Тридцать девять ступенек. Маска Димитриоса - Джон Бёкан

„Барон“ был так добр, что пригласил Г. и его очаровательных друзей поужинать послезавтра вместе с ним.

Мне казалось, что в таких делах надо действовать по принципу „куй железо, пока оно горячо“, и я спросил Г., не мог ли Булич за эти два дня передумать. „Конечно, он эти два дня думал о том, — сказал Г., — какие блестящие перспективы его ожидают и как он отметит этот праздник сбывшихся надежд“. Он на секунду задумался, лицо его стало торжественно-серьезным. Вдруг ироническая усмешка пробежала по его губам, и он процитировал Гете: Ach! Warum, ihr Götter, ist unendlich, alles, alles, endlich unser Glück nur?[28] Как видите, Г. не лишен чувства юмора.

В этот вечер все должно было решиться. Димитриос занялся мадам. Он говорил ей комплименты, похвалил ее мужа и пригласил их обоих погостить у него в Баварии в следующем месяце. Он бы с радостью принял их в Париже или в Каннах на принадлежащих ему виллах, но там весною очень холодно. А в Баварии им будет очень хорошо, особенно ее мужу, который, бросив свое министерство, наконец сможет как следует отдохнуть.

Безусловно, все это было ужасно примитивно, но ведь и супруги Булич умом не отличались. От россказней и от выпитого шампанского у мадам кружилась голова, и чем веселее становилась она, тем мрачней ее супруг. И вот тут-то Димитриос блеснул нехитрой режиссерской находкой.

К их столику подошла цветочница с корзиной цветов. Димитриос выбрал самую большую и красивую орхидею и широким жестом вручил ее мадам Булич, сказав, что просит принять этот цветок как дар от восхищенного ее красотой поклонника. Он достал из кармана бумажник и раскрыл его — из него выпала на стол толстая пачка денег. Каждая из купюр была по тысяче динаров.

Извинившись, он положил деньги в бумажник и сунул его опять в карман. Г., как и было задумано, сказал, что носить с собой такую большую сумму не очень разумно, и спросил „барона“, зачем это ему нужно. „Это получилось совершенно случайно, — небрежно ответил „барон“, — Просто перед тем, как с вами встретиться, я был у Алессандро и выиграл эти деньги. Бывали ли вы, мадам, у Алессандро?“, — спросил он. „Нет“, — ответила она. И пока „барон“ рассказывал, как все здорово устроено у Алессандро, где, не в пример другим игорным домам, все зависит только от вашего счастья, а не от искусства крупье, супруги угрюмо молчали — они отродясь не видели столько денег. „Конечно, мне сегодня ужасно везло, — закончил он, устремив свои горячие черные глаза на мадам, — Если вы никогда не были у Алессандро, то мне доставит громадное удовольствие сопровождать вас“.

Они были не в силах побороть это искушение.

Разумеется, их ждали и тщательно подготовились. Рулетка была исключена, потому что здесь мошенничество практически невозможно. Была выбрана карточная игра trente et qurante. Минимальная ставка — двести пятьдесят динаров.

Они пили коктейль и смотрели, как играют другие. Наконец Г. решил попытать счастья и два раза выиграл. „Барон“ спросил мадам, не хочет ли она сыграть. Она посмотрела на мужа. Булич извиняющимся тоном сказал, что у них с собой очень мало денег. Димитриосу только этого и надо было. „Какие пустяки, герр Булич! Алессандро мой друг и, значит, поверит в долг моему хорошему знакомому. Ну а если вы проиграете, то расплатиться можно чеком или оставить расписку“.

Итак, все готово — фарс начинается. Появился Алессандро, и „барон“ знакомит его с супругами Булич. Узнав, в чем дело, тот разводит руками: какой может быть разговор? Друзья „барона“ — его друзья. Да и причин для волнений пока нет — вот если бы господам не повезло, тогда, конечно, другое дело.

Г. считает, что, если бы Димитриос не помешал разговору супругов между собой, они бы ни за что не сели за стол. Да, сейчас у них было тридцать тысяч динаров, но, зная о том, сколько еды и всякого добра можно купить на одну карточную ставку, они не рискнули бы их потерять. Они стояли возле кресла Г. и следили за игрой. И вот тут-то Димитриос шепнул на ухо Буличу, что ему нужно поговорить с ним о деле, и предложил пообедать вместе в самое ближайшее время.

