Адвокат дьявола - Эндрю Найдерман

– Это дело крайней важности.

– Еще бы, как все у богатых людей.

Кевин попытался улыбнуться. Он заметил бутылку бурбона в нижней части книжной этажерки, и рядом стаканчик. На дне осталось еще немного виски, что говорило о том, что в ожидании его приезда хозяйка неплохо коротала время. Кевин открыл свой "дипломат", извлекая оттуда продолговатый блокнот. Затем достал ручку и изготовился писать.

– Что вы можете рассказать об обстоятельствах смерти миссис Ротберг?

– То же самое, что уже рассказывала окружному прокурору, – монотонно отвечала она. Видимо, расспросы по этому делу уже порядком ей надоели. – Я зашла в комнату и увидела, что она лежит на кровати, как-то странно раскинув руки, – она никогда так не спала. Сперва я подумала, что у нее был сердечный приступ. Я сразу побежала к телефону, вызвала "скорую", до ее приезда пробовала делать массаж сердца, потом дозванивалась в отель мистеру Ротбергу.

– Когда вы последний раз видели ее в сознании?

– Сразу после обеда. Я немного посидела возле нее, потом она сказала, что устала, но попросила не выключать телевизор. Тогда я пошла смотреть телевизор к себе в комнату. Когда я вернулась, она была мертва.

– И в этот день вы дали ей обычную дозу инсулина?

– Само собой.

– Вы уверены, что дали ей точную дозу?

– Еще бы, – твердо сказала негритянка.

– Понятно. – Кевин сделал вид, что записывает что-то в блокнот. На самом деле все, что он там написал, было словосочетание "Глухая оборона". Хотя в ее положении ничего другого не оставалось.

– Давайте прямо к делу, Беверли. Ничего, что я вас так называю?

– Меня так и зовут.

– Да. Так вот, позвольте задать вам прямой вопрос, чтобы я не отнимал ваше время понапрасну.

Она согласно кивнула, но глаза ее подозрительно сощурились.

– Вы знаете, в чем обвиняется мистер Ротберг? Вы видели его в спальне жены, после того как вышли оттуда?

– Нет. Я сразу пошла к себе. Я же сказала.

– Та-ак. – Он сделал паузу и опять зачертил в блокноте. После некоторого колебания он продолжал: – А как насчет коробки с ампулами, найденной в спальне мистера Ротберга? У вас есть какие-нибудь предположения, как она могла туда попасть?

Она покачала головой.

– Беверли, вам, должно быть, известно, что мистер Ротберг встречался с кем-то на стороне.

– Еще бы. Об этом кто только не знал. Такое в секрете не удержишь, работая в отеле.

– И миссис Ротберг тоже знала об этом?

– Само собой.

– Она когда-нибудь говорила с вами об этом?

– Нет. Она же была леди до кончиков ногтей.

Это Беверли сказала с явной гордостью за прежнюю хозяйку.

– Откуда же вы знаете, что ей было известно об измене мужа? – тут же спросил он, невольно переходя на тон и манеры перекрестного допроса.

– Она должна была знать. Ее же навещали, рассказывали новости.

– И вы слышали, как кто-то сообщил ей об измене мужа?

Она колебалась.

– Нет, я не имею в виду, что вы подслушивали, но, постоянно присутствуя рядом...

– Ну да, слышала кое-что.

– Ясно. И точно так же, по чистой случайности, вы услышали разговор, который состоялся между мистером и миссис Ротберг по этому поводу?

– Хотите спросить: поругались ли они? Я не слышала, что именно там между ними разгорелось, но после его ухода она здорово разозлилась.

Кевин многозначительно хмыкнул, задержав на ней взгляд.

– А не скажете, в каком состоянии она была после его ухода? Видимо, в депрессии, в подавленном состоянии?

– Да уж, конечно, радоваться ей было нечего. Она же инвалид, а муженек ходит на сторону. Но, хоть ей и несладко приходилось, эта женщина всегда держала себя в руках и умела сохранять присутствие духа. И такой была до самого конца. Настоящей леди, понимаете? – с неожиданным жаром воскликнула Беверли.

– Да, конечно. – Он откинулся на диванную подушку, чтоб не затекала нога. – Но и вам, Беверли, тоже ведь несладко приходилось в жизни, не так ли? – спросил он самым дружелюбным и располагающим тоном.

– Мне? Что вы имеете в виду?

– Вашу жизнь, вашу семью.

– Ну да, и меня потрепало.

Кевин повел глазами в сторону бутылки с бурбоном.

– Пьете, Беверли?

Она тут же вся подобралась, выпрямилась. Как бывает у алкоголиков, когда их уличают в тайном пороке.

– В отеле вы тоже предавались этой привычке?

– Я иногда выпиваю, для тонуса.

– И сколько раз в течение дня вы... поддерживаете тонус? Должен предупредить вас, об этом известно многим, – он подался вперед, переходя в атаку.

– Это никогда не мешало моей работе, мистер Тейлор. Свою работу я исполняю добросовестно.

– Но, как медсестре, вам должно быть известно, что люди, злоупотребляющие спиртным, не отдают себе отчета, много они пьют или мало, и не оценивают здраво влияние алкоголя на их сознание.

– Я не алкоголичка. И не собираюсь признавать этого. Видно, хотите свалить все на меня, будто я спьяну сделала передозировку.

– Я ознакомился с записями лечащего врача миссис Ротберг. Он весьма критично отзывается о вас, Беверли.

– Он сразу меня невзлюбил. Потому что он был доктором, которого выбрал мистер Ротберг. У матери миссис Ротберг был другой врач, – добавила она.

– Вас назначили делать миссис Ротберг инсулиновые уколы, а он знал, что вы пьете. С чего бы ему к вам хорошо относиться? – парировал Кевин, игнорируя скрытый смысл ее слов.

– Миссис Ротберг умерла не по моей вине.

– Я понимаю. Мистер Ротберг рассказал мне, что у них была размолвка с женой из-за его любовной истории, и она угрожала ему самоубийством, причем устроенным так, чтобы обратить все улики против него. Он считает, что это и есть истинная причина, отчего упаковка с инсулином оказалась в его шкафу. Есть сильное подозрение, что смертельная доза была взята именно из этой коробки. Вы не могли бы вспомнить все, что имеет отношение к этой упаковке, найденной в его спальне?

Она уставилась на него.

– Случайно не вы положили ее туда?

– Нет.

– Но там сохранились ваши отпечатки пальцев.

– В самом деле? Мои отпечатки могли сохраниться где угодно, если уж на то пошло. По всей комнате миссис Ротберг. Слушайте, какого черта я стала бы заходить в спальню к этому уроду? – сказала она срывающимся голосом.

– Ну, может быть, миссис Ротберг вас попросила.

– Ничего она не просила, и никуда я не заходила.

– А вы не видели, чтобы она сама заходила туда... ну, то есть закатывалась на инвалидной коляске?

– Когда?

– Ну, допустим, когда-нибудь.

– Ага, и с упаковкой инсулина на коленях, наверное?

– Это лишь предположение – и только. Так она закатывалась... туда?

– Нет. На коробке тогда бы остались ее отпечатки.