Жизнь, прожитая не зря - Игорь Бойков

— Пропустите меня. Я сапёр. Пока вы тут со мной спорите, он уже десять раз рвануть мог.

Прапорщик пытался возражать, но под конец заколебался.

В это время рядом затормозила машина. Из неё выскочило несколько человек и рысью пробежало во внутрь оцепления.

— Это спецы из ФСБ приехали. Уж они смогут разобраться, — сказал он.

— Думаешь, они чего-то там понимают? Знаем мы это ФСБ! Говорю же, пусти меня.

К ним подошёл полковник. Лебедев отдал честь. Толстая рука милиционера, вздыбливая складки на предплечье бушлата, нехотя потянулась к голове.

— В чём дело? — рявкнул он.

— Я капитан-сапёр. Я здесь проходил мимо, спешу к себе в часть. Разрешите мне попробовать фугас обезвредить. У меня большой опыт в этом деле.

Полковник тяжело засопел, раздувая багровые щёки.

— Там какой-то странный тип устройства. Наши с таким не сталкивались. Решили не рисковать, ФСБешников вызвали. А вы действительно в этом разбираетесь хорошо? — он внимательно посмотрел на капитана.

— Говорю же, я — командир инженерно-сапёрной роты, — отчеканил Лебедев, ещё больше злясь от этого глупого вопроса. — В Чечне и здесь, на границе я такие фугасы десятками снимал.

Полковник кашлянул и поправил ушанку.

— Посмотрим, что ФСБешники скажут, — выговорил он после короткого раздумья. — Вы не уходите пока. Может, и правда помощь понадобится.

— Конечно, понадобится!

Полковник отошёл, покачивая головой.

— Слушай, капитан, — взволнованно заговорил омоновский прапорщик, перейдя вдруг на «ты». — Зачем тебе это? Ты думаешь, это чехи поставили? Нет. Это наши местные бандюги разборки устраивают, — он дёрнул Лебедева за рукав и потащил в сторону.

Капитан увидел его лицо, освещённое светом автомобильных фар. Морщинистое, грубоватое лицо уже немолодого человека, с глубоко запавшими глазами и сединой на висках.

— Послушай, не лезь туда, — с ещё большим жаром продолжил прапорщик, понизив, однако, голос. — Это нашего мэра взорвать хотят. Он по этой улице проезжать должен был, но задержался там, — и он мотнул головой в сторону площади. — А фугас обнаружили. Я же говорю, что это не чехи. Это наши, местные бандиты между собой разбираются. Тут знаешь как: мэр депутата взрывает, депутат — мэра. Тебе это на хрен надо?

Лебедев молчал, смотря упрямо и зло.

— Капитан, не лезь туда! Как брату говорю. Тебе на тот свет не терпится? У тебя семья, дети есть? Я в Афганистане воевал, русских уважаю. Так получилось, что с этой ментовкой поганой связался. Работы просто нет нигде, везде всё за деньги. Ты думаешь, эти козлы фугас не могут снять? — он снова зашептал, украдкой оглядываясь на остальных. — Да они даже подходить к нему близко бояться. Я же видел: наш сапёр постоял, посмотрел издалека и говорит: мол, темно, тип устройства незнакомый, туда-сюда. ФСБешники то же самое сейчас скажут, вот увидишь. Они же трусы все. Рисковать шкурой никто не хочет. Поэтому начнут тебе говорить: иди, мол, посмотри, помоги.

Но решение Лебедева уже созрело и упало тяжёлой могильной плитой неумолимо, неотвратно. Он лишь зло фыркнул и мотнул головой, усмехнувшись криво.

Неподалёку от них полковник совещался с ФСБешниками. Потом повернулся и, тяжело переставляя косолапые ноги, подошёл к капитану. За ним последовал конторский. Приблизил к нему холёное, откормленное лицо, быстрым, ледяным взглядом оглядел капитана, спросил:

— Вы действительно опытный сапёр?

— Да.

— Тут у нас некоторые затруднения. Тип устройства незнакомый — мы с таким прежде не сталкивались, — и, выждав секундную паузу, прибавил вкрадчиво. — Может, вы посмотрите, посоветуете что-нибудь?

Лебедев, покосившись на него упрямым, дурным глазом, решительно шагнул вперёд.

— Да, посмотрю. И обезврежу. Дайте фонарь. И отойдите за оцепление.

— Да, нет. Я не просил вас снимать фугас. Это рискованно, — запротестовал конторский, но как-то вяло, неестественно, словно радуясь в душе решимости капитана. — Я только просил посмотреть и дать нам совет.

— Сейчас посмотрю. Где он. Вон там?

Они приблизились к куче мусора, разворошенной с одной стороны. Причём, капитан подошёл к ней вплотную, направив в это место луч фонаря, а неуверенно семенящий за ним конторский остановился метрах в пяти сзади и лишь вытягивал вперёд шею. Омоновский прапорщик неотрывно смотрел на Лебедева. Потом покачал головой, зло буркнул что-то под нос, сплюнул и отвернулся.

