Королева четырёх частей света - Александра Лапьер

чтобы он женился на Марианне, но в конце концов он вроде бы согласился не без удовольствия. Венчали их под ответственность губернатора в маленькой церкви Сантьяго-де-Мирафлорес — одного из северных портов, между которыми они так долго скитались. Церемония получилась как нельзя более волнующей.

Теперь Альваро утверждал, что даже такой скот, как Лопе де Вега, был тронут юностью, кротостью и обожанием младшей Баррето. Короче, что он полюбил Марианну, насколько был способен любить.

Вот сколько совершенно непредвиденных чувств!

Картину омрачал только тот единственный человек, от которого она не ожидала никакого подвоха — её альтер эго, Лоренсо. Ему удалось рассориться со всеми отцами, мужьями и братьями. Ещё бы! С самого отплытия — того, первого, из Кальяо, — он только и делал, что щупал колонисток.

В Лиме его любовницам счёту не было. Но здесь, на борту, это было уже слишком. Прямо чума! По собственным его словам, он за три месяца жизни на борту соблазнил уже восемь замужних женщин и ещё сколько-то девиц.

И ещё хвастался этим, злодей!

Думая про бесчинства брата, Исабель не могла сдержать улыбки. Тёплый ветер Южного моря хлестал ей в лицо и перебивал дыхание. Она ощущала ладонями, как пошатывается поручень...

С этим чувством она ненадолго потеряла ход мысли. О чём речь?

О брате...

Лоренсо занимался своими шашнями безоглядно — молодой дурачок.

Впрочем, не такой уж и молодой. На десять месяцев младше её. Теперь ему без малого двадцать семь лет.

Ах, Лоренсо... — вздохнула она. Неисправим! Никакого сладу! Сорвиголова! А как его упрекнуть в том, что он такой красивый, такой весёлый, такой жизнелюб? Собственно, в Лоренсо только это и было: страстная любовь к жизни во всех её проявлениях. К риску, к женщинам, к любви...

От одного его присутствия любовь становилась заразной болезнью, повальным поветрием. Только о ней на борту и говорили. Любовь... Сестричка Марианна — страстно влюблена в своего адмирала-разбойника. Чтица донья Эльвира — без ума от лейтенанта Буитраго. Надо их поженить как можно скорее, пока не случилось непоправимое... Даже рабыня Панча, которую мужчины считали уродиной. Даже Инес, благоразумнейшая Инес, молочная сестра Исабель, индианка, горничная и поверенная, знавшая все секреты её души и тела, — даже она втюрилась то ли в солдата, то ли в одного из матросов, нанятых Киросом...

Решительно — эпидемия! Старый падре Серпа справил не только свадьбу Марианны в Сантьяго-де-Мирафлорес. На борту «Сан-Херонимо» он совершил ещё полтора десятка венчаний. Полтора десятка пар поклялись друг другу в верности под сенью распахнутого хитона Божьей Матери Мореплавателей — заступницы экспедиции, которую все пятнадцать раз сама аделантада выносила из часовни и крепко привязывала к грот-мачте. Замечательное предзнаменование! Все дети, зачатые в плаванье, заселят Соломоновы острова. Предвестие мира и процветания...

Впервые с тех пор, как потеряла своих детей, Исабель без ужаса думала о чужих. Она признала их. Наконец-то могла слушать, как они смеются, смотреть, как играют на палубе, — и не страдать.

Кто знает, а вдруг в своём островном царстве она сможет снова зачать и родить дитя?

Божья Матерь должна быть так довольна её затеей...

Когда Альваро приведёт души всех индейцев к свету Христову, обратит их в разум Истины — может быть, Богородица смилуется и позволит им иметь наследника.

А пока, в ожидании этого счастья, Мадонна не разлучила её с братьями и с сестрёнкой... Пресвятая, Всемилостивая дала ей эту огромную радость: они были с ней — милая Марианна, Диего, Луис, ну и сумасброд Лоренсо... Её детки, её малыши...

Ничего Исабель не любила так, как их собрания по вечерам: все четверо приходили к ней, в её укромную каюту. Она наслаждалась их болтовнёй, рассказами об их дневных делах, признаниями в симпатиях, их спорами и надеждами.

Братья, как и она, любили море. Младший, Диего, уже знал мореходное искусство и, по словам Альваро, обещал стать превосходным моряком.

Не хватало только Петронильи...

Чудной Петронильи, всегда такой скромной, такой самоотверженной! С таким смирением несла она свой супружеский крест!

Исабель не могла думать о Петронилье без грусти и тоски. Она всё, всё сделала, чтобы вырвать её у мужа — Педро Бустаманте, который плохо с ней обращался. Она даже предложила другим Бустаманте войти в компанию с Баррето. И вот что вышло: теперь у неё во флотилии было три Бустаманте, а Петронильи не было.

Её супругу предложили офицерский чин на «капитане», богатство, почести — всё, что угодно. Его обещали назначить алькальдом Южных островов — такова была цена, чтобы взять с собой Петронилью.

Всё напрасно. Бустаманте был в душе домосед.

Уж сколько мечтала Исабель, как спасти старшую, самую любимую сестру, как избавить её от несчастья, как показать Эльдорадо, как поделить с ней грядущую честь и богатство!

А впрочем...

Зная Петронилью, можно было понять: ей бы не понравилась ни роскошь, которой окружала себя аделантада, ни светские чтения доньи Эльвиры, ни даже музыка, которую играли в каюте. А уж тем более слова песен, которые распевали матросы на палубе.

Ну почему, чёрт побери, Петронилья всегда была такая суровая?

Исабель привела её на борт, чтобы ослепить и убедить, но сразу увидела, какое впечатление произвёл на Петронилью роскошный резной альков, в котором она должна была спать. Заметила, как смотрела Петронилья на маленький помост, крытый ковром, где гостьи — офицерские жёны — должны были в продолжение плаванья пить с ней какао и болтать. А что же плохого в том, чтоб развалиться в подушках, как делают все знатные дамы в своих дворцовых покоях? Так было принято в Перу. И в Испании. А скоро будет и на островах — да, да! Это обычай мавританский — стало быть, нечестивый, возражала Петронилья. Она никогда не сидела ни по-турецки на ковре, ни на корточках, как неверные.

Ну и что? Всё равно ей не хватало Петронильи, при всей её набожности, при всей угрюмости!