Сборник "Русские идут!" - Юрий Никитин

Когда жена уезжала на дачу, Хрюка наловчилась ночью прокрадываться на ее место. Спала смирно, тихонько, но, разомлев и начиная вживаться в свои собачьи сны, подрыгивала лапами, пиналась, я просыпался раздраженный, сгонял безжалостно. А потом научился не пускать в постель вовсе. Хотя и каждый раз с боем.

Утром, когда вывел ее на прогулку, консьержки уже не было, а вместо замка болталась пустая железная коробка. Хрюка, не обнаружив собак, все гуляют раньше, быстро сделала все дела, за скорость она получала по два фролика, а когда вернулись к подъезду, туда как раз подрулила черная машина.

Володя опустил стекло, помахал жизнерадостно:

– Не торопитесь, я могу ждать хоть до вечера!

– Размечтался, – ответил я.

Я думал, приеду если не первым, то одним из первых, но когда переступил порог кабинета, там уже сидели почти все из команды президента. Мне показалось, что я ударился лбом о стену напряжения и сдержанной вражды. На меня смотрели искоса, кивали холодно, никто не подошел, не поздоровался за руку. Что ж, я сам не люблю эту дикарскую привычку ощупывать друг другу ладони, выискивая, нет ли там камня и уверен, что пора с нею расставаться.

Когда вошел Кречет, все встали, как школьники при появлении учителя, а Краснохарев, не садясь, заговорил с неловкостью:

– Платон Тарасович, у нас один вопрос вызывает недоумение...

– Всего один? – усмехнулся Кречет.

– Да, пока что один... Но достаточно важный.

Остальные кивали очень серьезно и торжественно. Кречет развел руками:

– Нападайте.

Он бросил быстрый взгляд в мою сторону, многое понял, собрался, как перед прыжком в прорубь. Лицо стало каменным.

– Ислам слишком уж стремительно укрепляется в России, – начал Краснохарев. – Не скажу, чтобы я очень был пристрастен к церкви... хотя, признаться, раз в месяц бываю, положение обязывает, даже руку целовал и не отплевывался... хотя микробов там от всяких юродивых и бомжей... гм... но ислам все же чужд... Я понимаю, что вы действуете во благо России. Но во благо действуют и те, кто призывает повесить нас на стенах Кремля, как предателей Отчизны, как изменников СССР... Во благо дерутся между собой коммунисты и монархисты, либералы и грушечники...

– Грушечники?

– Ну, эта партия, что груши околачивает, но к власти рвется...

– Тогда это мичуринцы, – поправил все знающий Коган.

Кречет недовольно морщился, наконец прервал:

– Простите, Степан Викторович, давайте сразу отвечу. Оставим простую мысль, что России нужен подъем, иначе она умрет. Еще более нужен немедленный ответ Америке, что уже без всякого прикрытия рвется к нашим богатствам. Второе – строительством одной-единственной мечети в Москве, да еще очень дорогой и красивой, автоматически обеспечиваем тыл со стороны огромного исламского мира. А с Западной Европой и так отношения испорчены. К тому же там все равно католицизм, который ненавидит православие больше, чем исламизм. Пример, кого Америка и Европа поддерживали во время конфликта православных и мусульман в Сербии?.. Даже такой пустячок решается автоматически, как обойти хохлов!

– А хохлы при чем?

– Они уж точно не позволят построить мечеть в Киеве! И тем самым отрежут себя от необъятного исламского мира. А натовцам хохлы и на... словом, не очень нужны.

Глава 28

Он умолк на полуслове, ибо дверь распахнулась с такой легкостью во всю ширь, словно была из тонкой фанеры. Не вошел, а вбежал Мирошниченко, пресс-секретарь президента. Кречет резко повернулся, в глазах страх и ярость:

– Стряслось что?

– Узнали!

– Кто? Что узнали?

– Газетчики!.. Уф, проклятые души... Где-то что-то просочилось, а они во всех газетах!..

Он пыхтел, отдувался, вытирал распаренное лицо красным платком. Глаза пугливо бегали по лицам. По кабинету пронесся холодный ветерок. Кречет прогремел люто:

– О чем узнали?

– Что черные будут строить свою поганскую мечеть на Красной площади! Напротив Василия Блаженного!.. Дескать, тот храм Кречет тронуть не решился, но разрешил снести Исторический музей, на его месте на кровные деньги народа построит мечеть для чушек чернозадых.

Кречет смотрел, набычившись, губы сжал так, что стали похожи на капкан для волка.

– Твари...

– Еще какие, – согласился Мирошниченко торопливо, – но дело сделали. Шум поднялся страшный. Уже заявили протесты разные партии, организации, движения, объединения! Когда успели? Будто заранее знали. Вот-вот к тебе заявится патриарх всея Руси. Я слышал, рвет и мечет.

