Песнь одиноких китов на частоте 52 Гц - Матида Соноко

такой громкий, что задрожали не только мои барабанные перепонки, но и все тело завибрировало, будто через меня прошел электрический ток. Рефлекторно я вскочила и увидела, что сижу в темной спальне, а спина у меня мокрая от пота.

– Это сон… Ох я и напу… – Вздохнув всем телом, я машинально посмотрела на пол и ахнула.

Постель Пятьдесят Два была смятой и пустой, будто сброшенная кожа.

– Может, в туалет пошел?

Однако я заволновалась и тихонько вышла из спальни, стараясь не разбудить Михару. Щеки коснулся ветерок, и взгляд упал на входную дверь, которую я тщательно заперла вечером, – она была чуть приоткрыта. По коже побежали мурашки.

Сунув ноги в сандалии, я вылетела на улицу. Луна светила ярко, и дорогу было хорошо видно. Куда же мальчишка ушел? Я оглянулась, и интуиция мне подсказала, что надо идти к морю. Тогда я решила бежать вниз по дорожке.

То равнодушное лицо, которое я видела днем, – не было ли это осознанием смерти? Может быть, потеряв все, он решил, что с него хватит? Думаю, да. Уверена, что его лицо выглядело так же, как мое, когда я думала о смерти. Как же я не обратила внимания?

– Нет, нет! – Я чуть не плакала от ужаса и мчалась изо всех сил.

Запнувшись, я не успела выставить руки и упала вперед лицом. Правую щеку пронзила острая боль, но я лишь поморщилась, вскочила и побежала дальше.

– Не уходи. Пожалуйста, не уходи!

Больше не хочу, чтобы меня бросали вот так.

Не хочу никого терять.

Обегая ограду рыбацкой усадьбы, я увидела чей-то силуэт на освещенной луной дамбе.

– Что ты делаешь?! – закричала я, подбегая, и человек обернулся.

Это действительно был Пятьдесят Два, и, заметив меня, он покачал головой. Он приготовился прыгнуть в воду, и только криком я смогла остановить его:

– Нет! Не смей! Не умирай! Пожалуйста, нет!

Я начала подниматься по лестнице, но мальчишка побежал от меня по дамбе. Светло-то светло, но с такой неровной поверхности он мог сорваться в любой момент. Насколько здесь глубоко? Что будет, если он упадет? Я не знала, однако ночное море, в отличие от неба, было абсолютно черным. Если он упадет, его затянет на глубину, и он утонет.

– Оставайся жить у меня! – выкрикнула я, и Пятьдесят Два остановился.

Ребенок обернулся. Его удивленное лицо осветил лунный луч: глаза широко раскрылись, как будто он увидел что-то невероятное, и я громко закричала:

– Оставайся жить у меня. Будем жить в этом доме вдвоем.

От непривычно быстрого бега я задыхалась, сердце готово было разорваться, качая кровь, словно насос, а царапину на щеке саднило. Громко дыша, я выпалила:

– Я все думала, что же будет лучше всего. Это ведь я сказала, что буду слушать твой голос? Вот мне и показалось, что неправильно будет просто отдать тебя кому-то. К тому же я хочу быть рядом. Давай будем жить вдвоем. Я не такой уж замечательный взрослый и наверняка буду тебя временами разочаровывать, но я буду стараться взрослеть вместе с тобой.

Я говорила, не останавливаясь, а Пятьдесят Два смотрел на меня, будто пытался распознать мои истинные намерения. Он уже начинал терять веру во взрослых, и я повторила:

– Правда! Я хочу быть рядом с тобой! Хочу увидеть, как ты встретишь свою пару, которую тебе предназначено встретить.

Мальчик удивленно моргнул. Я слегка улыбнулась его изумлению и продолжила:

– Ты слышал про «духовные пары»? Я, правда, и сама узнала это от одного человека – говорят, что у каждого есть «духовная пара». Тот единственный, кто станет твоей половинкой, кого ты сможешь полюбить и кто будет любить тебя. У тебя тоже обязательно есть такой человек. И пока ты этого человека не встретишь, я буду тебя защищать!

Слова, которые я столько раз вспоминала и бережно хранила в себе, вдруг возродились у меня на языке. На глаза сами по себе навернулись слезы.

Ан. Слышишь, Ан! Один из китов, который донес до меня свой голос, – это ведь ты, да? В самом конце я все-таки смогла услышать твой голос. Ты снова спас меня. И это ты указал мне и этому ребенку новую жизнь.

Я не смогла сделать тебя счастливым, но обязательно сделаю счастливым этого маленького мальчика. И я всегда, всегда буду слушать его голос! Я не буду просить тебя о прощении, но защити меня и защити этого ребенка.

– Я буду оберегать тебя. Пойдем домой.

Вытянув руку, я с любовью произнесла его имя:

– Пойдем со мной, Итоси.

В лунном свете я поняла, что его бьет крупная дрожь. Пятьдесят Два посмотрел в ночное небо, и в огромном мире, где был слышен только шум волн, раздался крик.

Итоси, согнувшись, кричал:

– А-а-а-а! А-а-а-а-а!

Я, не опуская руку, наблюдала за тем, как он словно борется с чем-то. Вытерев слезы, Итоси закричал, глядя на меня:

– Кинако!

Он отчетливо позвал меня. Его голос напоминал Ана, однако это кричал Итоси.

– Итоси!

– Кинако! Кинако!

И ребенок побежал ко мне со всех ног. Когда он налетел на меня с объятьями, я приняла их всем телом. В моих руках находились осязаемые сила и тепло, и в ответ я крепко обняла мальчишку и заревела в голос.

Со мной снова случилась судьбоносная встреча. В первый раз кто-то услышал мой голос, во второй раз слушать буду я. Я никогда не забуду эти две встречи и ту радость, которую получила от них.

Вдалеке раздался стук – словно ударили по земле. Мы, не разжимая объятий, вздрогнули. Вытерев слезы, вместе посмотрели вдаль, туда, где заканчивалась береговая линия.

– Не может быть…

С брызгами в море погружался огромный хвост.

Глава восьмая

Пятидесятидвухгерцевые киты

О том, что устроить наше совместное проживание с Итоси будет очень трудно, объяснила мать Котоми – Масако.

Масако оказалась очень методичной женщиной. После развода с Синаги она вернулась в родительский дом в Бэппу и теперь вместе со вторым мужем и несколькими подругами заведовала детской столовой. Рядом с их большим домом стояло здание под вывеской «Столовая Маса-тян».

– Когда Сатиэ мне позвонила, я подумала, что это какой-то кошмарный сон. Разве такое возможно?! Впрочем, он очень похож на Котоми, какой она была в то время, когда я от них уехала. Так похож, а они… как они с Котоми могли… – причитала Масако, глядя на Итоси.

Ее нынешний муж, Сюдзи, похоже, был слезливым, а потому разрыдался, увидев встречу бабушки и внука.