Беседы с К. Станиславским, записанные Корой Антаровой. «Театр есть искусство отражать жизнь…» - Константин Сергеевич Станиславский

Все эти силы живут, движутся и действуют раньше, чем струны издали звук.

В зависимости от того, какой из ваших смычков наиболее энергично напряжен, в ваших задачах и звуках рождаются и звенят разные краски.

Вы весь поете. И если мысль светила вам в согласованной работе с сердцем и с физическим действием, то у вас не может замирать лицо, потому что вы кончили арию. И вы не можете перестать слушать жизнь тех, кто сейчас поет, пока вы молчите.

Беседа пятая

Вернемся к паузе на сцене. Пауза на сцене – это вершина сценического искусства. Во время упражнений на взаимное общение вы привыкли менять объекты, гибко переходить от одного объекта к другому. Вы научились переносить все свое внимание с одного объекта на другой так, как ваше воображение вам подсказывает.

Можете ли вы суетиться все время, если вы поставили вниманию глубокую задачу: «Хочу узнать, в каком настроении сейчас Шарлотта», или: «Хочу выпытать у нее, думала ли она обо мне». Или же ваше внимание останавливается на том, что сейчас Рождество. А она велела вернуться на Рождество. Тогда ваша задача: «Хочу убедиться, ждала ли она встречи так же страстно, как я ее ждал».

Какими бы задачами вы ни жили, но если в вашем сердце и мыслях стучит ритм: «поскорее увидеть, поскорее узнать», то невольно ваши ноги, руки, шея, голова, глаза – все отвечает вам, все стремится вперед. Но никакой суеты здесь нет. Это не укладка вещей в чемоданы, когда вы сознаете, что вам грозит опасность опоздать на поезд и вы перебегаете от одного предмета к другому, что-то хватаете, что-то наспех, беспорядочно бросаете в чемодан и т. д. Вы весь сейчас – порыв. Все цельно заполнено в вас стремлением вперед.

Как же вы будете физически действовать? Ведь «играть порыв» нельзя, для этого вы уже достаточно артисты.

Ваш темперамент рвется вперед. Вам надо удерживать себя, чтобы не показаться людям, которых вы встретите на пути, т. е. людям той эпохи, того класса, среди которых вы, Вертер, живете, – ненормальным юношей. Какие же это люди? Это люди чинные, серьезные, воспитанные в глубоких предрассудках маленького провинциального немецкого городка. Если вы будете мчаться по улицам, они непременно сочтут вас безумным.

Вышли вы хорошо. Долго сдерживаемые во время пути чувства здесь, у порога, сразу прорвались. Вы ворвались в дом. Возможно.

Но, пощадите! Вы все же совсем забыли, что вы человек здравомыслящий, хотя и одержимы страстью. Музыка безумия не рисует. Она дает вам возможность овладеть собой. Мы, публика, должны ясно видеть логику вашего мышления. Логику всей вашей психической задачи этого мгновения роли, идущей по музыке.

Как-то мы говорили с вами, чем отличается психика нормального человека от психики ненормального.

Нормальная жизнь: линия внимания – (тире) и время осознания воспринятого, какая-то пауза (точка), т. е. – (тире), (точка) и т. д.

У ненормального – все одни тире. На улице льет дождь, на печке сидит кошка, во дворе играет музыка, на окне стоят цветы и т. д., т. е. все: внимание, внимание, внимание, без пауз для осознания воспринятого. В музыке есть сейчас сумбур? Нет, она строга, выдержана.

Вы хотите нам показать сейчас только одну сторону своего существа, только внимание, да еще и только то внимание, которым вы заполнены во время вашей собственной речи.

А важность тех точек, тех пауз, что разделяют ваше внимание? Разве внимание в них менее важно в общей жизни вашей в роли? Разве оно менее активно во время молчания, чем когда вы подаете слово?

Что важнее для зрителя? Тот момент, когда артист говорит или поет, или та внутренняя реакция, которая происходит на его глазах на сцене, как следствие произнесенных артистом слов? «Конечно второе», – говорите вы сами.

Отчего же вы действуйте на сцене, почти все, обратно тому, что сейчас говорите?

Давайте разберем, хотя бы ваши действия, Вертер. Вы ворвались к Шарлотте. Допускаю. Момент такого высокого напряжения мог перелиться – в какую-то минуту – необузданной стремительностью в весь организм. Буря сердца! Где уж тут удержать руки, ноги, глаза. Губы дрожат, еле слышно ваше: «Да, я, это я».

Но дальше. Как вы ведете себя, уже увидев и осознав испуганное, растерянное состояние женщины, любимой вами Шарлотты, в дом которой вы так ворвались? Вы – воспитанный человек, кавалер, мужчина, т. е. – вежливость, мужество, сила. И вы не находите поклона, улыбки, ласкового взгляда для любимой женщины?

Разве естественно так застыть у двери? Если бы вы увидели Шарлотту мертвой, я бы вас вполне понял и оправдал вашу окаменелость. А сейчас для этой окаменелости причин нет. И сколько же вы будете так стоять? Минуту? Две? Пять? Полчаса?

Артист человеко-роль, т. е. вы – Вертер, – живой человек. Можете ли вы так потерять здравый смысл протекающей минуты вашей жизни роли, чтобы совсем выкинуть из головы все внешние «предлагаемые обстоятельства» сцены?

Вы ворвались, остановились. Понимаю. Шарлотта потерялась, понимаю. Буря сердца ее и ваша одинаково выбила вас из внешних рамок воспитанности.

Но ведь жизнь сцены движется. Движется в ритме биения всех живых сердец на ней. Где ритм этой текущей минуты? Где искать помощи? В музыке. Слушайте ее, подбирайте ее ритм.

Ищите в музыке новой связи с действием. Надо вновь связать себя с Шарлоттой, потому что сейчас, стоя так долго в неподвижности, противоречащей музыке, вы выключились из общей жизни с партнером. Пауза стала для вас не продолжением действия, а самоцелью. Вы весь заняты мыслью, как вам пережить во внешнем эффекте эту паузу. Вы, X, заняты картинностью своей позы, а не вы – Вертер. А для Вертера в этот момент внутренней бури не может быть ни мгновенья, когда он был бы в силах отделить себя от Шарлотты. Все, все наполняющие комнату предметы, такие знакомые и когда-то такие родные, – клавесин, мебель, подсвечники, книги, – все Шарлотта. И только она одна.

Попав в эту когда-то привычную и до сих пор дорогую обстановку, вы, Вертер, можете теперь сказать: «Я есмь», т. е. вы уже поставили себя в самый центр предложенных вам ролью условий. Вы существуете в самой гуще созданной вашим воображением жизни, вы начинаете действовать от своего собственного имени, за свой страх и совесть. И вы от вашей первой задачи: «Хочу немедленно видеть… ее», сейчас же переходите к новому: «Я хочу». Это новое: «я хочу» родилось совершенно нормально, потому что момент; вашей, Вертера, жизни движется; и сейчас он уже новый.

Теперь ваши последовательные задачи: «Хочу знать, какое