Мифы, в которых нам жить - Джозеф Кемпбелл

Уместно высказать еще одну гадость в адрес наших религиозных институтов: они ведь настаивают как раз на том, чтобы человек никогда не накидал их утробы, — но это все равно что заставлять кенгуренка вечно сидеть в материнской сумке! Хорошо известно, что произошло в результате в шестнадцатом веке: сумка Матери-Церкви лопнула по швам, и вся королевская конница, вся королевская рать так и не смогла собрать ее лоскутки. И теперь, когда она уничтожена, у нас больше нет подходящей еумки даже для самых крошечных кенгуру. Мы, конечно, попытались загнить ее скроенным из полиэтилена пакетом с надписью: «чтение, письмо и арифметика» — неорганическим инкубатором, где можно просидеть лет до сорока пяти, пока не получишь степень доктора философии. Я вот заметил, кстати, что при выступлениях по телевизору эти профессора, выслушав вопрос, начинают бубнить, мычать и хмыкать, так что поневоле задумываешься: что это — признаки какого-то душевного кризиса или неспособность передать словами невероятно утонченную мысль? С другой стороны, профессиональные футболисты и бейсболисты отвечают на довольно запутанные вопросы изящно и просто. Оно и понятно! Они-то выбрались из утробы уже годам к девятнадцати, потому и стали лучшими игроками на нашем пустыре. А тех бедолаг до преклонных лет держали под профессорским пологом, и теперь, несмотря на выстраданную ученую степень, им уже слишком поздно воспитывать в себе качество, которое в старину принято было называть уверенностью в себе. На их ВВМ навеки отпечаталось тавро профессорства, и они, горемычные, до сих пор боятся, что им за ответ поставят плохую отметку.

Итак, стоит заполучить настоящую, взрослую работу и занять свое место в обществе, как тут же начинаешь ощущать себя старым хрычом, а на горизонте уже маячит выход в отставку — и не просто маячит, а спешит навстречу со всеми своими медицинскими страховками и отчислениями в пенсионный фонд. В руках же у тебя — твоя собственная бесприютная душа, бремя того, что Юнг назвал «ненужным либидо». Что с ним делать? Наступает классический кризис среднего возраста с его нервными срывами, разводами, алкоголизмом и прочими прелестями: неподготовленный огонек жизни чахнет и тонет в пучинах столь же неподготовленного бессознательного. Эх, если бы в младенчестве тебе покрепче внушили соответствующие детские мифы, то ко времени этого движения вспять и вниз окружающий пейзаж был бы хоть чуточку знаком! По меньшей мере, ты припомнил бы имена — а быть может, и вооружение — встречающихся в глубинах чудовищ. Факт простой, но очень важный: мифологические образы, воспринимаемые в детстве как ссылки к внешним сверхъестественным явлениям, представляют собой в действительности символы структурирующих сил (юнговских «архетипов») бессознательного. Именно к ним и олицетворяемым ими силам природы — доносящимся изнутри голосам Шилы, души Вселенной, возвращается человек в этом неминуемом, как сама смерть, погружении.

Учитывая предстоящее нам испытание, попробуем заранее ознакомиться с приливами и течениями внутреннего моря. Позвольте рассказать вам кое-что о чудесах шизофренического погружения в себя, о которых я сам узнал довольно недавно. Сначала ощущается раскол. Мир будто делится надвое: какая-то часть отдаляется, а сам человек остается на другой стороне. Это начало попятного движения, расщепления, ухода. Время от времени человек видит себя сразу в двух ролях. Первая — маска шута, призрака, ведьмы, чудака или чужака. Это его напускная, внешняя роль; он словно валяет дурака, издевается над самим собой, разыгрывает простофилю или чокнутого. Однако в душе он — спаситель, и сам прекрасно это сознает. Он — герой, избранный для особой миссии.

Не так давно я был удостоен чести целых три раза встретиться с одним таким спасителем — ладным и рослым юношей с бородкой, нежным взглядом и повадками Христа; главными его таинствами были, впрочем, ЛСД и секс. «Я видел своего Отца, — открыл он мне тайну во время второй беседы. — Он уже стар и велел мне подождать совсем чуть-чуть. Я сам пойму, когда придет срок занять Его место».

