Знак Святого - Лесли Чартерис

– Я здесь уже бывал раньше, – ответил Святой. – Если вы помните.

Челюсть шерифа непроизвольно задвигалась, но жевать было нечего. И, как бы спохватившись, он медленно опустил руку в карман и достал свежую пачку жевательного табака.

– Кого-нибудь ожидаем? – участливо спросил он.

– Молодость, красоту, блеск и рыжие волосы. – Взгляд Саймона был холодным и дерзким. – Может быть, вы отвечаете всем этим характеристикам, но, по правде говоря, я этого не заметил.

– Конечно, нет, – ответил Хаскинс. – Уверен, что это не я. Но здесь бывает много разного люда. Я выслеживал одного опасного убийцу. И почувствовал страшную жажду. «Ньют, – сказал я себе, – что может быть лучше этого бара?» Вот я и заглянул сюда. Смотрю – ты один. Я и решил составить тебе компанию.

– Очень приятно, – пробормотал Святой. Большим пальцем руки он дал знак бармену, налившему бокал, что это он заказывал выпивку.

– Принесите мне стакан и бутылку пива, – обратился к нему Хаскинс.

Он подвинул поближе к себе вазочку с сухим печеньем, машинально взял одно и отправил в рот, так чтобы оно не мешало встречному движению табака.

– А кто этот опасный убийца? – спросил Саймон. – Звучит захватывающе. Вы его поймали?

– Сынок. – Шериф жевал печенье и не мог говорить. Он налил полстакана пива и поболтал его. – Убийства в прямом смысле не было. Это было скорее похоже на резню. И кроме того, это случилось не в моем округе.

– Да? – вежливо спросил Святой. – А где же?

– В Эверглейдзе – туда и добраться-то невозможно. Но я слышал, что там было целое побоище. Найдена дюжина трупов. Даже того парня, Галлиполиса, и то нашли застреленным.

– Правда? Как странно! А не думаете ли вы, что он частенько дергал ниточку за оба конца, не зная, какой из них лучше?

– Может быть. – Взгляд шерифа задержался на лице Святого, изображавшего страдание. – Теперь об этих трупах ничего и не узнаешь, да, сынок?

– О трупах? – удивился Саймон. – Вы хотите сказать, о мертвых телах, которые там валяются?.. Как ужасно! В таком климате я всегда захораниваю трупы. Это вопрос гигиены... Или сбрасываю в море; и тогда о них позаботятся барракуды.

– Я тоже так думаю, – глубокомысленно заметил Хаскинс. – Береговая охрана просто замучила меня, сынок. Джилбек рассказал, что ты вытащил его из этого ужасного места – Лостменз-Ривер. Сложилось впечатление, что ты ожидал, когда прибудет судно береговой охраны. Прошлой ночью опять произошел в море взрыв. Кто-то взорвал подводную лодку.

Святой отпил из своего бокала.

– Вполне возможно, – заметил он. – Впервые мы с вами встретились, когда произошел первый взрыв. Затем последовали небольшие стычки. И вот теперь опять какой-то взрыв. Все так логически закругляется... Или вы хотите сделать профессиональные замечания по поводу всех этих вопросов?

Хаскинс долил пива и залпом выпил целый стакан. Затем он вытер губы большим носовым платком.

– Нет-нет, сынок, – сказал он. – Если говорить о профессиональной стороне дела, то я не имею права задавать никаких вопросов. Об этом позаботятся чины повыше, из Вашингтона, и они попросят нас не вмешиваться в это дело. Похоже, нас это не касается, даже притом, что такой уважаемый гражданин нашего города, как Рэндолф Марч, найден мертвым в Лостменз-Ривер. Нам не разрешается даже ничего обсуждать, пока Госдепартамент не подготовит специальное сообщение. Но меня не следует винить в любопытстве.

– Естественно, я не виню вас ни в чем, – изрек Саймон с самым серьезным видом.

Хаскинс почесал свой длинный нос.

– Да, – произнес он наконец, – вы, конечно, в курсе событий.

– Прошу прощения, – ответил Святой, – но ребята из Вашингтона сказали мне то же самое, что и вам, и так как с их стороны было большой любезностью не брать меня под стражу, то я должен выполнять их условия. Они сделают сообщение, как только во всем разберутся.

Хаскинс с тоской сделал еще глоток.

– Не знаю, имеет ли к этому отношение иск одного парня из Очупи, который обвиняет тебя в нападении на него и угоне его автомобиля.

– Вы собираетесь возбуждать дело?

– Да нет, – ответил шериф. – Я его разорвал. По-моему, это противозаконно. Кто, черт возьми, когда-нибудь слышал, чтобы лодка с колесами в десять футов называлась автомобилем?

Саймон осторожно зажег сигарету.

– Папаша, – тихо сказал он, – откажетесь ли вы от пива, если ваш друг угостит вас шампанским?

– Этого, сынок, – ответил шериф, – мне пока еще никто не предлагал. Но учитывая, что меня сегодня мучает сильная жажда, я согласился бы на твое предложение.

Саймон подозвал бармена и сделал заказ.

– В конце концов, где это слыхано, чтобы мягкий массаж головы называли нападением?

