Дети пустоты. Пройти по краю - Любовь Романова

Через пустынную площадь Сан-Марко не спеша шагал низенький старичок. Его деревянная палка с медным набалдашником гулко постукивала по каменным плитам. Темно-синяя вельветовая шляпа с узкими полями, мятый льняной пиджак, свободные брюки, голубая сорочка с расстегнутым воротом, очки в титановой оправе – типичный европейский пенсионер, который имеет достаточно денег, чтобы не зависеть от детей.

– Ну, здравствуй, Кирилл! – сказал старичок, подойдя ближе. – Прости мне мою зависть, но ты все тот же. Не изменился.

– Ну, здравствуй, Герберт! – ответил Морок ему в тон. – Не завидуй. В долгой жизни достаточно минусов.

Два человека обнялись.

– Как ты без Франчески? – Кирилл Михайлович заглянул в голубые глаза Привратника.

– Как во сне. Три года пустого сна под названием «одиночество». Я не думал, что переживу ее.

– Прости.

– Да ничего.

– Спасибо, что впустил нас первыми. Есть время оглядеться, пока не нагрянула свора.

– Как всегда, Кирилл, как всегда.

Морок взял Привратника под руку, и они, точно два близких друга или отец с сыном, направились к воде. Море плескалось в нескольких десятков метров от того места, куда выпустила Кирилла с парой его подчиненных невидимая дверь, открытая Гербертом.

Отчего-то люди, никогда не бывавшие в Венеции, думают, что вода в ее каналах грязная и затхлая. Это не так. На самом деле она светлая, чуть белесая, с запахом соли, ветра и влажного дерева. Ее аромат проникает в легкие, едва нога путешественника касается земли самого удивительного города на свете. Наполняет грудь радостью и делает мысли легкими, точно парашютики одуванчиков.

Только потом, спустя несколько часов, путешественник замечает неладное. В окнах домов не трепещут занавески, не мелькают силуэты жильцов, не зажигается свет. Если посмотреть под правильным углом, то обнаруживаешь, что в зданиях нет потолочных перекрытий. Это пустые коробки. Фасады. Декорации.

Венеция – город-мертвец. Кладбище, по которому бродят толпы туристов. Шумных, веселых, пьяных, ничего не знающих ни о великих доджах, ни о тех славных временах, когда сама Византия склоняла голову перед Королевой Адриатики.

Так называли Венецию.

Это было очень давно.

И все же в момент знакомства город кажется хрустальным шаром. Блестящей елочной игрушкой. Вечным праздником под безмятежно-голубым небом.

Возле причала покачивались черные гондолы. Волны били их в просмоленные бока, заставляли толкаться, словно покупательниц на рождественской распродаже. Вокруг не было ни души. Набережная, обычно полная людей, сейчас лежала совершенно пустой. В дубль-пространстве не встречалось созданий из плоти и крови. Только фантомы. Вроде стаи голубей, растаявшей над площадью.

– Я знаю, что должно сегодня произойти, – сказал Герберт, шагая рядом с Кириллом. Старик говорил без акцента, хотя русский не был ему родным. Привратник выучил его уже после того, как получил ключи от дубль-пространства. – Край снова на пороге войны? Кто же метит на твое место?

– Его зовут Марат. Он возглавляет фратрию Людей ветра.

– Крылан. Это значит, одна из инорас получит преимущество перед остальными. Конец равновесию. Ты ведь не допустишь этого?

– Только если моя дочь…

– У тебя есть дочь?

– Да, Герберт, представь себе.

– И что она должна сделать?

– Спасти заложников в Чехии. Я жду от нее сообщения. Как только оно придет, мои руки будут развязаны. И я…

– И ты не позволишь крылану заодно заменить и Привратника. То есть меня.

– Да, думаю, Марат планирует вручить ключи своему человеку – Лиону.

– Художнику?

– Да. Но я не дам тебя в обиду.

Старик засмеялся. Сухо, отрывисто. Звук вышел похожим на кашель выхлопной трубы старого автомобиля.

– В обиду? Не дашь в обиду? Да я каждое утро молю бога, чтобы отправиться к любимой Франческе. Избавиться от этих чертовых ключей и стать свободным. Ты представляешь, что значит жить на кладбище? Ночью я слышу звуки похорон – это дома провожают в последний путь кого-то из своих. Кирилл, ты знаешь, что они умирают? Стены все еще стоят, крыша держится, ставни скрипят, а здания нет. Оно погибло! И душа его отлетела!

– Знаю. Мне рассказывал прежний Привратник, – Кирилл покосился на Герберта. На морщинистых щеках старика проступил румянец – паутинка из красных ниточек лопнувших сосудов. – Дело в ключах, Герберт. С ними начинаешь видеть и слышать странное.

