Ракета в морг - Энтони Бучер

Рансибл был Уильямом Рансиблом Фоулксом, сыном Роджера и внуком Фаулера Фоулкса.

Вероника ахнула. Её брат медленно проговорил:

— Многое теперь начинает проясняться.

— Но, — запротестовал Маршалл, — наследник сына, лишённого наследства, вряд ли может представлять серьёзную угрозу.

— Тогда, лейтенант, Роджер, очевидно, не был лишён наследства. Нельзя небрежно бросить: “О, у мистера Фоулкса не было мотива”. Только мистер Фоулкс мог спланировать убийство и только Рансибл мог быть намеченной жертвой. Следовательно, у мистера Фоулкса был мотив. Скажите, миссис Фоулкс, ваш свёкор оставил завещание?

— Нет. — Вероника выглядела озадаченной и напуганной. — Нет, не оставил.

— Вы знаете, как старики относятся к завещаниям и смерти, — добавил Уимпол. — А Хилари был единственным членом семьи — как мы тогда думали.

— Следовательно, Уильям Рансибл Фоулс претендовал не только на доходы от прав, но и на долю в их управлении. Удар по Хилари Фоулксу был больше чем просто финансовым, хотя он мог ранить его достаточно глубоко. Это был удар по его престижу, по его позиции единственного наследника, стража и хранителя дел отца. Малейшая его прихоть больше не была бы строжайше исполняемым законом. Из деспота-автократа он стал бы простым держателем акций. Угроза была невыносимой; её надлежало устранить. Возможно, сам Рансибл не осознавал всей полноты своих претензий к Хилари Фоулксу. Вполне вероятно, что Джонатан Тарбелл скрыл от него отсутствие у Фаулера Фоулкса завещания и обещал Рансиблу лишь некоторую помощь как члену семьи, подобно полученной мисс Грин, а мистера Фоулкса запугивал потерей половины состояния. И этому придаёт правдоподобие тот факт, что Рансибл не был испуган смертью Тарбелла. Он не заметил, что эта угроза относится и к нему. Если он знал что-то о прошлом Тарбелла или хотя бы сделал выводы на основе того, где жил этот человек, то мог заключить, что тот был убит по какой-то иной причине. Мистер Фоулкс заманил Тарбелла надеждами, как указывает найденная лейтенантом записка, и убил его, когда требования Тарбелла стали слишком настойчивыми, но якобы совершённое по ошибке убийство Рансибла пришлось отложить до приезда мистера Уимпола. Мистер Фоулкс знал, что Рансибл, как фанат, вращается в кругах, которые Остин Картер именует Литературным обществом Маньяны. Как только появится Вэнс Уимпол, то будет легко найти возможность случайно оказаться в такой ситуации, где необходимая “ошибка” станет убедительной. Ракетная вечеринка Чантрелла стала идеальной возможностью, и мистер Фоулкс в полной мере воспользовался ей для импровизации. Почти каждый собравшийся был вероятным кандидатом на роль потенциального убийцы Хилари Фоулкса; наверное, лишь случай, Мэтью, заставил его выбрать тебя. Но скажите, мисс Грин, верным ли был рассказ Хилари Фоулкса о встрече у сарая?

Дженни Грин тяжело сглотнула.

— Не знаю… Они говорили об отце кузена Хилари. Но Рансибл был не похож на фаната. Он выглядел более… более интимным. Словно пытался показать Хилари, сколько он знает. А однажды сказал: “Я потерял чётки, но у меня ещё достаточно всего”. Так что вы, должно быть, правы; но я всё ещё не могу поверить, что Хилари…

— Насчёт чёток, мисс Грин: вы что-нибудь о них знали?