Кречет скривился:

– А ему что не так? Страшится конкуренции?

– Ну, понятно.

– С чем придет, с тем и уйдет, – бросил Кречет. – У него нет права являться ко мне, когда изволит, а встречи со мной придется ждать месяцы. Да, гвалт начался... Конечно, большинство кричит потому, что есть повод покричать о президенте-идиоте, им наше православие до лампочки, но в целом такой ор может стоить падения акций...

Коган заметил едко:

– Их обрушили результаты выборов. Куда уж ниже! Разве что будем еще и доплачивать, чтобы купили...

– Кто продаст, – сказал Кречет, – скоро пожалеет. Инвестиции будут.

– Откуда?

– Жду.

– Рассчитываете, что арабы сделают шаг навстречу?

Кречет прошелся взад-вперед, руки заложил за спину, но если такая походка у Когана вызывала у меня ассоциации с зэками, то у Кречета только расправлялись плечи, а грудь выпячивалась, он становился чем-то похожим на командира штрафного батальона.

– На кого можем рассчитывать?

Мирошниченко понял вопрос правильно:

– Интеллигенция вас по-прежнему ненавидит и страшится. Но в одном с вами согласна...

– НАТО?

– Да. То, что пошли на такое сближение с исламским миром, только бы выставить щит против наступления США на европейском континенте, вызвало споры, но все же... все же немалая часть стала на вашу сторону. Это первый случай с начала перестройки, когда Дума заодно с президентом. Причем, вся Дума! Удивительно, но и коммунисты, и соколы, и зеленые, и вся-вся оппозиция, что дерется друг с другом, а сообща – с президентом, сейчас едины в одном: натовцам надо обломать рога.

– А народ?

Мирошниченко сдвинул плечами:

– Редкий случай так называемого единства. И простой народ, и ученые, и гуманитарии – все хотели бы, чтобы НАТО провалилось сквозь землю. Ну, почти все. Даже если придется чуть-чуть затянуть пояса. Но только чуть, ибо уже и так от ветра за стену держатся. Если для этого надо лишь позволить в Москве и еще двух трех городах по мечети... причем, арабы сами воздвигнут, а нашим еще и заплатят... я говорю о строителях, то большинство говорит, что президент хоть и держиморда, но умные советники сумели как-то втемяшить в его тупую голову...

Кречет смерил его неодобрительным взглядом:

– Так и говорят?

– Ну, не все, – замялся Мирошниченко, – но я знаю таких...

– Я тоже знаю вашу семью, – буркнул Кречет.

Вслед за Мариной вошли две девушки, расставили тарелки с бутербродами, а Марина, как старшая, неторопливо разлила по чашкам горячий кофе. Краснохарев жадно потянул ноздрями, широкими, как у породистого бегемота, ухватил бутерброд побольше. Он с каждым днем держался все раскованнее, ибо генерал оказался не совсем унтером, работать не мешает, экономические реформы строевой подготовкой заменить пока не решился, уже хорошо.

Я посмотрел на Кречета вопросительно:

– Господин президент... То вы ссылаетесь на мнение народа, то надсмехаетесь над ним, как говорит наш министр культуры.

– А что? – бодро возразил Кречет. – Народ понимает, как надо, только делать лень. Когда я стаскиваю его с печи, ворчит и ругается, но понимает, что так надо. Детей они еще могут заставить мыть руки, чистить зубы, ходить в школу, а кто заставит их?

Коган сказал значительно:

– Отец народа!

Кречет, набычившись, смотрел, как министр финансов кладет в крохотную чашку кусок сахара за куском, ставя страну в зависимость от сахароносной Украины:

– Я еще не встречал еврея, чтобы не измывался над президентом. Эх, построить бы тебя, Коган, в две шеренги... а еще лучше – вывести в чисто поле, поставить к стенке да шлепнуть к вашей богоматери!

– Она не наша, а ваша, – ответил Коган ничуть не обескураженный, – а займов Запад не даст, если вот так бедного еврея к стенке, да еще в чистом поле в три шеренги квадратно-гнездовым способом...

– Запад – только одна из четырех частей света, – ответил Кречет медленно. Он взял чашку, поднес к губам. – А мы открыты всем. На Западе сейчас просто хотят жить. Как можно легче, как можно проще, без усилий. Не сушить мозги на проблемами... США – это настоящее торжество демократии! Торжество чаяний народа. А народу, как мы знаем, всегда плевать на высокое, благородное, возвышенное... Для цивилизации не страшно, хотя печально, что целый народ оказался в тупике, не страшно и то, что еще один народ обречен на вымирание и поглощение другими... но недопустимо, когда этот народ пытается свой образ скотской бездумной жизни распространить на другие народы!