– Это точно, – улыбнулся Привратник. – Больше всего меня забавляют тени. Здесь, в Венеции, они ведут особую жизнь. Однажды я смотрел на карнавальное шествие. Маски, костюмы, музыка, спиртное – как обычно. А потом перевел взгляд на тени, которые отбрасывала толпа. Они сражались на мечах. Рубили головы, сбивали друг друга с ног, вспарывали животы. Жуткая картина! Или вот вчера у меня под окнами целовалась влюбленная парочка. Прямо на улице. Им было плевать на древнюю развалину, следившую за ними с балкона. Хотя сама парочка меня не интересовала. Я разглядывал ее тени. Ты только представь, они ссорились. Тень девицы залепила тени парня добрую оплеуху, а потом двинула коленом в пах. Чудеса!

– Почему ты не говорил об этом раньше?

– Пока была жива Франческа, я чаще смотрел на жену, а не по сторонам.

Начальник СКК и Привратник Края остановились. Пора было возвращаться. Пять куполов Собора Святого Марка вспыхнули в лучах утреннего солнца. Крылатый лев, наблюдавший с трофейной колонны за двумя крошечными человечками, едва заметно шевельнул каменным хвостом.

– Не слушай мою болтовню. Это все от одиночества, – вздохнул старик. Он посмотрел на площадь Сан-Марко, где один за другим появлялись участники Конклава, и добавил куда тверже: – Крыланам не видать ключей. Они должны остаться в руках человеческой расы. Я буду держать для тебя канал связи. Если твоя дочь отправит сообщение, ты его получишь.

Глава 18

Тиаго никогда не думал о смерти.

Какой смысл размышлять о том, что произойдет через двести или даже триста лет? Сначала нужно состариться, а это случится еще ой как не скоро. Конечно, всегда имелся шанс скончаться от болезни или травмы, но такой мизерный, что и говорить не приходилось. С гриппом, раком и воспалением легких обитатели Края были знакомы только по книгам и фильмам обычных людей. А ускоренная регенерация позволяла не беспокоиться по поводу переломов и порезов. Иными словами, в распоряжении Тиаго была целая вечность.

Вернее, так ему казалось.

Он шел по скользкой от росы дорожке следом за восьмилетним мальчишкой. Тем самым, из-за которого погиб директор лагеря. Ворота «Синих камней» остались далеко позади. По обеим сторонам тропинки стоял хвойный лес, простеганный, словно золотой ниткой, лучами утреннего солнца. Чтобы отвлечься от тупой боли в связанных руках, депфер изучал русую макушку пацана.

Было в ней что-то неправильное. Только пройдя половину пути, Тиаго сообразил, что именно. Короткие темные волосы закручивались улиткой вокруг не одной, а сразу двух точек. «Две макушки, значит везунчик, – всплыли в памяти слова наставницы младшей группы. – Из любой беды целым выйдет».

«Ага, как же! – внезапно разозлился депфер. – Выйдешь тут целым!» Когда ковыляешь связанный одной веревкой с полусотней таких же «везунчиков». По бокам конвой из автоматчиков. Впереди шумит река. И ты отлично знаешь, что тебя ждет на ее берегу.

Еще несколько часов назад они с Анитой верили в возможность побега. Как только за ними захлопнулись двери актового зала, депферы рассказали остальным пленникам о предстоящем расстреле. Казалось, нужно только придумать стоящий план, и всё само получится. Не тут-то было! Девчонки подняли вой. Парни начали беспорядочно метаться по залу, пытаясь отыскать лазейку. Взрослые впали в прострацию.

А закончилось всё надрывными разговорами о том, как правильно встретить смерть. Из них Тиаго уяснил для себя одно – главное, чтобы сразу попали в голову или сердце. Тогда не придется долго мучиться. Люди Края слишком живучи, поэтому вероятность мгновенного перехода в мир иной ничтожно мала.

– Топай быстрее! – что-то твердое ткнуло Тиаго между лопаток.

Он обернулся и встретился взглядом с одним из спецназовцев. Круглая конопатая физиономия. Совсем не злая, скорее, несчастная. Боец тут же отвернулся. Коротко выругался.

У Тиаго внезапно появилась надежда, что в последний момент спецназ взбунтуется. Откажется помогать Озерову. И тому придется вернуть всех в «Синие камни». Надежда умерла, когда цепочку заложников вывели к реке. Точнее, к краю ущелья, на дне которого змеилась белая лента.

У этой реки было имя. Непроизносимое, как все чешские названия. Поэтому воспитанники лагеря окрестили ее Синькой. Она бежала по серо-голубым, почти синим камням, вытекая из-под снежных шапок Крконоша. Не широкая, зато быстрая и бурная.