Варварская любовь - Дэни Бехард

И где они сейчас? – спросил Харви с краешка стула, подумывая, что, может быть, есть на свете место, куда он смог бы отправиться, может быть, у него есть несколько двоюродных братьев или сестер, которые не были упомянуты из-за маленького роста.

Все ушли в лучший мир, полагаю, отозвался Франсуа, видимо, уже овладев собой. Но знаешь ли ты, что я тоже жил, подобно им. Он стал разглагольствовать о своем бродяжничестве, о приключениях по всей стране, путешествиях, которые он так и не смог завершить, но, возможно, что в мире ином, о котором надо бы еще побеседовать, они и закончились бы. И тут мечтательный взор его омрачился печалью, которую Харви хотел бы понять, чтобы найти в ней умиротворение.

Похоже, что Франсуа не мог связать концы с концами. Он возвращался в прошлое, напирая на то, что мужчины из рода Эрве любили женщин и были неутомимыми и страстными. Понизив голос, он признался Харви, что жил с проституткой. Он вызвал в воображении пышногрудую плоть, плоть женщины, чье тело двигалось с холодным, безразличным совершенством. Неожиданно Харви сообразил, что семья должна была бы его ненавидеть, что они устыдились бы потомка шестидесяти одного дюйма роста, который наверняка упадет в обморок при виде проститутки или оказавшись в открытом море, если уж на то пошло.

Франсуа заметил его сдержанность. Что не так?

А, я просто думал, насколько все это мало значит. Харви попытался сообразить, а что же значит. Он описал свои интересы, важность хорошей осанки, недавние открытия в лечении диетой. И замолчал, неожиданно устыдившись самого себя.

Франсуа потрогал щеку языком и посмотрел в никуда.

Через несколько недель уже пришло время Харви уезжать; он слишком часто видел разочарование на лице отца. Целуя его на прощание, Франсуа вздохнул. После взлета Харви опустил столик на спинке самолетного кресла перед собой и положил голову на скрещенные руки. Где-то он читал, что в каких-то древних культах считалось: каждый искатель истины верит, что заканчивает путь, начатый предками, неся желания, прерванные смертью. Но о ком из тех, кто умер от тоски по свету, миру и маленькому счастью, ему мечтать?

Пока самолет подпрыгивал по неровным небесам, он плакал. Мимо прошла стюардесса, потом вернулась и нависла над ним. Миленький, сказала она, ты летишь без родителей?

И протянула ему леденец сердечком.

Колледж доказал свою неспособность содействию инициации пророка. Осенью Харви поступил в филиал недалеко от дома и жил дома. Мать не требовала от него найти работу, но выдала кредитку, которую сама пополняла. Она купила ему подержанную «Тойоту», которой он управлял, сидя на подушке. Его унижало желание матери содержать его, предположение, что сам он ни на что не способен. Она переписывалась по электронной почте с англичанином, с которым познакомилась на сайте знакомств для вегетарианцев. Порой, когда она слишком забалтывалась о своих таинственных друзьях и красоте Нью-эйдж, Харви прятался, боясь признать, что она глуповата и он унаследовал это качество. Что он знал на самом деле? Возможно, мир был просто сложнее, чем он мог понять. Он получал плохие оценки. Единственное задание, которое его заинтересовало, – найти истоки своего имени, и хотя генеалогия помогла мало, он прочел о валлийском и бретонском святом Харви, или Эрве, слепце, которого любили звери. Его поводырем был волк, и лягушки начинали петь при его приближении. Но и это кончалось великим вопросом: ну и что? Он не был слепым, и лягушки, живущие в грязи, его мало интересовали, как и остальные животные, особенно собаки. Интересно, что преподаватель нарисовал внизу страницы красной ручкой – и поставил тройку с плюсом.

Однажды после урока Харви спросил своего сутулого учителя истории о Квебеке. Учитель коллекционировал все о президенте Кеннеди. У него хранились все документы о покушении, точная копия модели камеры, заснявшей убийство, такая же винтовка, как у Освальда, которую он иногда приносил в класс, хотя и без затвора.

Квебек, сказал он и кивнул, сунув руки в карманы, чтобы подчеркнуть сутулость. Вообще-то все они говорят по-английски, но притворяются, что его не знают, чтобы не обижать туристов. Если ты хочешь выучить язык, какой он есть на самом деле, тебе лучше отправиться во Францию.

Позднее, однажды декабрьским днем, когда Харви вернулся домой, его ждало письмо в почтовом ящике. Там сообщалось, что он допущен к научной стажировке. Он прочел письмо дважды, затем вышел в пустое поле и уставился на голый скелет амбара. С затуманенного неба упали одинокие снежинки, слишком немногочисленные, чтобы стать снегопадом, слишком здравомыслящие, чтобы остаться просто снегом. От холода глаза заслезились. Эрве Эрве было не более чем случайное имя. Ванкувер или Виргиния – случайные места. Если он останется, то никогда не достигнет жизни святых. Никто не одобрит, если он изменится, даже мать. Он не хочет быть частью этого мира.

