Перебирая старые блокноты - Леонард Гендлин

Корней Иванович был страшно недоволен, что цензура не пропустила в эфир автограф Р. Якобсона.

С нежностью и любовью относился Чуковский к замечательному грузинскому поэту Паоло Яшвили. Запись сделана по-русски 19 августа 1934 года в Москве:

Какое чудное соседство:Здесь Белый, Блок и Пастернак.Я рядом занимаю место,Как очарованный простак.Перевожу вам эти строкиНа несравненный русский лад —Поэт моей любимой дочки,А для меня — весь Ленинград.

22 июля 1937 года поэт и художник неоднократно подвергавшийся репрессиям покончил с собой.

Несколько стихотворных автографов оставил в Альманахе Самуил Яковлевич Маршак:

Пять лет, шесть месяцев, три дняТы прожил в мире без меня,А целых семь десятилетийМы вместе прожили на свете……………

Вижу: Чуковского мне не догнать.Пусть небеса нас рассудят!Было Чуковскому семьдесят пять,Скоро мне семьдесят будет.Глядь, от меня ускакал он опять,Снова готов к юбилею.Ежели стукнет мне тысяча пять,Тысяча десять — Корнею!

Спрашиваю К.И., где он позаимствовал сюжет сказки «Тараканище». Чуковский раскатисто засмеялся.

— Сами подумайте и скажите, кого вам напоминает этот могучий образ?

Смеясь, я сказал:

— Конечно, Сталина!

Чуковский весело кивнул головой.

28 августа 1967 года.

Целый день провел у Чуковского в Переделкино. У него были в гостях И. Л. Андроников, Л. О. Утесов, В. А. Каверин.

Вечером, перед моим отъездом Чуковский сказал:

— Дорогой Леонард!

За ваши добрые труды, связанные с моим творчеством, за вашу верную дружбу я хочу, чтобы у вас осталась обо мне приятная память, — с грустью в голосе сказал К.И. — Вот вам моя старая и очень редкая книжка «От Чехова до наших дней». Надпись я сделал в прошлую субботу.

«Август 1967. Дорогому Леонарду сердечный привет от молодого Чуковского».

И еще одну надпись сделал К. И. Чуковский в книге автографов:

«Древняя Чукоккала» от души приветствует свою талантливую праправнучку. К. Чуковский. Август. 1967. Переделкино».

К.И. проводил меня до станции Переделкино и долго смотрел вслед уходящему поезду.

Июль 1969 года.

В один из последних дней месяца позвонила Клара Лозовская, личный секретарь и последняя любовь Чуковского. Она попросила навестить Корнея Ивановича.

Чуковский долго находился в больнице, в конце мая вернулся домой и часто сиживал на своей любимой маленькой веранде.

— Заходите, мой дорогой! — услыхал я такой знакомый и неповторимый в своей прелести голос.

В тот день он говорил немного: врачи рекомендовали больше слушать.

— Как всегда, и в больнице занимался переводами. Уитмен всегда со мной, — сказал Чуковский. — Как справиться со всеми делами? Я перестал быть фабрикой. Издательство «Искусство», наконец, согласилось выпустить в свет полностью «Чукоккалу»[97]. Приближается юбилей Репина. Надо о нем написать. Готовлю новое издание «От двух до пяти». Из «Литературного Наследства» просили подготовить оригинальный материал о Блоке…

К.И. с правнучкой Мариной спустился в сад. Они стали играть в мяч. Партнерам было: ему 87, ей — около трех в половиной. Мы снова поднялись на второй этаж, на веранду.

На столике с закладками лежала книга Андрея и Татьяны Фесенко «Русский язык при Советах».

— Умная и цельная книга, — сказал К.И., он разрешил ее посмотреть. — Вот что надо издавать и переиздавать в первую очередь.

Потом устало:

— Пришло время отдыхать. Надо попрощаться. Да, чуть не забыл, — спохватившись проговорил К.И. — Я обещал вам, Леонард, написать воспоминания о вашем отце — Евгении Исааковиче Гендлине. Возьмите все три экземпляра с моими черновиками. В России это печатать не будут…

Дома я еще раз перечитал последнее обращение Маршака к Чуковскому:

Тебя терзали много лет.Сухой педолог-буквоедИ буквоед-некрасовед,Считавший, что наукаНе может быть без скуки.Кощеи эти и меняТерзали и тревожили,И все ж до нынешнего дняС тобой мы оба дожили.Могли погибнуть ты и я,Но, к счастью, есть на светеУ нас могучие друзья,Которым имя — дети!..

28 октября Чуковский умер от желтухи.

Он похоронен в Переделкино, рядом с женой Марией Борисовной. Недалеко могила его друга Бориса Пастернака. Пусть Земля Вам будет пухом, Ваше Величество Мастеровой Русской Литературы.

1942–1985.

Дорога длиной в девяносто лет (В. Б. Шкловский)

В старости большинство писателей меняют свои мысли, написанное в молодости они отвергают…

У В. Б. Шкловского я бывал в разных домах: в Лаврушенском переулке и на Аэропортовской улице.

О чем только не писал В. Б. Шкловский, которому 25 января 1983 года исполнилось девяносто лет. Он начал печататься почти 70 лет назад. Первая его работа появилась в 1914 году, называлась она «Воскрешение слова» и отличает ее далеко не ученический тон — в ней сквозь юношескую запальчивость уже просматриваются те художественные и теоретические принципы, которые станут основным в деятельности молодых филологов, объединившихся в группу ОПОЯЗ — Общество изучения поэтического языка.

Конечно, все это возникло не вдруг и не на ровном месте. Были годы учения и долгие споры, в которых определялись противники и единомышленники. Было общение с яркими мастерами слова — Блоком и Горьким, Маяковским и Хлебниковым, Чуковским и Зощенко, Тыняновым и Романом Якобсоном и многими другими, дарившими Шкловскому дружбу и расположение.

В. Ш. писал книги по теории языка, мемуары, исследования о выдающихся деятелях русской и зарубежной культуры, киносценарии и эссе. Он автор 180 книг и 3600 статей. По масштабам написанного, с ним из современных российских писателей может сравниться только А. М. Горький. Он также писал о «семимильных шагах революции» и «непоколебимом большевике Троцком», «о перековке заключенных на Беломор-канале» и Ломоносове, Пушкине и Достоевском, крепостном художнике Федотове и декабристах, о Маяковском и Борисе Пильняке, Льве Толстом и Эйзенштейне…

Вряд ли найдется тема, которой не касалось перо писателя. Но бывало и так: то, что раньше Шкловский хвалил, позже, во имя конъюктуры ругал, а то, что ругал, если менялась конъюктура, — безудержно хвалил.