Новый Мир ( № 11 2012) - Новый Мир Новый Мир

Но если они до сих пор у Димы — я должен поговорить с ним быстрее, чем кто бы то ни было. Раньше допроса и дачи показаний, раньше, чем он сядет в машину, чем попадет в надежные и крепкие объятия структуры, возглавляемой моим старым заклятым приятелем.

Я клянусь, что Дима меня поймет. Он, родной внук старого Менделя, до последнего вздоха влюбленного в свою мечту. Наследник.

Иначе все теряет смысл.

— А теперь горбатый. — Кравцевич лихо подмигивает мне, с упоением демонстрируя свежему зрителю их дежурную потасканную шутку. — Я сказал, горбатый!

— Он не горбатый, — бросаю я.

И он не выходит. Чудовищный особняк разражается треском автоматных очередей, призванных, насколько я понимаю смысл послания, продемонстрировать, что хозяин располагает ресурсами для долгой и убедительной обороны.

— Хорошо. Будем штурмовать, — кивает Кравцевич.

Меня это уже почти не интересует. Я отчаянно пытаюсь разглядеть длинную нескладную фигуру Димы Протопопова, только что ярко освещенную широким лучом, а теперь вдруг пропавшую, сгинувшую во тьме.

Если я промедлю еще хотя бы мгновение, то никогда его не увижу. Внезапное знание, которое иногда приходит к нам ниоткуда, напрямую от мироздания, не заинтересованного в том, чтоб рухнуть раньше времени.

Распахиваю дверцу в ночь, пахнущую бензином и пылью. Кравцевич что-то обескураженно кричит вслед, но никакого Кравцевича уже нет в значимом для меня мире. Мир и без того слишком плотно забит лишним, ненужным хламом: какие-то машины, какие-то люди, масса мельтешащих людей, вооруженных, преграждающих путь. Бесполезно спрашивать их о чем-либо — говорить они не умеют, а тем более мыслить, у них гораздо более простая функция. Прожекторы и автомобильные фары светят беспорядочно, такой свет не побеждает, а лишь пластает и запутывает тьму. И в этом хаосе, оглушительном и почти безвоздушном, я отчаянно ищу человека, бывшего еще вчера моим недостойным соперником и допустимой жертвой, а теперь превратившегося в последнюю надежду.

Кажется, я его вижу. Да!!! Дима стоит возле машины, рядом с ним двое почти такого же роста, в черном — конвой?! — и открывается дверца, и его подталкивают и сейчас увезут. В бродячий луч попадает удивленная физиономия из телевизора, почти неузнаваемая в кровоподтеках и ссадинах. Вдруг становится разительно видно, как он похож на своего деда — одно лицо.

По дуге, за спинами сомкнувшего щиты оцепления, где царит хаос, разброд и шатание, мне до него не добраться, не добежать. Только напрямик, только если срезать кусок пустого пространства перед воротами, в параллельных и перекрестных полосах блуждающего света.

Иначе никак.

Толкаю под локоть ближайшего бойца со щитом. Тот оборачивается, смотрит изумленно: кому понадобилось проходить через оцепление с той стороны? Соображать быстро он не умеет, как, впрочем, и думать вообще.

Прорываюсь.

Бегу.

Успеваю услышать неопасный сухой перестук.

По черному небу, усеянному яркими звездами, бегут трещины, словно по надбитой яичной скорлупе. Набирают формы, наполняются чем-то огненно-красным, цвета вулканической лавы, эта субстанция переливается через края и течет вниз вязкими тяжелыми каплями. Все расползается, рушится, и уже навсегда. Некому удержать, скрепить, склеить осколки, вернуть как было.

А я могу только смотреть на это с бессилием, иронией и легкой досадой. Я знаю теперь все. О деноминации, каковая успешно отменит лишние нули, но все равно ничего не спасет. О том, как совсем скоро пошатнется валюта, в которую безоговорочно верил весь мир, и миру станет не во что больше верить. Я знаю экзотическое слово “дефолт”, что завтра сделается общеупотребительным, как туалетная бумага.

Знаю, как Европа, стремясь создать автономную платформу мироздания, нарисует себе красивые, но не внушающие и малой толики прежнего доверия купюры. Как наши соотечественники, будто малые дети, подсядут на экстремальные качели, переводя свои жалкие сбережения из долларов в евро и обратно, не оставляя ни единого шанса национальной валюте и стране. А тем временем Америка, источник анемичной зеленой крови мировой экономики, исподволь начнет отменять купюры вообще, уводя все большие денежные массы в виртуальную реальность, в мир абстрактных цифр на мониторе и уродливых пластиковых карт. И там с деньгами уже можно будет делать все, что угодно, опираясь лишь на условный договор между людьми — а любой договор рано или поздно будет нарушен. И разразится новый кризис, и спасения не будет никому: уж я-то знаю, я все знаю теперь, глядя в расколотое небо над головой. А если кто и выплывет, удержится, выживет на пределе сил — не надеетесь же вы, правда, что это в последний раз?..

