Сорок третий - Иван Науменко

Восстанавливать дорогу немцы как будто не собираются. Смирились. Что-то это да значит...

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

I

К началу лета сорок третьего года на приднепровско-припятском Полесье и в прилегающих к нему районах произошло почти полное территориальное размежевание партизанских и оккупационных сил. Оккупационная власть с помощью вооруженных гарнизонов сохраняет относительную стабильность в городах, местечках, крупных поселках, которые прилегают к железной дороге и к важным в военном отношении дорогам. Вся остальная, преимущественно сельская, местность контролируется партизанами.

Есть переходная или, если можно так сказать, нейтральная зона, где назначенная немцами власть формально выполняет свою роль. Ночью в деревнях этой полосы хозяйничают партизаны, днем иной раз заглядывают немцы.

Размежевание двух лагерей, как бы оформленное территориально, засвидетельствовало тот факт, что оккупационная администрация с ее жандармерией, полицией, так же как и охранные воинские части, размещенные на железных и шоссейных дорогах, не могут больше справиться с бурливой, вышедшей из берегов рекой партизанского движения. Это обстоятельство вынуждает оккупантов перейти к обороне.

Оккупация, с точки зрения немца-администратора, становится призраком, теряет политическое и экономическое значение. Захваченная партизанами местность не платит податей, не дает Германской империи хлеба, молока, мяса. Завоевывая эту землю, немецкий солдат полил ее своей кровью в сорок первом году. Теперь он вынужден снова вести войну, если хочет получить тонну картошки, реквизировать в деревне стадо коров или свиней.

Оккупация тут, в Белоруссии, все больше выливается в отчаянную попытку сохранить хотя бы какой-нибудь порядок на железных и других дорогах, имеющих стратегическое значение, связывающих Германию с фронтом.

С точки зрения руководителей партизанского движения, их положение тоже сложное. Оно определяется, с одной стороны, победой над оккупационным режимом, а с другой - драматизмом и даже трагичностью дальнейших путей борьбы с врагом, который не считается ни с какими международными законами по отношению к мирному населению. Уничтожают народ - только так можно назвать поведение фашистов.

Наступает новый этап партизанского движения. Сущность его не только в том, что движение становится массовым, что к нему присоединяются новые тысячи сельских и городских жителей, но и в том еще, что создаются своеобразные, в политическом и экономическом отношениях автономные партизанские районы, которые, однако, в случае вмешательства воинских частей гитлеровцев очищенную от оккупантов территорию удержать не в силах.

Мирно сосуществовать с оккупационным режимом партизаны не могут. Партизанское движение и возникло как патриотический, социальный протест народа, который нашел выход в вооруженной борьбе с врагом. Масштабы этой борьбы еще больше расширятся, выльются в самые разнообразные формы сопротивления, партизанская же стратегия останется неизменной. Всячески вредя оккупантам, срывая их мероприятия, помогая фронту нападениями на железные и другие дороги, уничтожая вражескую живую силу, технику, партизаны, однако, не в состоянии вести позиционную войну, защищать от врага мирных жителей, их имущество, занятые ими деревни, сельсоветы, если останутся один на один с регулярным войском. Тут начинается противоречие. Но война сама по себе является величайшим противоречием...

II

Штаб соединения вместе со штабом Горбылевской бригады перебрался из Литвинова в большое лесное село Лужинец. Расчет Бондаря был прост: поблизости действуют отряды Гомельского соединения, а им, полешукам, теперь, как никогда, нужна помощь соседей. Тем более что соседи - сильнее. Многие из их руководителей, областных и районных, находились в лесу с первых дней войны. Да и за Птичью гомельские отряды фактически оставались только месяц, вернулись в свои районы еще зимой.

Лужинец - село видное. Прямая улица тянется версты на две. Мало осталось такого леса, как в этом удаленном от железной дороги, от реки уголке. Суходольные боры чередуются с темными грабняками, дубравами.

Штаб обосновался в школе. Бондаря не покидает тревога. Работу штаб развернул: из всех отрядов, бригад регулярно поступают сведения.

Рост гарнизонов в городах, местечках, на железнодорожных станциях имеется, но мал. Ставку на местную силу немцы не делают. Прибытия новых воинских частей не замечено. Может, затишье перед бурей?..

К начальнику штаба пришел Мазуренка. Широкий его рот с редко посаженными зубами цветет в улыбке.

- Радистку новую присылают, - сообщил он. - Поеду в Поречье встречать.

Бондарь чувствует, что Мазуренка пришел не затем, чтобы сказать это.

- Что еще, пане капитан?

Мазуренка вскакивает, берет под козырек:

- Товарищ Бондарь, принята телеграмма из партизанского штаба. Вам присвоено воинское звание полковника. Поздравляю вас, товарищ полковник!

Радости в первую минуту Бондарь не почувствовал. О том, что Лавринович представил его к этому званию, знал. Верил и не верил, что звание будет присвоено. Теперь сомнения идут в другом направлении.

- Больше никому не присвоили?

- Только тебе.

Так вот, значит, теперь он шишка. Капитан-окруженец стал полковником. Если б и в армии был, то вряд ли получил бы больший чин. Перед братом генералом, если тот жив, не стыдно. А вот тут, среди партизан, положение щекотливое. Как примут весть о том, что его повысили в чине, другие начальники? Свои, горбылевские, обрадуются. Большаков, Хмелевский, Гервась. А Вакуленка? Надуется, как индюк, но быстро отойдет. Хуже с другими. С Михновцом, Деругой, Млышевским, Лежнавцом. Начальником штаба и то не хотели признавать.

Бондарь перевел разговор на другое. Как он, Мазуренка, главный разведчик, оценивает положение?

- Немцы готовят удар на фронте.

- Я о наших делах.

Вместо ответа Мазуренка вытащил из планшета и положил перед Бондарем несколько написанных от руки, но печатными буквами листков. Немецкие фронтовые сводки. Продолжаются местные бои в Донбассе, под Новороссийском, на Таманском полуострове. Но больше похваляются успехами по борьбе с партизанами. Мол, окружены, уничтожены целые армии. Места, однако, точно не называются. Сказано только - тыл Центрального фронта.

Бондарь поднял глаза от бумаг:

- Где взял?

- Твои племянники присылают. Из Батькович. Пока газета придет, так немцы для своих солдат это вывешивают.

- Вот что, Мазуренка. Богом прошу. Составь реляцию своему начальству, а я сделаю для партизанского штаба. Стукнем в два адреса. Пускай ответят, что фашисты замышляют. Им же с их вышки видней. Мы тоже - тыл Центрального фронта.