Варварская любовь - Дэни Бехард

Человеку за рулем было хорошо за тридцать; он выглядел бы весьма презентабельно, если бы не джинсовая куртка, которая кургузо морщилась в плечах, да изящные ковбойские сапоги на высоких каблуках, торчавшие из-под мощного костяка.

Он сказал, что его зовут Денни. Он возвращался домой, взяв напрокат полдюжины новых видеоигр. Другой человек, помоложе, встретил их в дверях, и Денни представил их как гостей.

Это мой брат Энди, объяснил он.

Вы, ребята, проповедники или как? – спросил Энди, пощипывая свои редкие усики. Если он и удивился двум грязным молодым людям в тюрбанах, то почти никак этого не проявил. Джамготи вызвал у братьев неопределенный смех, вкратце изложив историю их приключений и сообщив, что они взяли на себя смелость подражать жизни святых мужей.

Из дальней комнаты послышался кашель, и когда Сат-Пуджа посмотрел в ту сторону, Денни объяснил, что это его абуэло, дедушка, он болен. Не беспокойтесь, наша сестрица, если что, о нем позабо-тится.

Потом Денни сказал, что они могут переночевать на топчанах, что они и сделали после того, как сыграли несколько раундов на игровой приставке, в чем Джамготи проявил большую сноровку.

Слишком скоро, проникнув в окна желтыми косыми лучами, наступило утро. Легкие у Сат-Пуджи будто покрылись накипью, глаза заплыли и зудели. Он пошел искать ванную, чтобы высморкаться.

Денни вошел в кухню с винтовкой в руке. Кофе на столе, сказал он, и вышел во двор. Сат-Пуджа смотрел, как он шел по дорожке вдоль пристроек, наполовину скрытый высокими сорняками.

Накануне вечером Денни объяснил, что последние семь месяцев он навещает соседей, чей двоюродный брат из Мехико обрюхатил их сестру Хуаниту, а потом смылся. Хотя Денни признался, что по характеру он человек мягкий, но если дело касается сестры, выходит из себя: ведь папаша бросил их еще до рождения дочери, которую несколько лет спустя подбросил братьям. Джамготи задал несколько вопросов, и Денни поведал им всю историю. Оказалось, что их абуэло, будучи с юности человеком жестким, более тридцати лет прослужил в городе констеблем и ненавидел бродяг и преступников. Однажды дедушка узнал, что отец Денни и Энди торгует наркотой, и отправился к трейлеру, где жил его сын со своей подругой и мальчиками. Пожилой констебль заявился со старыми кожаными вожжами наперевес, а когда сын полез в драку, несколько раз швырнул его на землю одной рукой. Он оставил его валяться на бетонной приступке у трейлера, которую новому хозяину пришлось потом красить в черный цвет, а через неделю проснулся поутру и обнаружил у себя на кухне трехлетнего Денни и годовалого Энди, мусорный пакет с детской одеждой и полупустую пачку подгузников. Девять лет спустя какой-то незнакомец на грузовике привез в дом грудную девочку. Голенькое дитя было завернуто в разрезанную штанину от женских утепленных джинсов. На пеленке, приколотой к штанине, было написано: «Хуанита». В беседе с дедушкой незнакомец описал неизвестного мужчину с перепуганным лицом, и старик признал в описании отца Денни и Энди. Незнакомец позавтракал, попытал силы в игре «Космические захватчики» с мальчиками, потом надел шляпу и уехал. Откуда у девочки взялось мексиканское имя, так и осталось тайной, хотя, видимо, его придумали, чтобы нанести удар дедушке Хуану. Денни и Энди были первыми в семье, получившими имена гринго, а их мать была особой бесцеремонной. К тому же пеленка, на которой было написано имя, осталась в наследство после Денни, и Денни видел в этом что-то вроде предзнаменования – сам Бог снизошел, чтобы объявить свою волю мирским языком.

И вот теперь она беременна, сказал им Денни. Парень, который это сделал, был совсем мелкий – вроде тебя. Он показал на Сат-Пуджу. Даже не знаю, что я сделаю, если его поймаю. Но теперь все, кроме нас, отвернулись от нее, и он должен за это заплатить.

Джамготи все еще нежился на топчане, прикрываясь ладонью от солнечного света. Дедушка крикливо зашамкал, и Сат-Пуджа подошел к двери и легонько толкнул. Денни рассказывал, что однажды абуэло проснулся утром с онемевшими кончиками пальцев, а потом паралич постепенно охватил все его тело. Старик лежал на матрасе, будто колода, его голова утопала в подушках. Он выпучил глаза. С утра Сат-Пуджа перемотал свой тюрбан на чистую сторону, и старик уставился на него, словно ему точно пришел конец и этот восточный ангел-недомерок послан по его душу. На шатком ночном столике стоял стакан воды; старик протянул костлявую руку, и рука застыла над разинутым беззубым ртом. В другом углу комнаты на кровати, свернувшись калачиком, лежала девушка. Над ее верхней губой темнел пушок, а на носу собрались капельки пота. Лицо у девушки блестело, волосы гнездом свернулись возле шеи. И старик с мультяшным взглядом, и девушка с тайным любопытством заключенного в глазах – оба уставились на незваного гостя.

