Дом подруги - Виктория Клейтон

— Ой, правда?! Спасибо, Диана! И вы в самом деле не проговоритесь ни маме, ни папе? Честное слово?

— Нет, конечно. Я же дала слово.

Вздохнув, я сбегала на кухню, отхватила порядочный кусок от мяса, приготовленного для Хэм, мелко-мелко порезала и вернулась назад. Когда я поставила мисочку у нее перед носом, бедняжка отпрянула, словно от удара током, а потом набросилась на еду с такой жадностью, что я испугалась, как бы она не подавилась.

— Нужно кормить ее дважды в день, — объяснила я. — И заодно следить, чтобы кроме молока у нее обязательно было вдоволь свежей воды, ведь она кормит котят. И кормить ее не только мясом, но еще и рыбой. Потом, когда котята подрастут, отвезем ее к ветеринару, он сделает так, чтобы у нее больше не было котят. А этих раздадим в хорошие руки.

— А как быть с мистером Прайком? — с сомнением в глазах спросила Элли.

— Предоставь мистера Прайка мне.

Выходные прошли на удивление мирно. В субботу вечером разразилась настоящая снежная буря. Мы собрались в студии, собираясь пить чай, и смотрели, как облака, толстые и серые, словно одеяла, с угрожающей быстротой затянули небо и тяжелыми хлопьями повалил снег. Когда окончательно стемнело и уже невозможно было рассмотреть, что творится снаружи, мы уселись за стол играть в Выводы и спохватились, только когда уже было пора ужинать. Я с изумлением убедилась, что Вильям великолепно рисует, и не преминула это отметить.

— Обожаю рисовать. А уроки рисования в школе терпеть не могу. Вечно заставляют придумывать сюжеты. А мне бы хотелось учиться рисовать по-настоящему.

Кажется, это был чуть ли не первый раз, когда я услышала в голосе Вильяма не усталость и скуку, а самую неподдельную страсть. Я внутренне возликовала — возможно, если уцепиться за эту ниточку, то можно будет затронуть какие-то чувствительные струны его души. Только вот как это сделать? Я безуспешно ломала себе голову. Увы, сама я совершенно не умела рисовать.

Дождавшись понедельника, я отправилась на поиски Джорджа Прайка, намереваясь поговорить с ним о котятах. Он сидел на том же бревне, что и всегда, читая газету. Но, заметив меня, вздрогнул и, схватив лежащий наготове топор, яростно набросился на поваленное дерево.

— Помните ту тачку у мистера Рэнсома, которая вам так приглянулась? — начала я издалека.

— Та — большая, алюминиевая, о которой вы мне говорили?

— Я согласна купить ее вам, мистер Прайк, но только при одном условии. — Я выжидающе смотрела на него.

— Э?.. Что еще за условие такое?

— Вы дадите мне слово, что не станете топить котят Бути. А если вы это сделаете, тачка вернется к мистеру Рэнсому. Или я пожертвую ее больнице в Грейт-Своссере.

— Так я и знал, что эта зараза снова с приплодом! Стало быть, вы хотите, чтобы я их оставил, да?

Брови его сдвинулись. Похоже, он взвешивал все выгоды, которые сулило ему мое предложение.

— Ладно, по рукам. Хотя посмотрим, что еще скажет на это мистер Вестон. Я ж против его воли не попру, сами понимаете.

— С мистером Вестоном я сама поговорю. А вы хорошенько запомните — если хоть один котенок будет утоплен, тачка отправится обратно к мистеру Рэнсому.

Тачку я купила в то же самое утро. Джордж Прайк самолично вытащил ее из «лендровера», нежно баюкая, точно задремавшего ребенка. Я только диву давалась, глядя, как он, высунув от удовольствия язык, катит ее прочь.

Нужно было, конечно, поговорить насчет котят с Робертом и Мин, но мне очень не хотелось нарушать слово, данное Элли. Всякий раз, как я уговаривала ее рассказать все родителям, она принималась рыдать так, что я отступала. Видимо, ужасный конец, постигший всех предыдущих котят Бути, потряс девочку до такой степени, что она просто была не в состоянии говорить на эту тему.

Всю среду я проторчала на кухне. С утра испекла сразу три кекса для благотворительной распродажи, и еще один, шоколадный, к чаю. Потом сразу принялась за ужин, поскольку должны были прийти Вивьен и Джеральд, и мне очень не хотелось ударить в грязь лицом.

В столовой стоял жуткий холод. К тому же тут было так мрачно и сыро, что с таким же успехом мы могли устроить званый ужин в каком-нибудь фамильном склепе. Поэтому, пока дети вместе с Мин пили чай в студии, я решительно взялась за кухонный стол. Застелив его белоснежной льняной скатертью, я разложила старинное фамильное серебро, начищенное миссис Баттер до немыслимого блеска, не забыла и туго накрахмаленные ею салфетки. Правда, они уже были довольно ветхие, зато из чудесного старинного камчатного полотна. Для супа и ростбифа я выставила на стол великолепный минтоновский обеденный сервиз — с золотым ободком по краю и розовыми фестонами. Потом я вставила свечи в серебряные канделябры, а большую стеклянную вазу с ветками калины поставила посредине стола. Еще раньше я срезала несколько веток плюща и, стряхнув с него снег, украсила им канделябры, а потом, отступив на несколько шагов, залюбовалась плодами своих трудов.

Отыскав в пустующей спальне две настольные лампы, поставила одну на шкаф, а вторую возле плиты, так что я могла готовить дальше, не включая верхний свет.

— Позвольте мне хоть чем-то вам помочь, Диана! Ну, пожалуйста! — попросила Элли. — Ох как красиво! Все так сверкает, в точности как на Рождество! Жаль только, что хлопушек нет!

— Господи помилуй! — ахнула, заглянув на кухню, Мин. — В точности как в Красавице и Чудовище — там был такой же стол! Надеюсь, тебе тоже помогала его накрыть какая-нибудь добрая волшебница? Ах, вот бы мне такое же платье, как у Белль, с пышными юбками, и еще маленькую корону на голову! А Роберт был бы Чудовищем. Или нет — пусть Чудовищем будет Вивьен. Ей это больше подойдет.

— Больше подойдет что? — осведомилась вошедшая Вивьен. Стоя у порога, она стряхивала мокрый снег прямо на безупречно чистый пол.

— Мин хотела сказать, что сидеть во главе стола лучше всего подойдет именно вам, — поспешно вмешалась я. Тем более тогда вы окажетесь ближе всего к плите.

— Вижу, вы вытащили все это старье, — хмыкнула Вивьен, разглядывая серебряные вилки. — А они неплохо смотрятся. Конечно, все самое лучшее я забрала в Довер-хаус, но эти тоже ничего. Ах да, погодите-ка минутку. Я тут вам кое-что принесла.

— Вот! — Она протянула мне что-то завернутое в газетную бумагу. — Это для вашего сада. Мне показалось, вы просто помешаны на цветах.

— Боже, Вивьен! Какая прелесть!

В газете было пять только что распустившихся крокусов — лиловато-голубых, с нежным, резким ароматом. Я поставила их в вазу вместе с ветками калины и зажгла свечи. Стол как будто вспыхнул разноцветными огнями.