Полнеба закрывает лицо девушки, черное, со звездно блестящими распахнутыми глазами. Я вспоминаю, где ее видел, но и это уже не важно. Ее любовь тоже никого не спасет, как не спасла моя.

В небе разверзается бездна, и раскаленная лава низвергается вниз сплошным огненным потоком.

— Завещание? — удивленно переспросил Дима. — Не было никакого завещания. Моя бабушка, Цецилия Андреевна Протопопова, жива и здорова, слава богу, и, согласно действующему законодательству, покойному деду наследовала она. Можете сделать запрос вашим заграничным коллегам. А вы всегда светите людям в лицо этой штукой?

— Не нравится? — хмуро бросил генерал, квадратный силуэт против света.

— Нет, почему… Наоборот, очень зрелищно. Стильно. Это комната для допросов или ваш личный кабинет?

— Здесь мы задаем вопросы, — угрожающе, с ударением на “мы”, тоже очень стильно сказал генерал.

Диму Протопопова продержат семьдесят два часа для выяснения личности, над чем будет потешаться вся КПЗ, набитая под завязку фанатами пятничных “Городов”. Кое-кого неосмотрительно выпустят оттуда в тот же день, и к обеду о задержании самого Протопопова будет кричать вся оппозиционная, желтая и прочая пресса. Генералу Кравцевичу ради чести мундира придется выбирать выражения и средства, и Диму даже почти не побьют.

Он выйдет на свободу героем с настоящей журналистской биографией, а через пару месяцев запустится с новым проектом реалити-шоу “В застенках”. На который соберет в полном составе ту же команду, от юной секретарши Лили и старой лошади Эллы до верного водилы Шамиля. Врагов и завистников у него отнюдь не поубавится, но в профессиональных кругах работать с Димой Протопоповым сделается показателем крутизны и счастья, несмотря на то что с годами он станет все больше материться, все неохотнее давать в долг и все чаще терять спонсора накануне расчета с группой.

Но кто верит в постоянство спонсоров и честность расчетов, да и вообще хоть в какую-то стабильность того, что касается денег, в этой стране?

— То есть?! — звенящим шепотом выговорила Таня. — Как это?!. Где?!!

— Они были… здесь были, точно, в тайнике. Я все закрыл!!! перед тем как мы с Димой… Кажется, — пролетепал ее бывший жених.

Диван в его спальне стоял косо, не примыкая к стене, и наивный тайничок зиял наружу раскрытой пустой дыркой. И было совершенно ясно, что это навсегда, с концами, что поделать ничего нельзя, что остается только в который раз бессильно смотреть — как в лицо простертого на асфальте незнакомого пожилого человека с расколотым небом в глазах.

Таня залепила бывшему жениху пощечину, хлопнула дверью, вложив в эти бессмысленные жесты всю мощь своего отчаяния, и сбежала по лестнице вниз, дробно стуча каблучками.

На следующий день она встретит в городе симпатичного Антона, и он проходит у нее в женихах месяца два с половиной, пока не вернется бесславно в свои Верхние или Нижние Опишни. А Таня назло врагам закрутит служебный роман и на удивление друзьям счастливо выйдет замуж — за репортера Киру, редактора отдела сенсаций и расследований. По ее настоянию жених пригласит на свадьбу бывшего однокурсника Диму Протопопова, но у того найдутся на этот вечер более важные дела.

В нулевые Кирилл станет известным писателем, открытием нового века, надеждой и нервом нашей литературы, получит кучу литературных премий и честно потратит толстые пачки американских дензнаков на семью — а куда бы он делся?

Артем сидел на диване, стиснув руками виски и слушая удаляющийся перестук, и думал о том, что с него хватит. Что мама была права, и отец был прав, и вообще — он уже по рождению принадлежит к касте людей, которые правы всегда. И кстати, давно пора поставить на квартиру бронированную дверь с хорошей сигнализацией.

Мы не станем называть фамилии Артема и оценивать состояние его швейцарских и прочих банковских счетов на сегодняшний день. Этим регулярно занимается за нас деловая и желтая пресса.

И последнее

Я осторожен, а потому пережил их всех. И еще многих переживу.