Знак Святого - Лесли Чартерис

– Оставить здесь, – ответил Фрэд, не отрывая глаз от матроса, делавшего свое дело; по его тону было ясно, что он не закончил фразы.

Марч пыхтел сигаретой.

– А почему бы не взять с собой девушек?

– А зачем?

– Э... как заложниц. Нас могут преследовать. Но даже военные не решатся атаковать нас, если узнают, что у нас на борту женщины.

– Заботитесь об утехах? – цинично отрезал капитан.

Марч едва не задохнулся от возмущения.

Фрэд метнул на него взгляд мясника, примеривающегося, как лучше разрубить тушу, потом сказал:

– Тогда вам придется быть готовым к тому, что и остальные члены команды захотят с вами разделить такого рода утехи. Помимо того, что моряки очень ревнивы, они к тому же и суеверны. Умный капитан должен это учитывать. Поэтому не следует рисковать там, где нет в этом крайней необходимости.

Фрэду предстояло тщательно продумать план эвакуации и принять меры предосторожности.

Марч, изображая беззаботность, ходил зигзагами по комнате.

– Международный инвестиционный фонд будет ликвидирован?

– Да.

– Это значит, что я теряю все свое состояние.

– Весьма сожалею.

– Тогда мне остается не слишком много.

– Мой друг, – сказал капитан с потрясающим спокойствием, – а как вы собирались воспользоваться своими капиталами после того, как Джилбек передаст сообщение Темплера в Вашингтон?

Рэндолф Марч застыл на месте как вкопанный. Лицо его вдруг сделалось старым и некрасивым, взгляд померк, словно впереди он уже не видел ничего хорошего.

Саймон не испытывал к нему сочувствия. Он даже ощутил некоторое злорадство, так как, по его мнению, Марч вполне это заслужил. Просто пришел час расплаты за содеянное, а значит, и не может быть сочувствия. В цивилизованном мире, боровшемся за свое выживание, не было места таким чувствам. Именно понимание реальности, именно широта восприятия мира позволяла оспаривать аргументацию противоположной стороны и отметать свои собственные, вполне очевидные заблуждения. Вот почему можно было, напрягая нервы, искать оправдания для убийцы и осуждать страдания жертвы, которые не нуждались ни в каких оправданиях. Вот именно против такой несправедливости, маскирующейся под Справедливость, и вел свою бесконечную войну Святой. И теперь он был счастлив, что Рэндолфу Марчу приходится страдать, – как страдают мужчины, женщины, дети из-за того, что их сметает неумолимая, безжалостная сила, которой Марч оказывал поддержку.

Кроме этого, у Саймона было еще о чем подумать.

На темном горизонте виднелась далекая звезда; но именно свет таких далеких звезд не раз помогал ему избежать смерти. Сейчас вновь появилась звезда.

На этот раз, как ни странно, – но по логике вещей это случалось каждый раз, – у него оказался нож. Он должен бы быть обнаружен во время проведенного по приказу Фрэда обыска. Но спрятанное в рукаве тонкое лезвие в чехле осталось незамеченным. И притом, что руки у него, как и у всех остальных его спутников, были связаны, все же оставался шанс воспользоваться заветным ножом. Может быть...

Саймон ухватился за эту слабую надежду. И еще одна мысль не давала ему покоя.

Какой-то специфический запах стал проникать в комнату. Неприятный и в то же время знакомый.

– Не так уж много развлечений, как ты ожидал, старина Рэнди? – сказал он. – Вот такие дела и сделали Генриха совсем лысым. Так что, Рэнди, тебе самому придется позаботиться о тонизирующих средствах для волос. Иначе тоже облысеешь.

Марч посмотрел на него своими бесцветными глазами и снова глубоко затянулся.

В ту же секунду Саймон догадался, что это за запах. Он вспомнил одну фразу из донесения Питера Квентина по поводу Рэндолфа Марча. Он как зачарованный стал глядеть на горевшую сигарету Марча.

– Но это несправедливо, – продолжал скулить Марч, и его голос казался сейчас тоньше и резче. – Я не могу все потерять! На что я стану тогда жить? Куда пойду?

– Будьте уверены, партия вас не оставит, – равнодушно ответил Фрэд. – Я сейчас не могу сказать, куда мы направляемся. Когда подлодка выйдет в открытое море, я свяжусь с Берлином. А вы не принимайте близко к сердцу ваши потери. Пожалуйста, помните о том, что вмешательство в наши дела Темплера стоило рейху гораздо больше, чем ваше состояние. В такой службе, как наша, беды одного человека не принимаются в расчет. Надеюсь, вы согласны со мной.