— Да-да, вон там, — конторский показал рукой на кучу, но не двинулся с места.

— Я сейчас. Ближе не подходите.

Но просить об этом было излишне. Как только капитан присел на корточки возле мусорной кучи, примостив рядом фонарь, конторский тут же начал пятиться назад. Сначала медленно, натужно, украдкой озираясь по сторонам, а потом всё быстрее и быстрее.

Он пятился и пятился, пока Лебедев, скрючившись, возился в самой куче, светя на неё фонарным лучом. Куда-то тихо исчезли остальные конторские. Потихоньку отступал назад и толстый полковник. Лишь омоновский прапорщик стоял на прежнем месте прямо, не шевелясь, и неотрывно смотря в одну точку перед собой.

Прошла минута. Долгая, мучительная минута. Все, кроме капитана, были уже за оцеплением.

Вдруг на том месте, где находился Лебедев, вспыхнула яркая, до нестерпимой боли в глазах, вспышка. От громыхнувшего взрыва заложило в ушах. Люди, не успев крикнуть, попадали на асфальт и неуклюже уткнули в него лица, закрывая головы руками от накатившего волной протяжного гула. Из ближайших домов с долгим дребезжащим звоном посыпались битые стёкла.

Когда же они, придя в себя, глянули в сторону мусорной кучи, то увидели там лишь глубокую воронку да сизые, вонючие клубы дыма. Двое ретиво подбежавших сержантов подняли толстого полковника, без шапки, со взлохмаченными волосами, с густо налитым кровью лицом. Он тяжело дышал, ошалело поводя вытаращенными белками и выплёвывая изо рта асфальтную крошку, а сержанты заботливо отряхивали руками его бушлат и брюки, подобострастно заглядывая в глаза.

Омоновский прапорщик бессильно сел на край бордюра. Скорчившись, снял шапку и утопил в ней лицо. И сидел так, долго и безмолвно.

Когда жена погибшего капитана Дмитрия Лебедева приехала забирать цинковый гроб с останками мужа, то послушно, безропотно выслушивала длинные скорбные речи людей в выглаженных мундирах и дорогих костюмах, едва сходящихся на объёмистых животах. Украдкой всхлипывала, глотая ползущие по лицу слёзы. Во рту стоял их солёный противный привкус. Щекастые, лоснящиеся лица мелькали перед ней одно за другим. Произносили негромкие, чуждые слова. Но взгляды их светились безразличием, фальшью. Жена Лебедева — хрупкая, белокурая, несчастная — слушала их рассеянно, с выражением безысходной жути в глазах, плача при этом тихо и обречённо.

Санкт-Петербург Март 2007 г.

Божественное яйцо

Район этот в Городе Ветров был запущенным, диким.

Узкие улочки многие годы стояли неасфальтированными, все в рытвинах и ухабах, и в сухую погоду ветер вздымал здесь целые тучи мелкой удушливой пыли. Она проникала всюду — во дворы, в дома, в комнаты, покрывая всё серым противным налётом, хрустела на зубах. Летом, вместе с пылью, ветры приносили душный жар сухих, выжженных солнцем степей, а зимой норд-ост пронизывал холодом, от которого нестерпимо стыло лицо и руки.

Когда шли дожди, эти улицы превращались в жуткое глинистое месиво из грязи и воды. В глубоких колдобинах часто застревали машины и, отчаянно буксуя колёсами, разбрызгивали по сторонам густую жижу. Люди, выходя из домов, одевали высокие резиновые сапоги, и грязь смачно чавкала под их ногами и липла к подошвам целыми килограммами. Они чертыхались под нос и осторожно пробирались по узеньким утоптанным тропкам, возле самых заборов и стен домов, держась за них руками.

Уложить на этих улицах асфальт районная администрация обещала давно, да только всё без толку. Устав ждать, жители даже написали по этому поводу обращение в мэрию, жалостливое и слезливое, как и почти все обращения к высоким начальникам от простых людей. Мол, многоуважаемый господин мэр, вспомните, наконец, о нас, мы устали жить по уши в грязи, мы не можем так более!

Из мэрии вскоре на белой, сверкающей под солнцем машине прикатил чиновник. Он вылез из неё неуклюже, прямо посреди улицы, покачал головой и, глядя на непролазные весенние топи, брезгливо скривил толстые губы.

Сбежавшиеся из домов женщины размахивали руками и громко, наперебой, голосили. Потрясали бумагами-отписками, которые регулярно получали из различных инстанций.

— Глава района обещал! Три года назад обещал, сказал, деньги выделены!

— Вот ответ из администрации!

— Куда деньги делись?

— Почему здесь грязь до сих пор? Где асфальт?! — наседала на него толпа, распаляясь.