Повелители Небес - Энгус Уэллс

— И никто ничего не заподозрил? — пробормотал он. — Тебе кто-то помогал.

Я не знал, следует ли принимать его высказывание за вопрос или за констатацию факта, и поэтому не ответил. Я был готов принять любое наказание, которое сочтет достаточным администрация школы, но предавать друзей мне бы и в голову не пришло.

— Он парень изобретательный, — сказал Бэл, и я не знал, следует ли понимать его слова как одобрение или совсем наоборот.

Дециус кивнул, и светившее ему в затылок солнце зайчиком отразилось от его лысины. Лучик света угодил мне прямо в лицо, поэтому я не смог разглядеть выражение глаз директора, который сказал:

— Х-м-м, — и на какое-то время замолчал.

Я ждал, чувствуя, как ноет моя раненая нога.

Дециус наконец спросил:

— Чем, по твоему мнению, должно было все кончиться? Ты знал, что тебе придется в конце концов прекратить свои отношения с этой девушкой?

Я ответил:

— Нет. Я люблю ее.

Уже только по тому, как раздулись ноздри у Ардиона, я мог бы понять, что нарываюсь на тяжелое наказание, возможно, даже на исключение. Я смягчил тон и добавил:

— Я не думал ни о чем, кроме того, что я люблю ее.

— Но ты знал, — Дециус сделал паузу, чтобы дать деликатное определение нашим отношениям, а затем продолжил: — что подобная дружба не поощряется нами.

— Но и не запрещается, — осмелился возразить я.

Одновременно с осознанием того, что меня, возможно, скоро выкинут из школы, в голову мне пришла и другая мысль: тогда мне придется отправиться обратно в Вайтфиш, который территориально ближе к островам Стражей. Там, в деревне, я мог бы достать лодку и, подняв парус, доплыть до островов. Конечно, это будет означать, что мне придется выбросить псу под хвост результаты моих трудов за последние несколько лет. Кроме того, сохранившееся во мне благоразумие подсказывало, что не так-то легко будет попасть к Стражам, и потом, Рвиан могут не разрешить или она сама может не захотеть уехать. Этого я как-то не принимал в расчет.

— Не запрещено, — сказал Дециус. — Но в любом случае не поощряется — для блага обеих сторон. Тебе разве не приходило в голову, что и у нее, как, впрочем, и у тебя, есть обязанности, и ваша… любовь… противоречит их исполнению?

Почему такое простое слово как «любовь» ему столь трудно произнести?.. Мне, юному существу, удрученному своей потерей, не пришло и в голову, что он не знал никакой другой любви, как только любовь к своей школе, и для него казалось очень сложным, почти невозможным представить себе, чтобы у человека могла быть еще какая-нибудь страсть.

Я сказал:

— Да, но я надеялся…

Дециус жестом приказал мне продолжать. Я прищурился на солнечный свет, пожал плечами и произнес откровенно:

— Я не строил далеко идущих планов, господин. Я надеялся, что, может быть, случится так, что оба мы останемся в Дюрбрехте… или получим назначение в один и тот же замок… или…

Я покачал головой и снова пожал плечами.

Он ответил:

— Твоя Рвиан уехала к Стражам, где не разрешается жить постоянно никому, кроме волшебников. Даже если ты каким-либо образом доберешься туда, все равно остаться тебе не позволят. Следовательно, ваш роман все равно обречен.

Мне казалось, что он едва ли не читает мои мысли, поразило, что ему так много известно. Наверное, в школе провели тщательное расследование по моему делу, а потому знали много подробностей. Я низко опустил голову и пробормотал что-то насчет того, что это не так.

Однако Дециус сразил меня прямым вопросом:

— Желаешь перечеркнуть эти годы? Хочешь оставить нас?

У нас в Вайтфише говорят, что у рыбы всегда есть выбор между сетью и крюком. Сейчас я понимал это как нельзя лучше. Я знал, что если скажу «да», то получу возможность отправиться на поиски Рвиан. И тогда… А что тогда? Кто мне скажет, на каком из островов она находится? Даже если я окажусь настолько удачливым, что доберусь до нужного мне острова, мне еще придется разыскать мою любимую. В том, что Дециус говорил правду, предупреждая, что жить на острове мне не позволят, я не сомневался. А согласится ли Рвиан изменить своему предназначению, чтобы уехать со мной?

Я колебался, голова у меня шла кругом. Солнце освещало мое лицо, не давая возможности разглядеть то, что было написано в глазах ожидавших моего ответа людей. Я подумал о том, что передала мне на прощанье Рвиан. С помощью своих способностей и тренированной памяти я мог восстановить все сказанное дословно: «Скажите Давиоту, что я люблю его. Скажите, что я всегда буду любить его, но я должна исполнить свой долг. Мне придется отправиться туда, куда мне прикажут, как и ему в свой черед. Скажите, что я молю Бога о его выздоровлении и что я никогда его не забуду».

Рвиан решила выполнять свой долг. Смогу ли я поступить иначе и при этом остаться человеком, которого она любила?

Дециусу же я сказал:

— Нет, если можно, то я хотел бы остаться здесь.

Сказав это, я так и не понял, что я все-таки выбрал: крючок или сеть. Я ощущал тягучую давящую боль.

В ответ я услышал:

— Мы должны решить твое будущее, отправляйся на занятия, тебе сообщат.

Я устало кивнул, удивляясь тому, что судьба моя, оказывается, продолжала оставаться нерешенной, развернулся и, прихрамывая, покинул кабинет.

Поскольку я работал в классе Телека, туда я и вернулся. Травник-хирург приветствовал меня сочувственной улыбкой и жестом показал, что я могу продолжать заниматься сортировкой сухих трав. Клетон, умудрившийся оказаться рядом, шепотом поинтересовался, как мои дела.

Я рассказал, он нахмурился и, постучав по гипсу руки, заметил:

— Боже мой, чего им еще-то надо? Рвиан уехала, ты решил остаться в школе. Чего решать?

— Ну, наверное, они совещаются, стоит ли оставлять меня здесь или нет.

Друг мой выругался довольно замысловато и громко, а затем сказал:

— Не стоит ли отправиться сегодня к «Всаднику»? Несколько кружек эля Лиама могут смыть грусть с твоего лица.

Я и не знал, что столь мрачно выгляжу. Впрочем, ни эля, ни дружеской компании мне не хотелось, как не хотелось и оставаться в совершенном одиночестве. Но пойти в город я права не имел.

Я ответил:

— Не могу, мне приказано оставаться здесь.

В тот момент школа казалась для меня тюрьмой.

Клетон оскалил зубы:

— Даже с твоей ногой не так уж трудно взобраться на стену.

Это звучало как искушение. Я пребывал в смятении, разрываемый желанием побыть одному и разделить компанию моего мужественного приятеля. Почти уже согласился, но тут подумал о цене, которую мне придется заплатить за свое непослушание. Сомнений в том, что на сей раз меня выгонят, у меня не существовало.