– Я тоже надеюсь, Рэнди, – сказал Святой; теперь его усмешка была более язвительной, чему в немалой степени способствовал раздражающий запах сигареты. – Теперь ваше положение изменилось, не так ли? Вы хорошо проводили время, будучи плутократом пятой колонны, вы могли наслаждаться своими особняками, яхтами и самолетами, планируя саботаж и организуя пропаганду, сидя за шампанским в обществе красавиц. Но теперь, я надеюсь, вам придется заниматься более прозаическим делом, сидя за кружкой пива и закусывая эрзац-сыром, – а большие шишки, вроде Генриха, будут подстегивать вас хлыстом. Думаю, для вас это будет неплохой школой.

Марч не находил себе места. Каждая фраза Святого попадала в точку. Складки у рта обозначились более резко, губы дрожали.

Капитан Фрэд слышал все, что говорил Саймон. Прищурившись, он смотрел на Марча, и то, что он не оборвал Святого, казалось подозрительным. Он, как улитка, съежился, затаился, а потом вдруг мгновенно выпрямился.

Единственным признаком его волнения были раздувавшиеся ноздри. Потом он вдруг в три прыжка подскочил к Марчу и выхватил у него изо рта сигарету, бросил ее на пол и растоптал каблуком.

– Болван! – крикнул он по-немецки. – Сейчас не время!

Но он не успел отойти. Марч уже достаточно накурился марихуаны, чтобы мышь превратилась в людоеда. Его глаза сверкали пустым блеском.

– Будь проклят...

У него дрогнул голос, но не мускулы. С быстротой молнии он выхватил карабин из рук изумленного часового и приставил дуло к груди капитана.

– Не будет по-твоему, понял?! – кричал Марч. – Я не допущу этого! Я вас всех обведу вокруг пальца! Вы останетесь здесь. Я сам сдам вас военной охране. Когда они прибудут сюда, я объясню им, что вы пытались шантажировать меня, но я вас раскусил, и сам всех вас захватил в плен. И они у меня ничего не заберут. Я стану героем...

Сердце Саймона упало.

Все это было похоже на кошмарную сцену замедленного действия: события хотя и развивались, но неуклонно вели к параличу, требовалось скорейшее вмешательство. Конечно, Марч был безумцем; подобные угрозы могли исходить только от человека, впавшего в истерику. Но такое сумасшествие в сочетании с абсолютным непониманием происходящего, что можно объяснить только воздействием наркотика, – вело к самоуничтожению.

Марчу казалось, что в одну секунду он сможет расправиться с каждым, кто находился в тот момент в комнате. Но он ошибался. Фрэд только повел бровью – совсем чуть-чуть, – и часовой, стоявший сзади Марча, выстрелил дважды...

Саймон вновь посмотрел в сторону капитана Фрэда, тот смотрел на тело Марча, судорожно дернувшегося несколько раз и потом застывшего на месте.

– Я с грустью должен заметить, Генрих, – сказал он, – что не мог бы придумать для него более поэтичного конца.

– Он не единственный идиот, с которым нам приходится иметь дело, – сказал Фрэд хладнокровно. – И не последний. И до тех пор, пока мы будем находить пешек вроде него, нам нечего бояться ваших хилых попыток вести с нами борьбу.

– Прекрасно, когда чувствуешь себя столь уверенно, – заметил Святой тоже хладнокровно, хотя оснований для этого у него было меньше.

Капитан спокойно прошелся по комнате, проверяя, надежно ли связаны Хоппи Униатц, Карина Лейс, Питер Квентин, Патриция Хольм и особенно Святой.

С холодной расчетливостью он шесть раз ударил его по лицу.

– Это вам за ваши юмористические комментарии, – объяснил он. – Мне бы очень хотелось отправить вас в Германию, где в концентрационном лагере вас научили бы дисциплине. Но, насколько я себе представляю, вам это уже не понадобится... Думаю, Джилбек рассказал вам, что здесь, под этой комнатой, заложена сотня фунтов взрывчатки с детонатором, которому я могу послать команду по радио с подводной лодки. Как только мы будем достаточно далеко отсюда, я позволю себе роскошь нажать на кнопку... Предоставляю вам и вашим друзьям возможность дождаться этого момента.

В комнате было темно. Их глаза еще не успели привыкнуть к лунному свету, проникавшему сквозь маленькое окошко. Уходя, Фрэд демонстративно выключил свет, тем самым подчеркивая свойственный ему садизм. Он обрекал своих пленников на душевные муки. Тело Марча осталось лежать там, где он упал.

Штурмовики ушли готовить подводную лодку к отплытию – все, кроме одного часового, выставленного у дверей снаружи: в комнате были слышны его размеренные шаги.

Им не заткнули рты, и Саймон не считал это оплошностью Фрэда. Это было еще одним методом воздействия на человеческую психику. Голоса, звучавшие в темноте, вызывали состояние нервозности, которая, увеличиваясь как снежный ком, могла привести в подобных условиях к психологическому срыву.