Политическая история Римской империи - Юлий Беркович Циркин

в широких кругах римлян о возвращении к прежнему государственному строю не было и не могло быть. Речь могла идти только о личности преемника. Таковым стал пасынок Августа. К моменту смерти Августа Тиберий уже обладал и трибунской, и высшей проконсульской властью. Он тотчас привел к присяге преторианцев и принял меры по подготовке торжественных похорон Августа. Умерший принцепс получил невиданные почести, в том числе был официально обожествлен.

Торжественные похороны, ритуал которых был в значительной степени завещан самим Августом, прошли в Риме. Тиберий и его сын Друз произнесли погребальные речи, в честь умершего принцепса была учреждена новая жреческая коллегия — sodales Augustales. Различные траурные мероприятия прошли также в городах Италии и провинций. Боясь возможных волнений, Тиберий наводнил Рим воинами, введя чуть ли не военное положение.

Одним из самых первых дел Тиберия стало убийство Агриппы Постума, единственного оставшегося в живых внука Августа, в ком, несмотря на его ссылку, он видел опасного соперника[45]. Скорее, был опасен не столько сам Постум, сколько его имя, которое могли использовать противники Тиберия.

Действительно, еще при жизни Августа возник заговор неких Л. Авдасия и Азиния Эпикада, планировавших сразу после смерти императора похитить Агриппу Постума и его мать и привезти их к войскам, чтобы выступить против Тиберия. Почти то же самое попытался сделать раб Агриппы Клемент, но опоздал и объявил себя якобы спасшимся Постумом, вызвав этим довольно сильное движение в Италии.

Тиберий.

Мюнхен, глиптотека

Он мог даже иметь поддержку в тех кругах «политического класса», которые были недовольны приходом к власти Тиберия. Лишь с помощью коварства последнему удалось справиться с Лжеагриппой. Все это ясно показывало, что, если Агриппа Постум останется в живых, спокойно править Тиберий не сможет. Правда, при этом он распространил слух, что это приказал сделать еще Август.

В Риме никто не сомневался, что власть полностью перешла к Тиберию. Магистраты, сенат, всадники и римский народ принесли ему, как когда-то Августу, присягу. То же самое несколько позже сделали провинциальные общины. Было даже внесено предложение повторять эту присягу ежегодно, поэтому от нового заседания сената не ожидали ничего чрезвычайного. Однако неожиданно это заседание, созванное по инициативе Тиберия 17 сентября 14 г., он начал так, как и его отчим 41 год назад: заявил об отказе от верховной власти. По его словам, это слишком тяжелая ноша, которую в одиночку мог нести только Август, а он, Тиберий, делать это не в состоянии, но готов взять ту долю власти, какую ему предоставит сенат, и быть верным ему слугой. В какой-то степени это было повторением демарша Августа в 27 г. до н. э., и не исключено, что оно было подсказано ему Ливией, хорошо помнившей события того январского дня, если только она сама не принимала участие в подготовке соответствующего плана.

Эта речь вызвала переполох в сенате. Одни были искренне уверены, что в случае исчезновения единоличной власти государство вернется в атмосферу гражданских войн и рухнет; другие испугались, что это хитрый маневр Тиберия, желавшего таким образом выявить своих тайных врагов; третьи полагали, что неплохо было бы восстановить старый республиканский строй, но боялись проявить себя; четвертые, а таковых было, пожалуй, большинство, в своем раболепии были готовы униженно умолять Тиберия не отдавать власть. Разумеется, речь была образцом лицемерия. Недаром когда консуляр Г. Азиний Галл спросил Тиберия, какую часть власти он готов взять на себя, тот растерялся и долго не мог ответить. Да и сам Галл понял, что попал впросак, и неуклюже попытался выпутаться, заявив, что своим вопросом он только хотел подчеркнуть неделимость государства[46]. Речь явно была рассчитана на твердый отказ сената принять его отставку, но все же свести ее лишь к лицемерию нельзя.

При всем том, что в 31–27 гг. до н. э. и позже политический строй Рима на деле радикально изменился, и это прекрасно понимали уже современники, с юридической точки зрения мало что произошло. Официально речь шла о сосредоточении в руках одного человека множества полномочий, ранее распределенных между относительно большим числом магистратов, и при этом последние продолжали избираться. Сам Август заявлял, что он превосходит своих коллег не властью, а авторитетом. Это, конечно, тоже было лицемерием, но юридически почти безупречным. Реформами 27–23 гг. и последующих монархия не была установлена, и власть Августа носила личный характер. Со смертью принцепса такая власть по идее должна была исчезнуть. Некоторые чрезвычайные полномочия, а также трибунскую власть Тиберий, правда, уже имел, и это делало его наследником власти, но ее еще надо было легализовать. Ему было важно, чтобы он получил все полномочия, какими обладал его приемный отец, от сената, по традиции считавшегося самым авторитетным органом государства.

Надо также иметь в виду, что Тиберий, несмотря на свои несомненные заслуги перед Римом и столь же несомненные качества администратора и полководца, не был особенно популярен в Риме. Август долгое время смотрел на него как на относительно второстепенную фигуру своей семьи, и это повлияло на отношение к нему римлян. Римская толпа по традиции весьма настороженно, если не сказать враждебно, относилась к роду Клавдиев, к которому по рождению принадлежал Тиберий, и такое отношение частично, по крайней мере, было перенесено и на наследника Августа. Ему не могли простить его роль в устранении ряда членов рода Юлиев. Да и в армии его не особенно любили, причем именно в войсках под его командованием. Его суровость и требования дисциплины не нравились солдатам. Его, в частности, обвиняли и в непомерном пьянстве. Своим нравом, поведением, мрачным видом Тиберий контрастировал с Августом. Тот пришел к власти довольно молодым, а Тиберию было 54 года, и многим он казался стариком, не имевшим достаточно сил для управления государством.

Гораздо более популярным и у римской толпы, и в армии был сын Друза Германик. Сравнительно молодой (в 14 г. ему было 29 лет), но уже прославившийся рядом побед, красивый, умевший располагать к себе людей, Германик казался гораздо более привлекательной фигурой. Друз, как и Тиберий, был по рождению Клавдием, но родился он после брака Ливии с будущим Августом и в большей степени воспринимался как его сын, чем Тиберий, которому при браке его матери с Октавианом было четыре года. И Август предпочитал его Тиберию, но в конце концов все-таки сделал ставку на опыт, а не на молодость. При этом он, однако, заставил Тиберия усыновить Германика, таким образом ставшего официальным его наследником. В таких условиях Тиберию, как воздух, нужно было создать впечатление, что он принимает всю полноту власти против собственной воли, но