Дети пустоты. Пройти по краю - Любовь Романова

У этой реки было имя. Непроизносимое, как все чешские названия. Поэтому воспитанники лагеря окрестили ее Синькой. Она бежала по серо-голубым, почти синим камням, вытекая из-под снежных шапок Крконоша. Не широкая, зато быстрая и бурная.

– В сторону! В сторону! – скомандовали бойцы, прижимая понурых заложников к ущелью. Скудных познаний в русском языке хватило Тиаго, чтобы понять короткие команды конвоиров.

В этом месте лес сторонился пропасти. Деревья, словно в страхе, отступали от каменистого края, образуя площадку с вытоптанной травой. Пара кострищ, несколько старых бревен, шум далекой воды – идеальное место для посиделок под звездами.

Пленников поставили спиной к обрыву. Тиаго почувствовал затылком его сосущую глубину. Метров двадцать свободного падения, не меньше. Стоит кому-то одному из связанных друг с другом пленников сделать шаг назад, и все остальные полетят следом.

– Здорово они придумали, как избавиться от тел, – услышал Тиаго голос Аниты. Депфер и не заметил, что подруга всю дорогу шла позади него. – У русских есть такое выражение: «концы в воду». Теперь я знаю, что оно значит.

По шеренге воспитанников и наставников «Синих камней» пробежал обреченный шепот. Справа захныкала девочка. Мальчишка с двумя макушками пару раз шмыгнул носом.

– Не бойся, это быстро, – Тиаго посмотрел на Аниту.

Девушка таращилась в пустоту смородиновыми глазами. Ее белая футболка была перемазана грязью, в каштановых кудряшках застряли клочья пыли из коморки в кабинете директора.

– Я знаю, – ответила Анита. – И совсем не боюсь.

Наконец-то спецназ расставил всех пленников по местам. Командир отряда подошел к скучавшему на краю леса Озерову.

– Его люди сейчас уйдут, – тихо сказала Анита. – Они не хотят смотреть на расстрел. Нас буду убивать те двое, в зеленом камуфляже.

После слов подруги Тиаго в стотысячный раз прощупал свои способности. Ничего. Как будто сидишь в невидимом мешке с меховыми стенками. Сила Людей глубины, словно река, была совсем рядом, но оставалась недосягаемой.

В душе Тиаго до последнего жила надежда, что вот-вот появится Марат со своими сторонниками. Появится и прекратит этот кошмар. Не зря же Тиаго помог крылану перетянуть на сторону мятежников Пилар – главу бразильских депферов… Но нет, прошло столько времени, а от крылана не было ни слуху, ни духу.

Четыре бойца один за другим побросали к ногам Озерова браслеты и потянулись прочь от обрыва. Толстяк, беспокойно глянув им вслед, что-то тихо скомандовал оставшейся паре гвардейцев. Те подняли автоматы. Дуло одного уставилось прямо в лоб Тиаго.

– Закрой глаза, слышишь, закрой глаза, – лихорадочно зашептала Анита. – Так гораздо легче.

– Кому? Им? – Тиаго презрительно мотнул головой в сторону целившего в него бойца. – Обойдутся. Пусть смотрят, – и, не выдержав, сорвался на крик: – Стреляй, гад! Давай!

Но выстрела депфер не дождался. Едва за деревьями скрылся последний спецназовец, Озеров с неожиданным для его веса проворством опустился на корточки и подобрал брошенные блокираторы. Начал торопливо вертеть их в руках, щелкая переключателями. В следующую секунду Тиаго почувствовал себя железным бочонком, в который хлынул поток дождевой воды. Пара мгновений – и он наполнился до самого края.

Силы вернулись.

Рядом потрясенно загомонили пленники. Два бойца в зеленом камуфляже, отшвырнув в сторону автоматы, бросились развязывать веревку. В это время Озеров пару раз дернулся, словно картинка на экране сломанного телевизора, съежился и превратился в девчонку. Худощавую, глазастую, в черной униформе Людей крыш.

Правую щеку незнакомки почти полностью скрывала серебристая татуировка. То ли от усталости, то ли из-за пережитого стресса депферу показалось, что выколотая на коже голова ящерицы шевелится: высовывает язык и подмигивает раскосым глазом.

– Я все равно не понял, к чему весь этот спектакль? Став Озеровым, Женя может просто потребовать сдать блокираторы. И всё. – Север сидел на деревянной скамье. Она была частью зрительской трибуны, сколоченной на скорую руку из сосновых досок. Массивное сооружение доставили в дубль-пространство крыланы. Как инициаторы Конклава, они занимались его технической поддержкой. Теперь на площади Сан-Марко стояло что-то вроде цирковой арены или уменьшенной копии Колизея. Второе сравнение показалось Мороку символичным – предстоящий бой с главами фратрий обещал ничем не уступать сражению гладиаторов.

