Экспедитор - Игорь Негатин

   – Он был вашим другом?

   – Скорее вынужденным союзником, который стал добрым товарищем.

   – Понимаю.

   – На прошлой встрече я задал один вопрос, но вы не ответили…

   – Зачем я влез в это дело? – уточнил он.

   – Да.

   – Десять лет назад я допустил ошибку, которая стоила жизни моим друзьям.

   – Какую же? – поинтересовался я.

   – Упустил женщину.

   – Виолетту Уэйк?

   – Да.

   – Кто она?

   – Враг Российской империи, – коротко ответил он. – Вам этого достаточно?

   – Значит, я не ошибся, предположив шпионские игры?

   – Почти, – несколько туманно ответил он.

   – Хм…

   – Видите ли, Сергей Владимирович… – протянул дипломат. – Я редко ошибаюсь в людях.

   – Я удивлен.

   – Чем же?

   – Тем, что вы мне это рассказываете. Эдакий… – Я не нашелся с точным определением и поморщился. – Эдакий акт доверия.

   – Это вы зря, – усмехнулся Курдогло и шевельнул пальцами, словно хотел отмахнуться, но передумал. – Доверять можно лишь избранным, а верить… Верить нельзя никому.

   – Сурово.

   – Служба у меня такая. Для недоверчивых.

   – Скажите, Сергей Васильевич, к чему этот разговор?

   – Да я и сам думаю, – пожал он плечами и усмехнулся, – с чего бы мне с вами беседовать, Сергей Владимирович? С простым каторжником. Сдать бы вас альгвасилу местному… Сами знаете – у них без церемоний. Проведут опознание, а потом накинут вам, господин Шатров, пеньковый галстук на шею – да и дело с концом.

   – Меня уже пытались повесить, – сухо заметил я. – Еще в Базалет-де-Энарьо. Если быть точным, тогда вешали двоих. Меня и одного юношу, который имел несчастье оказаться в дурном месте и в дурное время. Его казнили, а меня помиловали.

   – Изрядно… Знаете, Сергей, в другое время я сказал бы, что вы из офицеров.

   – Вы мне льстите.

   – Ни в коем случае. Выправки, которой щеголяют наши гвардиозусы, у вас нет.

   – Что же вы такое заметили, что причисляете меня к этим почтенным господам?

   – Не знаю, но что-то непонятное, а меня всегда привлекали подобные вам люди.

   – Коллекцию изволите собирать?

   – Можно сказать и так. Пытаюсь понять род человеческий. Разумеется, в силу скромных способностей и талантов.

   – Поэтому и с Новиковым дружбу водите?

   – Между прочим, Новиков хоть из простых, но человек благородный и честный. Звезд с неба не хватает, но служит со всем усердием, а на таких служаках вся армия держится! Ко всему прочему, он образован, а «березовых» офицеров нам всегда не хватало. Сын простого сельского врача, а Петербургский университет закончил с отличием. Талантливый геолог. Разве этого мало? Я позабочусь – после экспедиции он получит офицерский чин.

   Наш разговор затянулся до позднего вечера. Иногда среди нагромождения пустых фраз проскальзывали осторожные вопросы и вопросики, с помощью которых изобличают лжецов. Не удивлюсь, если за стеной сидит стенографист, который прилежно записывает беседу для последующего анализа. Моим далеким прошлым Сергей Васильевич не интересовался, а на все прочие вопросы я отвечал довольно честно.

   Меня не просто прощупывали – меня допрашивали.

   42

   Казалось, что этим беседам не будет конца. Курдогло навещал меня каждый день, и разговоры стали некой традицией. Общение, надо заметить, не было обременительным, хоть и требовало постоянного напряжения. Меня уже не допрашивали, а потрошили! Потрошили, но осторожно, словно боялись потревожить обнаженный нерв. К слову – никогда не касались прошлого. Удивительно, но это факт. Согласитесь, что при таком напоре раскусить человека – это вопрос времени. Как бы вы себя ни контролировали, все равно ошибетесь в какой-нибудь никчемной мелочи.

   Спрашивали о работе на Федерико Линареса, моем первом побеге и прочих каторжных похождениях. Поначалу я удивлялся: Курдогло мог поручить допрос подчиненным, но занимался мною сам. Не слишком ли много чести для каторжанина? К тому же он не только задавал вопросы, но и отвечал. Я интересовался прошедшей войной, европейской политикой и жизнью в России – словом, пытался не выходить из образа русского, выросшего в глуши, вдали от родины.

