Требуются доказательства. Бренна земная плоть (сборник) - Николас Блейк

Когда он наконец устроился, лорд Марлинуорт сверился с часами, развернул военную карту, потянулся к переговорному устройству и с видом Веллингтона, дающего сигнал к наступлению, проговорил: «Кокс, можно ехать».

По пути лорд Марлинуорт не закрывал рта. Пока машина ехала предместьями, он неодобрительно отзывался об их архитектуре, проводя параллели между здешней застройкой и искусственным характером цивилизации ХХ века. В то же время он щедро признал, что люди, здесь обитающие, несомненно, играют немалую общественно значимую роль и в своем роде – личности вполне достойные. Когда же за окном замелькали сельские пейзажи, он то обращал внимание спутника на «славные виды» и «благородные дали», то пересказывал истории из жизни ведущих семейств тех графств, через которые они проезжали, в то время как жена его сопровождала эти рассказы экскурсами в прошлое. На развилках дорог лорд Марлинуорт умолкал, вглядывался в карту и давал указания водителю, на которые Кокс отвечал сдержанным кивком, как если бы это был первый, а не пятидесятый раз, когда он едет этим маршрутом. В какой-то момент Найджела охватила апатия и чувство нереальности происходящего. Голова упала на грудь. Он встрепенулся и выпрямился. Голова снова склонилась – и он безнадежно заснул.

Разбудили его в полдень, чтобы слегка перекусить. Как только тронулись в путь, Найджел снова погрузился в сон, что помешало ему выслушать занимательную историю о семье Эденбери из Хэмпшира, последний представитель которой в возрасте пятидесяти лет уединился в одной из мощных башен поместья, и с тех пор его видели лишь раз в год, в день смерти короля Карла Первого, когда он появлялся на людях, чтобы пролить на своих арендаторов поток новеньких соверенов. Когда Найджел проснулся, машина свернула с магистрали и скользила по узким дорогам Сомерсета, едва не задевая бортами кустарник. Вскоре они повернули налево и проехали через величественные железные ворота. Дорожка, плавно загибаясь и извиваясь, словно завороженная змея, привела их к краю лощины и далее к склону: здесь она раздваивалась, ведя с одной стороны к Чэтемским башням, с другой – к Дауэр-Хаусу, куда Коксу и было велено сначала подвезти Найджела. Выходя из машины, он заметил нелепое строение, выросшее здесь за те два года, что его не было в Чэтеме. В пятидесяти ярдах справа от главного входа появился домик армейского вида. Ожидая, пока ему откроют, Найджел рассеянно думал, как это О’Брайану удалось уговорить лорда Марлинуорта разрешить ему построить на территории поместья столь малоприглядное жилище. И тут ему вдруг пришло в голову, что он забыл предупредить О’Брайана об изменении в планах и что, стало быть, до вечернего чая его не ждут.

Открылась дверь. На пороге стоял очень крупный, очень широкоплечий, очень строгий на взгляд мужчина. На нем был опрятный синий костюм, а нос формой своей и размерами весьма напоминал сплюснутый пирожок. Этот достойный господин бегло оглядел Найджела и его чемодан – машина уже отъехала – и напористо объявил:

– Нет, нет, пылесосы нам не нужны. Не интересуют меня и шелковые чулки, мастика и корм для попугаев.

Он начал было закрывать дверь, но Найджел проворно шагнул вперед со словами:

– Меня тоже. Я – Стрейнджуэйс. Мне предложили приехать сюда из Лондона машиной, а времени предупредить не было.

– О, прошу прощения, мистер Стрейнджуэйс, сэр. Заходите. Мое имя Беллами, все зовут меня Артуром. Полковник только что вышел, но вернется еще до чая. Я провожу вас в вашу комнату. А потом, наверное, вам захочется немного погулять в саду. Если, конечно, – задумчиво добавил он, – вы не предпочтете надеть перчатки и размяться пару раундов на ринге. Это взбодрило бы после такой длинной поездки. Впрочем, не знаю, являетесь ли вы приверженцем высокого искусства.

Найджел поспешил отказался от предложения. На мгновенье Артур понурился, но тут же криво усмехнулся.

– Ну что ж, как говорится, на вкус и на цвет… – Он прикоснулся к той незначительной части носа, что все же выделялась на его лице. – Все нормально, мистер Стрейнджуэйс, сэр. Я знаю, зачем вы здесь. Ни о чем не беспокойтесь. Молчание – вот мой пароль. Я умею держать рот на замке. Нем как рыба.

