Кто в тереме? - Лидия Луковцева

К примеру, знала, что на унитазе человек сидит в позе «Мыслителя» Родена. Но когда она видела, что муж берет в руки книгу, во взгляде ее светилась материнская жалость.

При этом обладала бездной житейской мудрости и цепкой деловой хваткой, а потому и закончила в свое время технологический техникум по специальности «кулинария». «Всегда с куском буду», – комментировала она этот немодный выбор.

С матерью они жили дружно, но чаще дружили друг против друга. Строго по пословице: вместе тесно, а врозь скучно.

В гости к матери Лена ездила очень редко – натерпелась во времена детства и юности материнской любви: тотальной слежки и жесткого контроля. К себе тоже не особенно активно приглашала, но теще приглашения и не требовалось. Она была дамой бесцеремонной, и по инерции все пыталась учить дочь, внучку, а заодно и зятя – и даже в первую очередь! – как правильно жить.

Она не уловила момента, когда дочь выросла.

– Мама! – гневалась Лена. – Мне 45 лет, а ты сделала мне три замечания, пока я жарила яичницу. Что можно три раза сделать неправильно, жаря яичницу? При моем специальном образовании!

Возможно, Лена и замуж поторопилась выскочить в 19 лет, жаждая свободы и презрев перспективы, которые сулила ей красота. Впрочем, когда распространилась мода в стране на конкурсы красоты, она уже не могла претендовать на участие в них – по возрасту.

Но, между тем, мать и дочь дня не могли прожить, не созвонившись и не доложив друг другу обстановку в семьях, на родных улицах и в городе Артюховске в целом, не обменявшись мнениями о других насущных проблемах (например, в столичном шоу-бизнесе).

Жена в процессе не очень счастливой семейной жизни многократно и громогласно сокрушалась по поводу того, что напрасно она поспешила со своим замужеством. Тут она с успехом применяла литературоведческий прием – принцип айсберга. Подтекстом звучало, как же она, дура, пролопушила. С ее-то внешними данными, перед ней расстилался весь мир, а она позарилась на мента и прозябала в Артюховске на две их никчемные зарплаты. И не надо тут бла-бла-бла про малую родину!..

Предполагалось, что единственным аргументом со стороны супруга мог быть только этот – про малую родину, хотя Вадим во время таких сольных концертов молчал, как рыба.

Впрочем, больше двух десятков лет как-то прожили, и даже дочь вырастили. Чуть-чуть не дотянули до серебряной свадьбы. Положа руку на сердце, Вадиму неплохо жилось в бытовом плане, потому как Лена плавала в житейских водах, как рыба.

А в плане всего остального… Что теперь мусолить эту тему. Жизнь катится к завершению, во всяком случае, прожита большая ее часть. Ан вдруг оказалось, что для его жены жизнь только начинается.

Нет, конечно, не вдруг. Хоть мужья и жены и узнают последними об изменах супругов, но в городишках, подобных их Артюховску, эта схема не действует. И он-то ведь был оперативником.

Подруга юности Лены во втором браке стала Манасян, а ее муж-бизнесмен, занимавшийся строительством, надумал открыть ресторан. Не мудрствуя лукаво, назвал его своим именем: «У Гамлета».

Подруга предложила Лене стать администратором. Жена, прозябавшая на тот момент в маленькой кафешке, восприняла предложение с юношеским энтузиазмом. Вспомнив знания, усвоенные в техникуме, и профессиональные наработки, приобретенные в кафе, ринулась в новую жизнь.

В ресторане Гамлета «тусовались» в основном его земляки, такие же бизнесмены средней руки. Не заметить нового администратора, такую красавицу, было просто нереально. На то и был их с подругой расчет: привлечение солидной клиентуры и устройство судьбы Лены, вступившей в возраст: а) кризиса среднего возраста и б) когда, напротив, баба ягодка опять. Расчет оправдался очень даже скоро и по обеим позициям.

Отношения в их семье, уже довольно давно бывшие рутинными и прохладными, теперь стали совсем холодными. Вадим разговора на тему супружеской неверности не заводил – ждал первого шага от жены. Не то чтобы он совсем не ревновал, есть ли на белом свете человек, свободный от комплекса собаки на сене? Но он устал от семейной своей двусмысленной ситуации и хотел развязки.

Любовь прошла давно, общего у них и всегда было очень мало. Дочь выросла, окончила вуз и уехала работать в Калининград, там вышла замуж за литовца и ощущала себя европейской женщиной.

Воспоминания о малой родине не трогали ее душевных струн, и, видимо, родители в ее нынешнюю картину мира не вписывались. Ну или же были недостаточно комильфо для Европы. В общем, к себе их не приглашала, они съездили в гости только однажды – на свадьбу. Внучка росла с литовскими бабушкой и дедушкой.

Полина была похожа на мать внешне как две капли воды, а характером, как говорится, ни в мать, ни в отца – а в прохожего молодца. Никогда у нее не было потребности, как у матери с бабушкой, по полдня трындеть по телефону обо всем на свете, и при этом самозабвенно лаяться при встречах.

Почему Лена тянула с развязкой? Может, ее нынешний мужчина не хотел перемен в своей жизни? Может, ее саму что-то удерживало от последнего шага? Видно, понимала, что, если уйдет, вернуться уже не сможет. Муж не из тех, кто прощает, а дом – его, родительский. Пусть она даже и вправе оттяпать половину при необходимости.

Собственно, она ведь понимала, что муж уже в курсе ее новых обстоятельств и просто ждет ее инициативы, а совместного будущего у них, в любом случае, уже не будет. Да Лена, вкусив новой жизни, и не желала никакого будущего с ним!

Тяжело было обоим, но Вадим по обыкновению молчал, хотя выдержка уже начинала ему изменять. А жена по обыкновению раздражалась, искала и находила в муже все новые недостатки, цеплялась к нему и срывалась по пустякам, а после очередной сцены рыдала в спальне.

Вадим, наконец, решился разрубить этот узел, но одновременно и Лену осенила такая же счастливая мысль. А может, в отношениях с ее новым мужчиной произошел какой-то положительный сдвиг.

– Я ухожу, – сказала как-то Лена торжественно.

Ей интересна была его реакция – все же два с лишком десятка лет кантовались. И должен ведь даже такой дундук понимать, кого теряет!

У порога стояли три набитых барахлом здоровенных сумки – не плебейские, клетчатые челночные, а элегантные дорожные, у них раньше таких не было.

– Счастливого пути! – сказал Вадим. Но, сочтя, что в его пожелании прозвучала некая издевка, поспешил добавить:

– Да и вообще, счастливо тебе!

– Я ничего не беру! Все оставляю тебе. Никаких дележек!

– Спасибо! – еще раз расшаркался Вадим, включившись в прощальную игру