И не успел Сат-Пуджа прикрыть дверь, как его словно громом поразило. Он не мог припомнить, как долго они неподвижно смотрели друг на друга в этой сумрачной, пахнущей больницей комнате с опущенными землистыми ставнями и подгнившими половицами. Он вспомнил слова Денни о том, что она любила мелкого парня и теперь никто не хочет с ней знаться.

Чтобы успокоить нахлынувшие чувства, Сат-Пуджа медитировал в гостиной, дожидаясь, пока Джамготи выспится. С тех пор, как его товарищ присоединился к ашраму, он впервые пропустил предрассветную медитацию.

Когда Джамготи наконец проснулся, Хуанита сидела на кухне и мешала овсяные хлопья в миске с молоком, примостившись на табурете. На ней было широкое белое платье, ноги у нее поросли волосами. Она обхватила ступнями перекладины табурета и смущенно улыбалась, щеки у нее слегка припухли со сна.

Джамготи сел за стол напротив нее. Мы не знакомы, сказал он и представился. Вы не против, если я тоже поем этих злаков?

Нет, пробормотала она и вспыхнула. Денни и Энди были в соседней комнате, так что Джамготи продолжил беседу и задал несколько невинных вопросов.

Вы ходите в школу? А, не закончили? Конечно, это не для всех обязательно.

Я знаю, сказала ему Хуанита, что буду совершенно счастлива растить своего ребеночка.

Сат-Пудже показалось, что она говорила так, будто давно заучила эту фразу в ожидании расспросов Джамготи.

Да, у меня есть консультант по профориентации, сказала она Джамготи, продолжавшему расспросы. У меня были хорошие оценки, но это действительно не для меня.

А знаете, сказал Джамготи с улыбкой, я ведь тоже совсем, как вы. У нас собственное понимание счастья, не такое, как у других.

Сат-Пуджа откашлялся. Он стоял в дверях. У него сложилось впечатление, что Джамготи сказал все, что он сам хотел бы сказать в первой беседе с незнакомым человеком. Он был уверен, что нет и не может быть другого такого же оригинального разговора при знакомстве, во всяком случае не здесь. Казалось, внутри него – губка, которую изо всех сил выкручивают.

Позднее, когда они шли по ломкой траве, Джамготи сказал ему, что они могли бы провести в этом доме и следующую ночь. Так сказал Денни.

Это было совсем не то, чего хотел Сат-Пуджа. Переходя по камушкам неглубокую реку, он думал о том, чем должен был стать их поход: его посетила стремительная яркая фантазия: они искупаются в ледяной воде, выстирают свои халаты и разложат их сушиться на солнце. Но, может статься, что кто-нибудь, вроде того деда, примет их за бродяг, выгонит из города или посадит в тюрьму, а потом привяжет к столбам и высечет проводами. Как ни странно, традиция блуждать по Америке себя оправдывала. Традиция эта была старой и даже древней, и, размышляя об истории семьи, Сат-Пуджа исполнялся гордости. Наверное, его отцу не понравились бы подробности его странствий, но Сат-Пуджа был человеком иного времени. И, возможно, именно здесь он может наткнуться на некие истины. Он подумал о Хуаните.

Похоже, пока они пробирались сквозь колючие заросли сорняков, Джамготи устал. Сат-Пуджа чувствовал в Джамготи нечто, чего до той поры не замечал, – нечто, похожее на лень или на отсутствие подлинного стремления к чему-либо, кроме восхищения. Впервые он увидел в собственном отчаянии искру подлинности. Его кишечник успокоился. Ты устал? – спросил Сат-Пуджа, ускоряя шаг. Джамготи облизнул губы и потер затылок. Припекает, ответил он.

Они медитировали в тени у подножия крутого холма. Хотя их укрытие не было таким же удобным, как накануне, зато за иссохшей равниной виднелась река и даже ферма Денни и Энди, а за ней – горы, торчащие, как огромные плавники. Изредка падала рваная тень – это над ними кружил стервятник, распростерши крылья. Джамготи потянулся и повращал головой. Он вздохнул. Сат-Пуджа неподвижно смотрел, сощурив глаза. Дыхание его замедлилось, разум отражался в тишине. Вытянувшись под солнцем, пейзаж вращался, его утесы и вершины казались разрушенными храмами. В жарком мираже жестяная крыша в отдалении размахивала серебряными крыльями. Джамготи уснул. Сат-Пуджа погрузился в умиротворение.