Второй этап описан во многих клинических исследованиях. Это полная деградация, возвращение вспять во времени (в том числе и биологически). Проваливаясь в собственное прошлое, психотик превращается в младенца, вплоть до зародыша в утробе. Его переполняют устрашающие переживания возврата к звериному сознанию и облику, даже чему-то более низкому, едва ли не растительному. Вспоминается легенда о Дафне — нимфе, превращенной в лавровое дерево. С психологической точки зрения, это и есть образ психоза. Бог Аполлон слишком настойчиво добивался от нимфы взаимности, испуганная дева позвала на помощь отца, бога рек Пенея, а тот обратил ее в дерево.

«Каким было твое лицо до рождения твоих родителей?» Эти слова уже упоминались, когда речь шла об излюбленных темах для медитации японских учителей дзэн. В ходе шизофренического регресса психотик Тоже может постичь восторг единения со всей Вселенной, выхода за пределы собственной личности, «океанического чувства», как называл его Фрейд. Эти ощущения вызваны, кстати, новыми познаниями: то, что казалось прежде таинственным, ныне постигается во всей полноте. Приходят совершенно невыразимые прозрения; читая о них, остается только Дивиться. Я ознакомился с десятками подобных рассказов и все они согласуются — сходство подчас разительное! — с озарениями мистиков, образами индуизма, буддизма, Древнего Египта и античных мифов.

Скажем, человек, который прежде не просто не верил в перевоплощения, но даже не слыхивал о них, вдруг ощущает, что он вечен: прожив множество жизней, но не рождался и никогда не умрет. Такое впечатление, будто он и вправду постиг себя как атмана, о котором в «Бхагавад гите» сказано:

Он [Дух] никогда не рождается, не умирает; не возникая,

Он никогда не возникнет, […]

Неуязвим, неопалим Он, неиссушим, неувлажняем;

Вездесущий, Он пребывает, стойкий, недвижный, вечный. […] Неуязвим воплощенный всегда в этом теле…

Больной — а мы уже вправе называть его так — соединил остатки своего сознания со всеобщим сознанием камней, деревьев и мира природы в целом, откуда все мы приходим. Он смирился с тем, что и в самом деле существует вечно (на глубочайшем уровне это относится ко всем нам), и обретает покой; как говорится в той же «Бхагавад-гите»:

Кто в беде не колеблется сердцем, кто угасил жажду счастья, Отрешенный от страсти, страха и гнева, стойкий духом, — называется муки. […] Кто ни к чему не стремится, с приятным и неприятным встречаясь, Не ненавидит и не вожделеет, стойко того сознанье. Как черепаха вбирает члены, так он отвлекает все чувства От их предметов, стойко его сознанье.

Короче говоря, друзья мои, я выяснил, что наш пациент-шизофреник и в самом деле неумышленно ощущает ту самую чудесную океанскую глубь, к которой тянутся йоги и святые. Разница только в одном: они в ней плещутся, а шизофреник тонет.

Вслед за этим, судя по ряду свидетельств, приходит предчувствие грядущего тяжелейшего подвига, во имя которого придется преодолеть немало опасностей; одновременно ощущается присутствие незримых помощников, указующих путь и дающих полезные советы. Это боги, ангелы или демоны-хранители — врожденные силы психики, способные дать бой терзающим, ненасытным и губительным противодействующим силам и одолеть их. И если человеку хватит смелости идти вперед, рано или поздно, в приступе ужасающего блаженства, наступит кульминация, всепоглощающий прорыв — а подчас и целый ряд таких нестерпимых всплесков.

Эти кризисы можно разделить на четыре основных вида, которые определяются прежде всего характером затруднений, вызвавших в свое время попятное движение. Если, например, в детстве человеку не хватало искренней любви, заботы, домашнего тепла и он вырос в атмосфере строгости, властности, жестких приказов или же в доме, где нет конца злобе, беспорядку, пьяным дебошам отца и т. д., — в своем путешествии вспять он будет искать новые ориентиры и попытается сделать основой своей жизни любовь. Соответственно, кульминацией этих исканий (уже после того, как он прорвется к самым истокам своей биографии, а то и еще дальше, к ощущению первой эротической тяги к жизни) станет открытие в глубинах собственной души средоточия нежности и любви, где можно найти долгожданный покой. Это и было целью и смыслом всего путешествия, а завершением его будет переживание в том или ином виде воображаемого «священного брака» с олицетворением жены и матери (либо просто матери).

Другой пример: если дома отец был никем, пустым местом, безвольной куклой, то есть больной никогда не ощущал отеческой власти и не видел заслуживающего уважения образца мужественности, вырос среди суеты домашнего быта и беспорядочных женских хлопот, целью и окончанием поисков станет достойный отеческий образ — символическое достижение сверхъестественного идеала отношений сына или дочери с отцом.