– Нет, не может, – покачал головой начальник СКК. – Слишком подозрительно. Ей не поверят – станут звонить руководству, уточнять.

– А расстрел детей – это не подозрительно?

– Надо учитывать настроения, которые царят сейчас в нашей системе, – философски заметил Кирилл. – Приказ избавиться от нелюдей выглядит вполне логично.

– Наше гипотетическое начальство – настоящие отморозки, – бросила Ника в сердцах.

– Согласен, – кивнул Морок.

И словно чтобы придать весу последнему слову, площадь заполнил низкий рев. Его издавала белоснежная раковина гигантского рапана. В нее, как в охотничий рог, дул пожилой крылан, при этом смешно выкатывал глаза и топорщил солдатские усы. Это был сигнал о начале Конклава. Руководители фратрий задвигались и стали устраиваться на своих трибунах.

По традиции все участники главного совещания Края пришли в церемониальных накидках. Кошки, как водится, в черных, искристых, похожих на сложенные крылья летучих мышей. Крысюки – в коротких, рубиновых, точно глаза крыс-альбиносов. Депферы щеголяли в шелковых плащах цвета океанской синевы, крыланы – в нежно-оливковых мантиях, которые как будто излучали мягкий свет вечернего солнца.

– Смотрите, шеф, у кошек раскол, – Ника беспокойно подергала Морока за рукав пиджака. – Они сидят двумя группами. Одна вокруг Марты, другая – рядом с Эддой.

– Вот ведь дрянь, – Север звонко шлепнул себя по худому колену.

Начальник СКК только пожал плечами:

– Это не новость.

Площадь снова завибрировала от низкого голоса морской раковины. Кирилл почувствовал, как у него что-то задрожало внутри, отреагировав на неуловимые для человеческого уха частоты. Разговоры стихли, все расселись по местам. Теперь трибуны, заполненные участниками Конклава в разноцветных одеждах, напоминали лепестки гигантского цветка: черный, рубиновый, синий, оливковый – следом дыра. Пятая трибуна, замыкавшая круг, была свободной.

– А это для кого приготовили? – Север недовольно уставился на пустые скамейки. – Надеюсь, не для… Ох, елки!

Ника ткнула изобретателя острым локтем в бок.

– Сергей Васильевич! – зашипела она и угрожающе задергала наполовину выбритой бровью.

– Что? – растерялся тот, но, глянув на шефа, смутился, покраснел и отвел глаза. – Извини, Кирилл. Не подумал.

– Да, Бог с тобой, Сереж, – начальник СКК похлопал изобретателя по плечу. – Дело прошлое.

Третья песня раковины возвестила о появлении Привратника. Последние пятнадцать минут Герберт отсутствовал – готовил свой торжественный выход. Мятый пиджак и синяя сорочка скрылись под белым балахоном, обшитым по подолу и манжетам широкой золотой тесьмой. На голове появилось странное сооружение. Оно напоминало ирокез поклонников панк-рока, отлитый в золоте. Гладкий блестящий шлем с гребнем острых шипов. Каждый сантиметров тридцать в длину.

На шее Привратника висела пара ржавых ключей. Совсем простых, как от старого шифоньера. Если, конечно, представить шифоньер размером с двухэтажный дом – ключи были большими и тяжелыми. В предназначенные для них замочные скважины наверняка мог запросто войти указательный палец Мамаши Мурр.

– Я Герберт, Привратник Края, приветствую скользящих в темноте! – заговорил старик. Он встал точно в центре импровизированной арены, лицом к Людям крыш. Золотые иглы его головного убора пылали в лучах венецианского солнца. Привратник сильно сутулился – ржавые ключи неумолимо тянули к земле.

– И мы приветствуем тебя, хранитель! – ответила Марта.

Старик едва заметно кивнул ей и повернулся к Людям нор.

– Я Герберт, Привратник Края, приветствую обитающих в недрах мегаполисов! – он не повышал голоса, но каждое сказанное им слово звучало на удивление отчетливо. Так, словно Герберт стоял не на городской площади, а в аудитории с хорошей акустикой.

– И мы приветствуем тебя, страж мира! – сказал, привстав, глава Большого Совета крысюков – хитроглазый коротыш по имени Ус. Рядом с ним сидел бледный Чухонь. Это был первый Конклав в жизни самого юного главы фратрии в истории Края. Парень нервничал: тер слезившиеся от непривычно яркого света глаза и косился на своего наставника – ждал не то одобрения, не то сердитого окрика.