Сибирский рассказ. Выпуск V - Пётр Денисович Аввакумов

трое суток шел в буране со своей отарой, но овец не бросил. Если бы я имел право награждать, тут же нацепил бы ему орден. А чего только мы не испытали в болоте Кара-Кудьюр? Кое-как бульдозером пробьешь дорогу на стоянку, а когда возвращаешься, дороги твоей нет и в помине, опять надо утюжить сугробы. Пусть бы такое случилось не с нами, а с нашими пра-пра-прадедами. Лучше было бы, если вообще не случалось. Как вспомнится все это, и сейчас покрякиваешь от мороза.

Ну, ладно, — ведь впереди-то у нас не асфальтированная дорога и не сплошные праздники.

Ну, люди, то ли перезимовали мы, то ли нет? Не знаю, не знаю. Как же осмелишься сказать, что мы уже миновали зиму? Как поверить в это? Еще только март месяц — иногда самый страшный месяц; не знаю, не говорю. И теперь может завалить нас по пояс снегом. Как бы не пришлось нам и вправду пустить в дело свои ножи… (Тьфу, тьфу, этого я не сказал, и не думал…)

Вы, видимо, заметили, каким я стал в последнее время. Встретился мне старик Санал и спрашивает: «Что ты сделался как отшельник?» А что вы думаете? Все сено беспокоит, конечно, сено. У нас осталось всего семьдесят зародов. Что с ними делать, товарищи, как поступить? Ведь этого сена хватит полизать нашему скоту самое большее на три дня. А ведь у нас еще рогатый скот — вот где обжоры ненасытные. Если бы у нас были одни овцы, тут нечего бы и голову ломать. Вопрос стоит так: раздать это сено сейчас или есть его только глазами? А скот у нас отощал! Отощал, товарищи, отощал — боюсь, боюсь. Вот теперь бы чуточку подкормить. Иначе может начаться падеж. Но если сейчас им раздать последнее… ведь сами знаете, кто же осмелится сказать, что весна будет хорошей, здоровой. А как повалит, закружит, а тут ягнята твои новорожденные, одетые, как говорится, голышом, а овцы — только что окотившиеся, ослабевшие, тощие!.. Это вы сами решайте, товарищи, сами думайте.

Скоро земля наша оттает. А из наших сорока тракторов пятнадцать не отремонтированы. Куда это годится, куда? Что делать, что? Как быть, как? Не знаю, люди, не знаю! Всю зиму трактора подвозили сено, дрова, пробивала дороги — вот почему у нас не было возможности ставить их на ремонт. А вспахать нам нужно пять тысяч гектаров. Если бы в прошлую осень вспахали половину этих полей под зябь, как бы теперь было легко. Да что зря говорить-то: если б чабан осенью увидел пашущий трактор, то лег бы под него — ведь пастбищ нет, нет!

И еще. Мы, товарищи, каждый год выделяем трактора и людей, чтобы вывозить навоз на поля. Работа начинается, а там смотришь — приостановилась. Что поделаешь: как увидишь снег, все мысли устремляются к скоту. А земля у нас постарела, товарищи, отощала. Если и дальше пойдет так, то у нас скоро не поля будут, а пески, пустыня. Мы не должны допустить этого, мы за землю отвечаем. Как бы не получилось, что грядущее поколение станет плевать на наши могилы. Сейчас ту бригаду, которая вывозила навоз, нужно восстановить и не отвлекать ее даже на пожар. А навоза у нас горы, горы!

Теперь об окоте овец. У нас будет котиться больше двадцати тысяч овцематок. Тут всевозможных вопросов, которые нужно обсудить и разрешить, столько, что голова кругом идет. У некоторых чабанов по восьмисот овцематок, а у Суркаша даже около девятисот. Значит, надо их разделять. А вот как их разделять? Куда? Кто будет их пасти? И притом некоторые отары стоят в таких местах, где нет воды. Зимой они ели снег, а снег скоро сойдет весь — их куда девать?

Подумайте, если допустим падеж, у нас не будет дохода. Ягненок — это не ягненок, а золото. Только собери и сохрани. А то зачем кормили столько скота зимой, отдали столько силы, денег?

Необходимо позвать на помощь школьников. А без них нам остается только поднять руки и ложиться на бок. Ведь все мужчины будут заняты весенне-полевыми работами. А эти чьи дети? Наши, свои. Детей с ранних лет надо приучать к работе, прививать им любовь к земле, к скоту. Это не игра, — здесь вся наша жизнь. Кто нам заготовляет столько сена, когда летом взрослые с овцами? Дети. Кто помогает при окоте овец, при стрижке, при купании от чесотки? Дети. Кто очищает наши покосы от хвороста и кто зимою рубит акации на корм скоту? Опять дети. Уже теперь они должны понимать, что мы без них, как без рук… — Вот к чему я прихожу в последнее время. Если ребенок никуда не выезжал из нашей деревни, то он, когда увидит новорожденного склизкого ягненка, тут же бросается к нему и берет на руки, А те дети, которые хотя бы год проучились в аймаке или в городе, те постоят, подумают, а потом — только кончиками пальцев. Разве допустимо такое? Наши дети, как их родители, цепки и выносливы на работе, а вот съездят куда-нибудь… Подавай им выходные да ограниченный рабочий день. Что делать, люди, что?! Если каждый из нас так будет?.. Как тогда нам справляться с делами, на кого нам рассчитывать? Раз жизнь наша такая, люди, раз работа такая! Посудите: двое — муж и жена — круглый год пасут тысячу овец. И эти двое ведь не только овец пасут. У них по восемь-девять детей… Земля наша суровая, высокогорная. Думаете, это просто, — выкормить, сохранить столько скота при таких длинношеих крепких ядовито-морозных зимах? Ведь все против скота: и ограниченные пастбища, и снег, и гололедица, и ветры, и морозы, и зверь, и птица хищная, и, под конец, наша недисциплинированность и лень. И все это нужно преодолеть!

Какие люди нам нужны, товарищи? По-моему, будущий настоящий животновод растет в юрте Чекурашева Чон. Раз приехали мы на его зимовье, в подсосный гурт, а там никого. В избе плачет карапуз трех или четырех лет. «Что плачешь, молодец?» — спрашиваем. Отвечает — не разобрать ладом, языка у него еще нет, но будто бы: «Телята мои голодные». А что делать, пустили мы телят к коровам. И вот что: шестьдесят коров — и это, с палец, дите, оказывается, знает, от какой коровы какой теленок. Подведешь теленка под чужую корову, — он заревет. Вот какой мальчонок! Если скот уже теперь