— Ну… Это было странно. Когда Вероника заинтересовалась религией, то прочитала воспоминания первой миссис Фоулкс, где та восхвалялась как святая в миру, и рассказал мне об этом странном виде чёток и их специально изготовленном образце. Когда лейтенант спросил нас о чётках с семью декадами, я хотела упомянуть это, но Хилари жестом приказал мне замолчать. Позже я говорила с ним об этом, и он сказал, что не хотел, чтобы имя жены его отца упоминалось в столь криминальном окружении.

— И вам это не показалось странным?

— Нет, — твёрдо сказала Дженни Грин. — Это… это всё-таки не так. Я не могу поверить во всё это. И, в любом случае, кузен Хилари не мог себя заколоть. Так сказал доктор.

Сержант Рэгленд открыл дверь и сообщил:

— Док здесь, лейтенант.

Полицейский врач с обычной своей сутулостью выдвинулся вперёд.

— Ну? — потребовал он. — Что за суета, мальчик мой?

— Возможно ли, доктор, — заговорила сестра Урсула, — чтобы в этом или прошлом случае мистер Фоулкс мог заколоть себя сам?

— Чушь! — догматично фыркнул он. — Сущая физическая невозможность.

Послышался озадаченный шёпот, наполовину выражавший облегчение, наполовину — испуг.

— Если Хилари убил его, — начала, запинаясь, Вероника Фоулкс, — заметьте, я не признаю этого, но если он убил того фаната…

— Твоего племянника, дорогая, — сказал Вэнс Уимпол.

Она замолкла, но не заданный вопрос словно продолжал громко отдаваться по всей комнате.

— Ещё один момент, — продолжала сестра Урсула. — Могу я получить набросок Рансибла, лейтенант? Спасибо. Итак, доктор, сказали бы вы, исходя из того, что видите на рисунке, что этот человек может быть близким кровным родственником Хилари Фоулкса?

Доктор раздражённо рассматривал рисунок.

— Трудно сказать, — отрезал он. — Не по моей части. В любом случае, очень мало известно о точных генетических деталях физиогномики. Если бы в цвете… Но по рисунку пером и чернилами — нет. Может быть, конечно. Сходство заметное.

— Спасибо.

Но он продолжал глядеть на рисунок.

— Нелепая картинка, — раздражённо заметил он. — Позиция этих рук. Обе сзади шеи обхватывают подбородок. Сущая физическая невозможность. — И он, быстро пригнувшись и более, чем когда-либо, напоминая Граучо Маркса, вылетел из комнаты.

10

— Видите? — тихо промолвила сестра Урсула.

Маршалл выругался. Он выглядел как человек, у которого земля под ногами внезапно превратилась в зыбучие пески.

— Вспомните изречение доктора Дерринджера, лейтенант. “Если не останется ничего, какая-то часть “невозможного” должна быть возможной”. Столь догматические утверждения о физической невозможности применимы к нормальному человеку. Но отец и сводный племянник Хилари оба были наделены гипермобильностью суставов. Оба проделывали такой трюк. — Она показала Келло и остальным гротескный набросок. — Ваш отец, мистер Уимпол, упоминает в своих мемуарах, что те, кто не видел этого трюка, считали его невозможным. Для Фаулера Фоулкса или Рансибла такая рана, нанесённая самому себе, была вполне возможна. Следовательно, мы не имеем права твёрдо утверждать, что это было невозможно для Хилари Фоулкса.

— Фу-у-уй! — фыркнул сержант Келло. — Если врач говорит, что рану нельзя нанести себе самому…

И тут заговорил тихий Джо Хендерсон.

— Это не только Фоулксы, — промолвил он. — Тони Баучер тоже это умеет. Помню, однажды он предложил: кто угодно приносит ему детективный роман, где доказывается, что смерть не могла быть самоубийством из-за направления раны, и если он не сможет удержать в таком положении нож или пистолет, то платит десять баксов. Никому это не удалось.

— Все мы были слишком готовы, — продолжала сестра Урсула, — принять за верный вердикт “невозможно”, когда на самом деле он значил не более чем “маловероятно”. В девяносто девяти случаях