Еврейский Белосток и его диаспора - Ребекка Кобрин

публичных музыкальных выступлений в белостокской филантропической культуре, чем благотворительные концерты оперной певицы Розы Раисы. По утверждению Bialystoker Stimme, ни одна женщина не сделала для Белостока больше, чем Раиса, «[которая] проявляла бесконечную любовь и преданность своему старому дому и своим соотечественникам»[657]. Роза Раиса родилась в Белостоке, музыкальное образование получила в Италии и иммигрировала в США незадолго до начала Первой мировой войны. Несмотря на то что она жила в Чикаго, большую часть времени она проводила в турах по Соединенным Штатам и Европе. В 1919 году, узнав о разрушениях в ее родном городе во время войны, Раиса отменила все прежние договоренности, чтобы дать большой благотворительный концерт в Нью-Йорке для сбора деньги на помощь Белостоку[658]. Этот поступок, по словам автора статьи в Bialystoker Stimme за 1926 год, обеспечил Раисе имя «любимой дочери Белостока»[659].

Концерт Раисы для Белостока, состоявшийся в знаменитом нью-йоркском театре «Ипподром» 20 мая 1920 года, стал первым крупным мероприятием, организованным Белостокским центром, и послужил началом кампании по сбору средств. На концерт, на котором Раиса продемонстрировала мастерство оперной певицы, а также неизменную приверженность своим корням в Восточной Европе, собралась невероятная аудитория вчетыре тысячи человек. Тщательно продуманная программа выступления включала избранные арии из нескольких опер, таких как «Тоска», а также традиционные песни на иврите и идиш, такие как «Эли, Эли»[660].

Раиса оправдала свою репутацию: ее впечатляющее выступление, как сообщалось в пресс-релизах Белостокского центра, собрало более 10 000 долларов. Что еще более важно, как отметили репортеры газет Bialystoker Stimme и Forverts, Раиса привлекла весьма впечатляющую аудиторию, в том числе дочь президента Вильсона[661], чье присутствие не только придавало большую легитимность делу белостокцев, но и помогло Центру продвигать эту идею, что их благотворительные мероприятия были крупными общественными событиями, престижными для каждого. Кто упустит «шанс увидеть таких людей, как дочь президента Вильсона?» – спрашивалось в рекламе концерта по сбору средств в 1924 году[662]. Недостаточно просто купить билет, чтобы продемонстрировать свою поддержку Белостоку: нужно было присутствовать на концерте, чтобы показать себя и встретиться с другими зрителями. Это стремление увидеть и быть увиденными на мероприятиях по сбору средств в Белостокском центре, хотя и не означало, что гости непременно стремятся помогать своим обедневшим собратьям, стало основной мотивацией участия эмигрантов в следующих акциях по сбору средств[663]. К 1926 году доходы от концертов и других общественных мероприятий, таких как балы-маскарады и театральные представления, составляли более трети годового бюджета Белостокского центра, который использовался для финансирования программ как в Соединенных Штатах, так и во всей белостокской диаспоре[664].

Выступление Раисы также предоставило белостокским евреям-эмигрантам в Соединенных Штатах еще один путь связать филантропию с выражением желаемой социальной идентичности. Раиса была не просто предана белостокской общине, она была успешной актрисой и богатой женщиной, обладавшей всеми признаками высшего класса. Статьи или рекламные объявления о ее выступлениях сопровождались ее портретами: с обнаженными плечами, драгоценностями, иллюстрируя ее нескромный американский гардероб, отражавший материальный успех[665]. Bialystoker Stimme с гордостью размещал публикации о Раисе, подчеркивая, что ее величайшим достижением было то, что при всем экономическом успехе она никогда не забывала о своем прошлом. В отличие от других еврейских артистов в Соединенных Штатах, Раиса «открыто и с гордостью [продолжала] демонстрировать свою приверженность… еврейскому народу и своим соотечественникам»[666].

Публичные выступления и общественное признание вскоре стали центральными элементами того, что белостокские эмигранты считали неотъемлемой частью благотворительности. В 1926 году в традиционном обращении с просьбой о выделении средств Белостокскому комитету помощи говорилось, что «страдания несчастных в Белостоке требуют нашей немедленной и искренней помощи… пожалейте своих соотечественников белостокцев на том берегу океана»[667]. Вероятно, полагая, что одной жалости будет недостаточно, Белостокский комитет помощи обещал, что «имена всех приславших пожертвования, будут обнародованы в прессе»[668]. Такая явная инверсия традиционной еврейской парадигмы анонимной благотворительности позволила белостокским эмигрантам публично продемонстрировать как свою преданность бывшему дому, так и степень своего финансового успеха.

Благотворительность, потребление и фандрайзинг в пользу Белостокского дома престарелых в Нью-Йорке

Благодаря успеху в сборе средств для Белостока, Белостокский центр расширил свои горизонты, чтобы удовлетворить потребности евреев, живущих в Нижнем Ист-Сайде. Применил стратегию публичного фандрайзинга, центр отточило ее, собирая средства для удовлетворения насущных местных потребностей – ухода за стареющим еврейским населением Нью-Йорка[669]. На ежегодном собрании в 1927 году исполнительный комитет Белостокского центра заявил о намерении построить дом для престарелых в помещениях самого центра. Это было крупное финансовое мероприятие, потребовавшее привлечения значительных средств, но Дэвид Зон, исполнительный директор Белостокского центра, был уверен, что «нет необходимости неоднократно обращаться к нашим соотечественникам из Белостока с просьбой помочь сохранить наш дом в Америке, поскольку все знают о большой необходимости такого учреждения»[670]. Играя на своем знании того, что избиратели желают продемонстрировать свой статус, Зон подчеркнул, что эта новая кампания по сбору денег для Белостокского центра продемонстрирует богатство и достижения его доноров даже больше, чем пожертвования, отправленные в Белосток. Поскольку все члены Белостокского центра «сделали так много, помогая нашим братьям и сестрам за границей в их время большой нужды, – утверждал Зон, – теперь надо откликнуться на нашу огромную нужду здесь и дать больше, чем позволяет ваш карман», чтобы все жители Нижнего Ист-Сайда смогли по достоинству оценить огромное богатство и щедрость белостокских евреев в Нью-Йорке. Потребности белостокского еврейства, хотя и оставались насущными, не могли конкурировать с желанием иммигрантов продемонстрировать свой финансовый успех непосредственно там, где они теперь жили и где могли бы насладиться престижем и опьяняющим чувством своих обширных возможностей, знакомым и их соотечественниками-филантропами за океаном. Таким образом, заключил Зон, «купите кирпич для Белостокского дома престарелых» и постройте столь необходимое учреждение для своего сообщества и отличную репутацию самим себе[671].

Призывая своих избирателей не только делать пожертвования, но и «покупать кирпичи», Зон играл на желании соотечественников продемонстрировать свое богатство, но, кроме того, что более важно, встраивал эти призывы в коммерческий дискурс. В течение следующих нескольких лет Зон продолжал использовать коммерческий дискурс, пытаясь связать филантропические усилия белостокцев с духом американского рынка, подчеркивая, что человек занимается благотворительностью, чтобы показать: он может позволить себе раздавать деньги. Демонстрация финансового успеха стала идеалом, который играл центральную роль в призывах к американским белостокцам собирать средства на благотворительность в конце 1920-х – начале 1930-х годов. Мантра «покупайте кирпичи» появилась в рекламных объявлениях в целом ряде номеров