

Он пожал плечами и равнодушно сказал:

— Сдохли.

— Почему? — Анна пригубила чай, у которого появился легкий привкус затхлой воды. Компот, надо полагать, тоже прокис.

Как с ними Глеб справляется?

— Потому что я тварь, — сказал Курц с легким удивлением, будто недоумевая, как Анна не понимает очевидного.

— Это… несколько преувеличенно.

— Коза тоже сдохла. Я хотел, чтоб она сдохла. И куры. Кур не хотел, они сами… — Курц почесал плечо. — Дядька озлился крепко.

— Ага, и спустил с Курца шкуру… — сказал Илья. — Что? Можно подумать, я твоих шрамов не видел.

— А я твоих.

— У каждого свои, — Илья ничуть не смутился. — У меня куры не дохли, но… мамкины розы того… если что, я не про свою мамку, а про хозяйку. Завела садик для благости. И клиентам нравилось. Вроде и не совсем, чтоб бордель. Она и шлюшек розочками называла. Пришлось уходить… хотя я и так собирался. У мамки нашей клиент особый… и на меня нашелся бы, да… а я в розочки как-то не особо, чтобы…