Сибирский рассказ. Выпуск V - Пётр Денисович Аввакумов

отправился на охоту, а он почему-то записал — не на охоту, а по дрова. Ну, говорю ему, это не батыр, не мое сказание, и записали вы все это не с моих слов… Он собрался и уехал. А после войны еще один приезжал и все записывал, записывал. Я его просила, чтобы имя мое нигде не печатал. Жизнь всяко могла повернуться, мало ли что… Тот человек запишет и уедет, потом снова приедет, опять записывает. Он мне как-то козлиных лап для сапог привез. Другой раз — выдру для шапки. Племянники пересказывали мне из книжки, похоже — я рассказывала, мои слова… Пускай, мне не жалко. Я еще много знаю…

Когда я вышел из избушки, была темная ночь. Небо было матовое от многочисленных звезд. От печей по деревне тянуло дымом. Яркие окна слепили глаза. Было тихо, даже собаки почему-то не лаяли. Мне показалось, что я побывал на древнем Алтае, окунулся в давние времена, навестил своих предков…

А вскоре наша Кайчи умерла. Навсегда ушла в свой мир, навеки унесла с собою многое нерассказанное, неуслышанное…

И кого в этом винить? Только самих себя…

Осталась она в памяти людской, в моей памяти. Я и сегодня слышу ее слова:

— Меч свой огненный, повернувшись направо, наточил батыр об солнце, меч свой пламенный, обернувшись налево, заострил воин об луну…

Какой же это богатырь! И сколько в нем силы! Как несгибаем его дух! И каким смелым воображением рождено это сильное сравнение!

Перевод с алтайского А. Плитченко.

ЕДИНОЖДЫ ВОКРУГ СОЛНЦА

Впереди — зима

Товарищи коммунисты, комсомольцы и актив села!

Наше сегодняшнее собрание проходит в такое время, когда весь наш советский народ, полный решимости, работает изо всей богатырской силы, — вот в какое время проходит наше собрание, товарищи!

Посмотрите, люди: знамя нашей области стоит вот тут, перед нашими глазами, и руки наши касаются его. Посмотрите, какое оно красное, красивое, добротное, а надпись на нем из золота. Что я хочу сказать этим: завоевать-то его легко, а вот удержать — ой-ой-ой! Если говорить ясно, то мы должны вцепиться в это древко всем колхозом, лечь и упереться в землю ногами — пускай вырывают.

Мы, товарищи, дошли до таких высоких достижений благодаря ударной работе наших людей. Кто они? Прежде всего, чабаны Капшун, Суркаш, Кактанчи, Калап, Яшканчи; доярки Чийне, Кожончи, Учук; скотники, добившиеся высокого привеса, — Чеймошко, Оруской, Папылка; механизаторы Ортонул, Кемирчек, Табыл, Берден… Если всех перечислять, то можно язык замозолить. А наши шоферы Эрешкин, Мендеш, Канат? А почему мы должны забыть сегодня о наших табунщиках, которые всегда под солнцем, под ветром, — о Кескире, Ойбое, Армакчи? А почему не отметить нам наших женщин-домохозяек? Мало того, что они заботятся о ребятишках и поддержании пламени наших очагов, они накосили нам столько сена; они не откажутся от любой работы, куда бы их ни послали. Это Черткиш, Сорул, Тайа, Янылдай и другие. Как же не говорить о таких людях? Как их не хвалить? И как можно не гордиться ими? Э-э-эй… Как подумаешь, что есть такие люди — сердцу радостно и хочется пуститься в пляс, не касаясь ногами земли — вот какие это люди!

Ну, товарищи, достижения достижениями, но пора спуститься на землю. И не будем думать, что если бы не мы, то и солнце бы не взошло. Посмотрим лучше на наше положение. А положение наше не простое, товарищи. Ой как не простое…

Нет, нет, не так, — трудное, товарищи, у нас положение и серьезное! Боюсь я нынче, боюсь… От мыслей и тревог еда в рот не идет, сна нет…

Ведь сами видите, какая зима пришла. Рано ударила она по нам, и снегу уже по брюхо лошади. На небе не исчезает снеговая дорожка, значит, еще навалится. Как быть, товарищи, как? Что делать? Полные долины скота! А наши и так тесные пастбища — под метровым снегом. Вот попробуй, вызимуй!

Двое суток объезжал фермы и чабанские стоянки. Бата-а! Корова снег не подгребает, хотя сама готова и кору с дерева глодать, стоит только и мычит. А овца, она, милая, и хотела б добыть себе корм, но снег-то какой, снег-то какой! Вроется овца в него по самые уши, а до травинок еще полметра. А догребет до земли — там всего две-три былинки. А силы она сколько потратила из-за этих жалких былинок! Так и стоит она, бедная овца — наша кормилица, застряв в снегу — того и гляди, задохнется она там. Горе, товарищи, горе! Скот голоден, скот холоден! Скот мычит, скот блеет! Снег, товарищи, снег! А дальше что будет? Что? Что?

По-моему, мы сейчас заняты только тем, что точим свои ножи обдирать шкуры с падали. Ну, вправду, посмотрите, что делаем с кормами, которых и так хватит разве что понюхать. Ведь нынче засуха была. Да что там, объективных, субъективных причин хватает, вы все знаете, и мне их нечего перечислять… Что делаем, говорю! Если так пойдет дальше, то нас, бестолковых, и в черти не примут на том свете. Вы, люди, живущие тут, подорвете за год всю колхозную экономику и останетесь у разбитого корыта, а я, башлык, как ваша голова, мне отвечать за все… Куда я пойду, вы сами знаете.

Итак, что мы сделали со своими кормами? Вот сидит чабан Ынабас. Трое суток гулял в деревне, а отара его трое суток ночевала в зародах в урочище Кош-Арка! Ну, что это? Что? Что? Как это пережить? Как пересилить? Значит, хорошие мы, настоящими хозяевами становимся, значит, идем на улучшение? И зачем глаза наши терпят вот таких, за что мы их милуем? Надо гнать таких из колхоза. Пусть идет на все четыре!.. А после этого и запах его надо смыть — вот как! А за потравленное сено надо отобрать у него одну корову… Ой, горе, горе, к чему нам его корова, нам сена нужно, сена!

Шел я недавно мимо сарая старой Капшык и слышу: «Что-то у моей Комолой сегодня брюхо большое и молока прибавилось, — видно, в колхозном зароде ночевала…»

Вот