– Не знаю, как бы я поступил с тобой, – рассуждал Хаскинс в задумчивости, – но если учитывать, что тот парень работал, если можно так выразиться, на мистера Марча, то вряд ли этому факту придадут большое значение.

– Вы считаете, что меня сюда привело простое любопытство?

Шериф приподнял свои широкие в черном мундире плечи и взглянул на часы, висевшие над стойкой бара; потом поерзал на стуле.

– Сынок, – сказал он, – я тебе когда-то говорил, что питаю слабость к блондинкам. Сегодня днем я имел возможность встретиться с одной, которая нам обоим нравится. Она торопливо собирала свои вещи, когда я к ней наведался. Видимо, спешила на самолет, отправляющийся сегодня вечером куда-то в Южную Америку. Уверен, что для нее эта поездка неожиданна. Она очень торопилась, но все-таки урвала несколько минут, чтобы написать письмо, и попросила меня передать его тебе, когда самолет будет уже в воздухе.

Он вынул из внутреннего кармана конверт и положил его на стойку бара.

Саймон взял его и вскрыл точным движением хирурга.

"Дорогой Святой.

Назначая нашу встречу на сегодня, я собиралась на нее прийти. Но, видимо, теперь мы уже больше не принадлежим друг другу. А времени так мало.

Я получила приказ приступить к выполнению нового задания – и срочно. У меня едва остается время, чтобы упаковать вещи. Не могу даже проститься с тобой. Я собиралась позвонить тебе, чтобы ты приехал в аэропорт, но так как здесь сейчас Хаскинс, то я могу с ним передать эту записку. Так будет легче для нас обоих.

Я могу повторять «спасибо тебе, спасибо тебе» тысячу раз и ничего этим не выразить. Ты сам знаешь, как много ты сделал для меня, как знаю об этом и я, и как сейчас знают об этом в Лондоне и Вашингтоне. Для нас обоих этого достаточно. Но мы оба знаем, что это только начало. Мы должны очень много еще сделать, прежде чем сможем позволить себе спокойно отдохнуть, сидя в кресле.

Но лично для меня этого недостаточно. Поэтому мне легче написать тебе, чем пытаться встретиться. Я ничего не могу поделать, дорогой. Несмотря ни на какие превратности судьбы, мне все равно хочется, чтобы у нас никогда не было того вечера.

Правда, глупо? Но если в жизни случаются чудеса и если мы оба будем живы, когда все это закончится, мы можем где-нибудь встретиться. Уверена, что этого не случится, но сейчас мне хочется в это верить.

До свидания. Я люблю тебя.

Карина".

Пенилось шампанское. Саймон смотрел на этикетку шампанского, медленно складывая письмо и пряча его в карман, – «Боллингер 1928 года». Такое же шампанское они пили тогда, когда встретились в первый раз. Он ясно представил ее сейчас такой, какой она была тогда: бледное красивое лицо, блестящие волосы и глубокая синева глаз. А затем снова возник ее образ, – она стояла рядом с ним с пистолетом в руке. Итак, конец всему...

И вдруг Святой поднял свой бокал.

– За удачу! – сказал он.

Шериф Хаскинс уставился на него бесконечно долгим взглядом.

– Я тоже ей этого пожелал, сынок.

– Ты был хорошим отцом мне, папаша. – Святой отщипнул ногтем большого пальца спичку и стал помешивать ею в бокале, выпуская из напитка пузырьки. – Не возражаешь, если я тоже полюбопытствую? Я не привык ко всем этим законодательствам.

Кадык Хаскинса покатился вниз и скрылся за узкой полоской черного галстука.

– Это происходит так, сынок. Много странных созданий мирно существуют рядом. Но вот к ним подкрадывается пантера, она ждет, когда между ними возникнет вражда. Вот тогда-то пантера на них и бросится. Тогда их можно брать, как говорится, голыми руками, словно кроликов. – Шериф снова наполнил свой бокал и задумчиво улыбнулся. – Но я думаю, что если соберется вместе достаточно много безумных кроликов, то они смогут заставить обратиться в бегство даже американскую рысь. В этой стране большинство людей миролюбивы и невинны, как кролики, но мне кажется, что настало время расшевелить их и заставить немножко подвигаться. Ты в какой-то мере помог мне это осознать.

Саймон посмотрел на него сквозь облако сигаретного дыма.

– Даже притом, что я нарушил ваш священный закон?

– О каком нарушении закона может идти речь, – проговорил Хаскинс неторопливо, – когда какой-то сукин сын, прикрываясь законом, пытается подчинить себе все человечество. Например, он позволяет некоторым маленьким странам поверить в возможность нейтралитета, а это означает, что они не смогут воевать против него, когда он ими завладеет. Или другой пример. Он пользуется существующими у них законами о свободе, чтобы внедрить туда своих шпионов и начать войну задолго до того, как официально ее объявит. Я много думал после нашего с тобой первого разговора. Политики поощряют стремление граждан закрыть на все глаза, потому что в этом случае они без труда получат голоса тех, кто не дает себе труда поразмыслить. Но когда я вижу, что происходит у меня под носом, когда некоторые начинают кричать о том, что у нас плохое правительство и что они вообще достойны другой жизни, я начинаю понимать, что жареным пахнет где-то уже совсем близко.