Детская площадка - Джейн Шемилт

Походя, с легкой душой, словно имела право. Как ребенок, который без раздумий берет все, что хочет.

Они проходят мимо пустого загона. Ослики, должно быть, спрятались от холода в хлеву. Их новая металлическая кормушка тускло поблескивает под дождем. Ева лишилась своих сокровищ. На их месте теперь зияют раны, по сравнению с которыми ее роман с Мартином выглядит не тяжелее легкой ссадины. Ева, конечно, переживет, а вот Эш не выжил, и Соррель, возможно, грозит то же самое. От воспоминаний о милом, как нежный цветочек, личике девочки и ее доверительном шепоте у Грейс разрывается сердце. Ее решение помочь по сути не является решением – другого варианта просто нет.

Ева старается не отставать от Грейс и продолжает говорить:

– …никогда ему не доверяла. Эрик считал его хорошим парнем. Он любил детей, но почему-то сторонился меня. Я и помыслить не могла, что он способен на такое. Боже, как слепы мы были. Понятия не имели, даже не догадывались, а ведь он был чуть ли не членом нашей семьи. Почему мы не присмотрелись к нему лучше?

Но именно то, что лежит на поверхности и постоянно маячит перед глазами, труднее всего разглядеть. Игорь. Ева и Мартин. Перед внутренним взором Грейс мелькает темно-зеленая вода бассейна в Греции, тени на ее поверхности и играющие на мелководье дети.

Неподалеку от коттеджа Ева останавливается.

– Мы должны быть осторожны, у калитки дежурит сотрудница полиции. Обойдем сзади.

Растущие вдоль дорожки гортензии склоняют под дождем свои пышные бурые шапки. Ева и Грейс пробираются через них и приближаются к окружающим коттедж деревьям. Под соснами сразу становится темнее, опавшие иглы смягчают шаги. По лицу хлещут мокрые ветви, от них исходит сильный аромат. Путь преграждает проволочная изгородь. Грейс приподнимает протянутую у самой земли струну, пропускает под нее Еву, а потом проползает сама. Тесное пространство за задней дверью коттеджа похоже на ночной кошмар клаустрофоба. Здесь царит полумрак, который легко позволил бы незаметно втащить внутрь маленького ребенка. Подъемная рама матового окна справа от двери закрыта изнутри на шпингалет.

– У тебя есть кредитная карточка?

Ева шарит в карманах джинсов и достает потертый пластиковый читательский билет.

– Бог знает, сколько раз он пережил стирку.

Грейс берет билет, проталкивает в щель под рамой, отодвигает шпингалет и, насколько возможно, открывает окно. Места в обрез: можно протиснуть лишь голову и плечи. Грейс тянется вперед, цепляется за края стоящей внизу лохани, просовывает ноги и спрыгивает на пол. Дверной засов легко поддается – и вот дверь распахнута. Ева, не двигаясь с места, глядит на деревья. У нее уютный дом, множество вещей и сколько угодно еды, но ее осунувшееся лицо искажено страданием, таким знакомым по теленовостям о доведенных до отчаяния матерях, скорбящих о своих утратах на берегу океана, в лагерях беженцев или перед колючей проволокой у блокпостов. Грейс быстро увлекает ее внутрь.

– Сначала осмотрим спальню, – хрипло шепчет Ева. – Там нашли одежду Соррель.

В крохотной комнатке – лишь аккуратно застеленная кровать, пара клетчатых рубашек в шкафу и деревянный стул. В мусорной корзине и под кроватью пусто. Жилище выглядит необитаемым. Они возвращаются в коридор, там невыносимо жарко.

– Сто лет сюда не заходила. Когда мы с братом были маленькими, здесь жила наша няня, – грустно усмехается Ева. – Стоял жуткий холод. Чтобы мы не бедокурили в доме, до возвращения родителей она запирала нас у себя. Брат выбирался в окно, перелезал через ограду за лесом и убегал за железную дорогу в деревню к своим друзьям. А я не решалась. Не понимаю, почему мы об этом молчали. Няню сразу бы выгнали.

Дети много чего скрывают, даже самое важное. А дети Евы давно уж перестали говорить с ней по душам. Грейс смотрит на нее и видит одинокую девочку, которая, отчаянно нуждаясь в человеческом тепле, слишком быстро выскочила замуж, но так и не нашла понимания.

Кухня сверкает чистотой, чайник выдраили до блеска, даже пол, похоже, только-только вымыли. Ева открывает дверцы шкафа и видит идеальный ряд чашек и ровную стопку тарелок. Ручки кастрюль повернуты так, чтобы образовалась четкая линия.

– Какой аккуратизм. – Ева заглядывает под раковину, где емкости с моющими средствами расположились строго по ранжиру, а кухонные полотенца – по цветам. – Это ненормально.

– Просто он очень любит порядок, такие люди встречаются, – отвечает Грейс. Она и сама немножко такая. Наверное, ее детям нравится у Евы именно из-за разброда, хаоса и витающего повсюду духа свободы. Можно нарушать правила, делать то, о чем обычно даже и не помышляешь. Видимо, это привлекло и Мартина. Грейс продолжает оглядывать пустынную кухню, но Ева торопливо проходит мимо нее и направляется в ванную. Когда Грейс ее догоняет, она уже стоит, уставившись на сверкающую розовую ванну и такие же раковину и унитаз.

– Не знаю, чего я ожидала, – шепчет Ева. Возможно, она предполагала обнаружить тут заброшенный в угол детский башмачок или капли крови на блестящей кафельной плитке. Напротив ванной – гостиная, они идут туда. Шторы на окнах задернуты, но тусклый свет сочится сквозь тонкую ткань на коричневый ковер, на диван с пухлыми подушками, на маленький телевизор в углу. На стене громко стучат часы. На полке в небольшой нише – несколько книг, детский атлас мира, стопка потрепанных журналов «Ридерз Дайджест» и дешевое издание «Садоводства». Ева, опустившись на колени у камина, перебирает и тщательно осматривает каждое полено. Грейс охватывает ужас: неужели она ищет обугленные останки дочери?

– Может, лучше предоставить все это полиции? – спрашивает Грейс. – Вот-вот появится охранница. Надо уходить.

Помогая Еве встать, она замечает на каминной полке небольшую фотографию в рамке, на которой более молодой и стройный Игорь обнимает миниатюрную блондинку. Семейная пара снята на фоне трейлера в окружении трех маленьких девочек и собаки, лежащей у ног. Грейс подносит фото к окну, и оно чуть соскальзывает внутри рамки, обнажив белый край другой фотографии. Отодвинув скобку с обратной стороны, Грейс вынимает спрятанный снимок и сразу узнает беззубую улыбку белокурой девчушки, так похожей на дочерей Игоря. Ева трясущейся рукой забирает у нее фото. Наступает тишина, и в этот момент на дорожке снаружи раздаются громкие шаги. Кто-то идет к входной двери, достает ключ и вставляет его в замок.

Здесь ужасная вонь. Ее горло дерет от криков. Что-то затекает в глаза и в рот. Теплое, по вкусу похожее на суп.

Мама придет. И папа придет. Обязательно придут. Найдут ее, увезут отсюда, и все будет хорошо.

А пока можно представлять, будто Чарли держит ее за руку, а Ной