Найджел последовал за рыбой наверх. Вскоре он распаковывал багаж в комнате, выдержанной в кремовых тонах и плотно, но сообразно размерам, уставленной мебелью из мореного дуба. На стенах висела только одна картина. Найджел близоруко прищурился, затем, держа в одной руке сигарету, в другой – брюки, подошел поближе. Это оказался портрет девушки работы Огастеса Джона. Разбирался Найджел с вещами довольно долго. По собственному признанию, он родился человеком, который вечно сует нос в чужие дела. Ему никогда не удавалось избежать соблазна покопаться в чужой жизни. Вот и сейчас он один за другим вытягивал ящики в комоде, не столько для того, чтобы разложить свои вещи, сколько в надежде, что последний гость мог оставить здесь какие-либо следы своего пребывания. Но ящики оказалась совершенно пустыми. На туалетном столике, обратил внимание Найджел, стояли рождественские цветы, на тумбочке возле кровати – коробка. Он открыл ее – она оказалась набита леденцами. Найджел машинально отправил в рот две-три конфетки, подумав про себя: чувствуется рука хорошей домоправительницы. Затем он подошел к каминной доске и провел ладонью по корешкам разложенных здесь книг. «Аравийская пустыня», «Замок» Кафки, «Проповеди» Джона Донна, последний роман Дороти Сейерс, «Башня» Йейтса. Он полистал последний томик: первое издание с дарственной надписью автора: «Моему другу Фергюсу О’Брайану». Найджелу стало казаться, что составленный им поначалу портрет хозяина очень неточен: как-то не вяжется все это с образом отважного до безрассудства пилота.

Через некоторое время он спустился в сад. Дауэр-Хаус представлял собою вытянутое в длину двухэтажное оштукатуренное здание с выступающей карнизом вперед шиферной крышей. Построен он был около ста пятидесяти лет тому назад на месте сгоревшего дома под тем же названием и походил скорее на просторный, в старом стиле, дом сельского священника, из тех, чьи архитекторы думали, казалось, лишь об одном – репродуктивной силе священства. Вдоль всего фронтона тянулась, выходя на юг, веранда, загибающаяся далее в восточном направлении. Обходя ее, Найджел снова заметил деревянный сруб. Сейчас, когда окна его заливал багровый свет огромного диска декабрьского солнца, он выглядел еще большим анахронизмом. Найджел пересек лужайку и заглянул сквозь стекло в дом. Интерьер напоминал мастерскую: огромный кухонный стол с кипами книг и бумаг; несколько рядов книжных полок; керосиновая плитка; сейф; несколько легких стульев; на полу – шлепанцы. Все это странно контрастировало с гостевой комнатой, откуда он только что вышел: в одной царит спокойное достоинство и изысканная роскошь, другая – аскеза, беспорядок и рабочая атмосфера. Любопытство, неутолимое, как у киплинговского Слоненка, пересилило, и Найджел потянул за ручку двери. Несколько удивившись, что она не заперта, он вошел. Сначала просто рассеянно огляделся, потом его внимание привлекла дверь, врезанная в стену слева. Жилое помещение выглядело таким необъятным, что ему и в голову не пришло, что эта стена – в действительности перегородка. Он открыл дверцу и оказался в маленьком отсеке, где были только походная койка, циновка и буфет. Найджел собрался вернуться, но заметил на крышке буфета фотографию. Он подошел и пригляделся. Это был снимок молодой женщины в костюме для верховой езды. Фотография пожелтела от времени, но черты темноволосой, без шляпы на голове, девушки проступали отчетливо: губы изогнуты в невинной, несколько лукавой улыбке, в глазах угадывается грусть. Прозрачная кожа, лицо эльфа, сулящее красоту, и щедрость, и опасность.

Найджел засмотрелся на фотографию. И тут за спиной его послышался чей-то голос:

– Краса и слава этих стен… Что ж, рад, что вам удалось приехать.

Найджел круто обернулся. Голос был негромкий, почти женский, но удивительно звучный. Говоривший стоял на пороге, с протянутой рукой, на губах играла легкая усмешка. Найджел ступил вперед и от смущения начал заикаться:

– Я… Из-звините, просто слов не могу найти. Конечно, такое поведение непростительно. А все мое проклятое любопытство. Наверное, пригласи меня в Букингемский дворец, и я начну рыться в переписке Ее Величества.

– Да неважно, неважно. Вы же за этим сюда и приехали. Это мне надо извиняться, что меня не было дома к вашему приезду. Не ждал вас так рано. Надеюсь, Артур проводил вас в вашу комнату и сделал все, что требуется.

Найджел объяснил причину своего раннего появления.

– Что же касается Артура, – добавил он, – то это само гостеприимство. Он даже предложил мне небольшой спарринг.

– Вот и прекрасно, – рассмеялся О’Брайан. – Это значит, что вы произвели на него впечатление. Он всегда школит тех, кто ему нравится – по крайней мере старается. Меня он, что ни утро, посылает на пол – так было, пока здоровье позволяло мне выходить на ринг.