Он вернулся в комнату, сбросил все вещи на покрывало с кровати, потом стянул его в узел и отнес к машине. В состоянии, отрешенном больше, чем при медитации, он мчался сквозь ночь. Он сразу решил, куда ехать. Где-то в дороге он припомнил рассказы отца. Он чувствовал себя умным, отважным, так что Франсуа может им гордиться. Он сидел за рулем, выпрямив спину. Зеркало заднего вида показывало закат, бегущий над равнинами позади него.

Храбрость была новым ощущением. Безразличная земля казалась древней, примитивной, равнодушной к человеческому уродству, объездным дорогам и промзонам. В пустоте, лежащей перед ним, вскипали слезы.

Ввиду возможности мокрого снега он остановился в дешевом мотеле. На длинных парковках грохотали брошенные полуприцепы, вдалеке в окне бара светился знак «Будвайзера». Он вообразил засаленные долларовые бумажки в туалете, шоферюг, расстегивающих ремни, официанток с черными зубами и ресницами, похожими на рыболовные крючки. Возможно, клерк уже сказал им, что он приехал. Он часто вставал, чтобы поднять штору и выглянуть на пугавший его асфальт.

В «Уол-Марте» в Амарилло он решил запастись провизией. Женщина с тяжелыми ляжками двигалась, покачивая задом на манер телевизионных динозавров. Он позвонил матери. Когда ее истерика закончилась, она смогла несколько раз повторить только: чтобы стать святым, совсем не нужно далеко уезжать. Потом он нашел в одной из своих книг список ашрамов. Многие находились в Нью-Мексико. Он ехал на закат, ничтожная точка на пустых равнинах.

Шоссе теперь бежало по неровным пустым котловинам. Тишина гудела в нем, словно он уже был просвещенным, но он знал, что это только страх, настороженный слух животного. Он достиг значительной высоты над уровнем моря, мотор ревел, как газонокосилка. Огромное голубое небо обсыпало огнями. Он поспал на стоянке. Он думал о названиях, слышанных им, которые когда-нибудь обретут смысл: цереус и полынь, пало-верде, пиньон. Мимо неслись облака, на крышу автомобиля упало несколько набухших капель.

Утром он позвонил в ашрам. Это два часа езды, но мест нет. Женщина дала ему номер человека, сдающего комнаты в ближайшем трейлер-парке. Харви позвонил, поговорил немного и решил, что цена подходящая. После мокрого снега Оклахомы и техасского ветра он был рад, что путешествие закончилось в высокогорном Нью-Мексико, залитом холодным светом.

У входа висел указатель: «Трейлерный поселок “Отпавшая ветвь”». Как вскоре обнаружилось, парк, основанный сборищем религиозных изгоев, располагался вдоль засыпанного песком русла реки посреди марсианского пейзажа, заполненного холмами, похожими на дюны и утесы. Функционировал парк с тысяча девятьсот семидесятого года, и к настоящему моменту в его рядах находилось более сорока семей и бесчисленное количество холостяков. На окнах висели самые разнообразные Будды и «ловушки для снов», голубые Шив, украшенные бусами гуру и хоругви. Хилые садики придавали нескольким заплаткам между трейлерами процветающий вид, хотя по главной улице, подобно призракам, носились пылевые смерчи.

Хозяин парка Брендан Говард преподавал религию в местном колледже. Это был худой белокожий человек в очках со стальной оправой; часто он накидывал на плечи джемпер, словно это была не раскаленная высокогорная пустыня, а яхт-клуб. Он всегда представлялся полным именем, так что звучало оно как титул и производило впечатление значительности. Он жил, фигурально выражаясь, в Александрийской библиотеке, уместившейся в трейлере: вместо стен в вагончике были полки с книгами по тантризму, траволечению и вуду. Так или иначе, в первый же день он рассказал Харви, что именно тело есть вместилище истины.

Брендан Говард владел землей, на которой располагалось более двадцати пяти ашрамов, храмов, монастырей и приютов на расстоянии часа езды друг от друга. Первые месяцы Харви медитировал, постился, в предрассветные часы упражнялся в йоге и по мере тренировок в глубоком дыхании на ухоженной храмовой траве наблюдал чистейшую эманацию восхода. Но вскоре выяснилось, что почти ничего не изменилось. Духовность сказалась на здоровье, но не в большей степени, чем диетологический анимизм матери. Посвященные обсуждали вечную молодость знаменитых йогов. Никто не обращал на Харви внимания. Он хотел бы иметь мужество ходить по дороге голым или почти голым, погружаться в реку и возвращаться с песней, спать среди корней деревьев.