   Вместе с тем судьба Эрнесты Вильяр заботила меня ничуть не меньше собственной. Об этом я и сообщил консулу. Он слегка удивился, но обещал навести справки. Не окажись я здесь, рискнул бы проникнуть в монастырь сам, хоть и понимал, что этот поступок был бы чертовски глуп. Однако после всех приключений на такие вещи смотришь иначе. Привык, что вокруг меня происходит непонятная чертовщина. Хотя… Почему непонятная? Пусть и повторюсь, но скажу – в чужом мире выжить трудно. Особенно если ты беглый каторжник. Ты вынужден искать союзников, а они преследуют собственные цели, которые далеки от твоих планов и пожеланий.

   Потом… Не знаю, что именно произошло, но про меня словно забыли. На целую неделю. Приносили еду и табак, в разговоры не вступали, а на вопросы молча пожимали плечами. Пару раз хотел выйти на улицу, но путь преграждал один из охранников и вежливо советовал вернуться обратно. Странный арест, не правда ли?

   Дни летели незаметно. Усталость взяла свое, и я отсыпался. Истреблял табак, мучился от тропической жары, пил кофе и ломал голову над бумагами убитого Мартина. Загадок в этих документах было не так уж и много. Карта предельно ясна, а заметки, сделанные на отдельном листе, просто образец топографического отчета. Для данной эпохи, разумеется.

   Федерико Линарес был определенно неглуп, если понял связь между статуями быков и тем, что считал древним алтарем. Только объяснение, выраженное в схематическом рисунке, выглядело не лучшим образом. Ему, разумеется, было понятно, а вот остальным, идущим по его следам, это представлялось нешуточной проблемой.

   Распятие… Это подсказка Мартина. При чем здесь распятие? Неужели, чтобы открыть эти Врата, я должен кого-нибудь распять? Или же… Я даже усмехнулся своим мыслям. Или же должны распять меня? Это больше похоже на правду, но вдохновляет куда меньше.

   Я покачал головой и потянулся за табаком и трубкой. Закурил, убрал бумаги в карман жилета и подошел к окну, которое выходило на портовую набережную. Там кипела жизнь. Гавань была забита судами с незнакомыми флагами, а над пристанью висел разноголосый и разноязычный гул, который сливался в глас города. Как там говорил Курдогло, характер?

   Консул появился через пять дней. Вошел с таким видом, словно мы расстались несколько часов назад. Кивнул, покосился на горячий кофейник, довольно хмыкнул и налил себе кофе.

   – У меня к вам предложение, господин Шатров, – сделав несколько глотков, сказал он.

   – Не обижайтесь, Сергей Васильевич, но вы уже четвертый, кто предлагает сотрудничать. Не хочу вас огорчать, сударь, но все эти люди мертвы. Причем умерли без моей помощи, так что поневоле начнешь верить в некий дьявольский промысел.

   – Я несуеверен. Вы готовы меня выслушать?

   – С удовольствием.

   – Что-то мне подсказывает, – неторопливо, слегка растягивая слова, произнес он, – что вы, Сергей Владимирович, прекрасно знаете, где находится город, найденный Федерико Гарсия Линаресом.

   – Если я признаюсь, то появится повод усомниться и во всех остальных фактах, которые вам рассказывал.

   – Нет, не появится, – качнул он головой. – Мы их проверили. Не все, но изрядную часть. Особенно что касается вашей каторжной эпопеи. Вы мне не лгали. Вашу жизнь в Базалет-де-Энарьо проверить не могу, но не думаю, что сильно покривили душой. Что касается далекого прошлого, то… Оно меня не интересует. Пока что не интересует.

   – Вы ведете странную игру, Сергей Васильевич.

   – Что же вас не устраивает? – искренне удивился он и обвел глазами мое жилище. Мол, что же тебе надобно, царская твоя морда?

   – Например, вы держите меня под охраной, но не забрали моего оружия, – кивнул я на стул, на спинке которого висел пояс с револьверной кобурой.

   – Исключительно для вашей собственной безопасности.

   – Ваши люди не обыскивали моих вещей.

   – Разве у вас есть нечто такое, что может меня заинтересовать? – парировал Курдогло.

   – Нет, но все равно странно.

   – Господин Шатров… – Он даже вздохнул. – Уже говорил, что вы мне интересны. Ломать вас, как пытался сделать Альварес Гарса, считаю лишней тратой времени и сил. Посмотрим…

   – Вы все-таки считаете меня чьим-то агентом?

   – Согласитесь, что доказательств, которые могли бы это опровергнуть, у вас нет.

   – Увы. – Мне оставалось лишь развести руками.

   – Поэтому вы не можете обижаться на некоторые ограничения вашей свободы.