Повелители Небес - Энгус Уэллс

Я сказал:

— Нет.

Он пожал плечами и, помахав мне на прощание, вышел из комнаты.

Когда дверь за ним закрылась, Урт спросил:

— Вам что-нибудь надо?

Я ответил:

— Да, если ты не против, я бы хотел побеседовать с тобой.

Лицо Урта приняло угодливое выражение:

— Я в вашем распоряжении, я ваш слуга.

— Ты — мой друг, — ответил я. — По крайней мере, надеюсь, что мой друг.

— Да, конечно. — Выражение его лица изменилось, я уже успел хорошо изучить его и понял, что в его глазах вижу извинение. — Простите меня, Давиот. Иногда…

Его худые плечи поднялись и опустились вновь, и я рискнул закончить за Урта недосказанную им фразу:

— …иногда поведение Истинных оскорбительно. Я приношу извинения от имени Клетона, — сказал я.

Слова мои вызвали у слуги кроткую улыбку.

— Почему вы должны извиняться за другого?

Я пожал плечами:

— Просто мне так спокойнее.

— Вы на редкость добры, — проговорил Урт. — Клетон ведет себя со мной как все. Ходят слухи, что меня отправят отсюда, — добавил он и поднял руку, предвосхищая мой молчаливый протест. — Спорить бессмысленно, прошу вас понять это. Если вы станете возмущаться, то только ухудшите свое положение, а мне все равно ничем помочь не сможете.

Это была новая рана, не такая болезненная, как та, которую нанес мне отъезд Рвиан, но все же рана.

— Куда? — спросил я.

Урт пожал плечами.

— Вероятно, в один из Пограничных Городов, — сказал он.

Я занес руку так, точно собирался разбить об пол свою кружку. В голосе его была такая уверенность, что я не сомневался, в каких источниках Урт черпал свою информацию: он ведь общался со слугами наших учителей, надзирателя, директора, с такими же, как и другие их соплеменники, безгласными рабами, постоянно присутствующими в человеческом обществе. Неужели я был единственным из Истинных, кто различал их лица, отдавал должное тому, что и у них есть права, чувства, эмоции? Раздражение мое, сопровождаемое вспышкой бессильного гнева, только возрастало.

Урт произнес мягким голосом:

— Если вы разобьете эту кружку, то мне заново придется мыть пол.

Я опустил руку:

— Это нечестно.

— Нечестно? — Он улыбнулся, и губы его скривились в горькой усмешке. — Я ведь Измененный, Давиот.

— Я скажу им, что принудил тебя, — заявил я. — Скажу, что не оставил тебе выбора, и тебе пришлось передавать мои послания Рвиан.

Я знал, а точнее чувствовал, что просто хватаюсь как утопающий за соломинку. И Урт подтвердил это тем, что покачал головой.

— Может быть, мы еще встретимся, — сказал я, все еще цепляясь за надежду.

— Может быть, — согласился он. — Я надеюсь на это.

Совсем стемнело, стук молотков и звук жужжащих пил стихли. В наступившей тишине послышался крик из одного из дворов за пределами школы.

— Если вам не нужно ничего больше, то я, пожалуй, пойду.

Урт поднялся. Я покачал головой. Мне хотелось еще многое сказать ему, но слов не находилось. Внутри меня была лишь горечь, приправленная огненным соусом злости. Так вот что такое быть Мнемоником? Это означает не иметь права любить женщину, знать дружбу мужчины? Я знал, что вступаю на одинокий путь, но слышать рассказы об этом — одно, а испытать все на своей собственной шкуре — другое. Я видел, как Урт вымыл свою кружку и поставил ее около бочонка.

— Скоро суд вынесет свое решение, — сказал Урт. — Прошу вас прислушаться к моему совету, когда они призовут вас.

— Да. — Я не знал, что еще сказать. Я встал и пожал руку слуге так, словно он был обычным человеком. — Пусть будет с тобой Господь, Урт.

Его рукопожатие было сильным.

— Не думаю, что Господу много дела до нас, Измененных, Давиот, но тем не менее спасибо.

Он разжал руку и вышел из комнаты.

Клетон вернулся, но я осознал это только тогда, когда кто-то нетерпеливо забарабанил в дверь. Я оторвал свою голову от подушки и по свету понял, что еще едва рассвело. Потом я вдруг понял, что тот, кто находится по ту сторону двери, стучит по ней не рукой, а каким-то деревянным предметом, по звуку похожим на жезл. Я выскочил как был голым и помчался к двери. Походя успокоив зашевелившегося было Клетона, жестом показал ему, что открою сам.

Передо мной оказалось лишенное выражения мертвенно-бледное лицо Ардиона. Душа опустилась у меня в пятки. Я уже видел себя исключенным. Я ошибся.

— Приветствую вас, начальник.

Он кивнул и без всяких предисловий сказал:

— Одевайся, директор хочет видеть тебя.

Я сказал «да» и отступил в сторону, думая, что он войдет в комнату, может быть для того, чтобы проследить, дабы я не сбежал через окно. Вместо этого надзиратель покачал головой и нетерпеливо взмахнул своим кадуцеем, как бы говоря мне, чтобы я поторапливался.

Клетон сел на постели, и я увидел искренний испуг в его глазах.

— Что, решение принято? — спросил он.

Я сказал, изображая на своем лице бравую улыбку:

— Ардион со своей колотушкой стоит и ждет меня там.

Я ушел в альков, чтобы умыться и справить малую нужду. Я думал, был ли звук, который я слышал, звуком ударов палки надзирателя по бедру, или это так стучало мое сердце. Я натянул одежду, не понимая, почему так нервничаю. Я был уверен, что Урт сказал мне правду и я останусь в школе, я даже и подумать тогда не мог, насколько все это важно для меня.

Клетон сказал:

— Бог не допустит несправедливости.

Я кивнул, наскоро заправляя рубаху в штаны, и, проведя пальцами по волосам, через комнату почти бегом направился к двери.

Ардион вовсе не выражал никакого нетерпения. Я попытался по лицу надзирателя определить, принято ли решение относительно моей судьбы, но это было совершенно невозможно. Он покивал головой, одобряя то, как быстро я собрался, и двинулся по коридору, а я поспешно заковылял вслед за ним. Я не смел и рта раскрыть. Хотя даже если бы я и осмелился сделать это, весьма сомнительно, что он ответил бы мне. Ардион подходил к отправлению своих обязанностей со всей возможной серьезностью, объяснения со мной в его обязанности не входили.

Мы спустились по лестнице и вышли во двор. С кухни доносились запахи готовящегося завтрака. Мой сводимый страхом желудок живо отозвался на это. Небо окрасилось аквамарином, солнце еще не поднялось над нашими стенами. Утренний бриз дышал прохладой. Облизнув губы, я последовал за надзирателем в то здание, где находились покои директора.

Мы остановились у хорошо известной мне двери, и Ардион воспользовался своим жезлом, чтобы постучать. Из-за двери раздался приглушенный деревом голос, надзиратель, открывая мне доступ в помещение, сделал знак, чтобы я входил. Я вошел и скоро услышал, как за спиной у меня захлопнулась дверь. Я остался один на один с Дециусом.