Как Димитриос и рассчитывал, шепоток этот произвел на супругов неизгладимое впечатление. Небрежно брошенные „бароном“ слова для Булича могли означать только одно: „Дорогой мой, даже если вы проиграете несколько сот динаров, не стоит из-за этого расстраиваться — вы мне понравились и, значит, вскоре станете одним из нас. Так что не портите то хорошее впечатление, которое вы на меня произвели“.

И мадам Булич села играть.

Она проиграла свою первую ставку, потому что у нее была не та масть, вторую — потому что у нее был перебор. Димитриос, который советовал действовать как можно осторожнее, предложил сыграть ta cheval. В результате — проигрыш, потом еще один.

Спустя час она проиграла пять тысяч динаров. Явно симпатизировавший ей Димитриос, чтобы утешить ее, дал ей пять фишек, по сто динаров каждая, из той кучи, которая громоздилась перед ним, и сказал, что это должно принести ей счастье. Для Булича все происшедшее было чем-то вроде изощренной пытки, и он, считая, что это подарок, промямлил что-то нечленораздельное вроде: „Спасибо, но лучше не надо“.

Он вскоре убедился, что „барон“ и не думал рассматривать это как подарок. Мадам Булич тем временем совсем потеряла голову. Ей иногда везло, но проигрыши случались гораздо чаще. В половине третьего игра закончилась. Булич подписал долговую расписку на имя Алессандро в том, что он обязуется выплатить ему двенадцать тысяч динаров. На прощание Г. угостил супругов шампанским.

Можете себе представить, какая сцена произошла между супругами, когда они вернулись домой: упреки, слезы, взаимные обвинения. Все-таки мрак был не таким уж безнадежным: ведь на завтра „барон“ пригласил Булича пообедать вместе с ним и обсудить кое-какие деловые вопросы.

Встреча, конечно, состоялась. Причем Димитриосу было дано указание ободрить Булича. „Барон“ рассказывал, какие баснословные доходы имеют его друзья, какой у него чудесный замок в Баварии, — у Булича от этих рассказов сладко замирало сердце. Какие-то двенадцать тысяч? Да чепуха, теперь он заработает миллионы.

Димитриос первым заговорил об уплате долга Алессандро. Он предложил пойти сегодня же к нему и все уладить. Он сам сядет за стол и будет играть. Что же касается проигрыша, то ведь без него не бывает и выигрыша. Надо, чтобы они играли вдвоем — женщины только портят все дело.

Когда Булич сел в ту ночь за игорный стол, у него было в бумажнике тридцать пять тысяч динаров. Вероятно, к деньгам, которые он получил от Г., он добавил и свои сбережения. Но прежде чем приступить к игре, он расплатился (несмотря на протесты Алессандро, что тот готов подождать) за вчерашний проигрыш, гордо заявив: „Я всегда плачу свои долги“. Купив фишки по пятисот динаров каждая, он был уверен, что его ждет большой выигрыш. Он даже отказался пить коктейль — решил играть на трезвую голову.

Рассказывая об этом, Г. саркастически усмехнулся. Быть может, он был прав. Во всяком случае, чувство сострадания ему было чуждо. Между прочим, я также не нахожу Булича достойным сострадания. Думаю, вы согласитесь, — это обыкновенный, слабовольный и очень глупый человек. Такие, как он, вечно надеются на случай, и провидение нередко отвечает на их беспочвенные амбиции ударом дубинки по голове, но ведь оно и не изощряется, как Г. и Димитриос, которые способны вырезать ремни из человеческой кожи. Дьявольски проницательные, они досконально изучили Булича и с помощью подтасованных карт разбили все его иллюзии. Окажись на его месте я, быть может, и сам действовал не лучше, так что единственное, чем могу утешиться, — маловероятно, что я окажусь в таком положении.

Когда Булич начал игру, у него было сорок фишек. Через два часа — ни одной. Он взял в долг еще двадцать фишек, заявив, что счастье переменчиво. Странно, но ему не приходило в голову, что он имеет дело с шулерами. Вероятно, пример „барона“, который тоже много проиграл, создавал иллюзию честной игры. Он еще раз взял в долг и опять все проиграл. Когда он, наконец, решил остановиться, проигрыш составил тридцать восемь тысяч динаров. Он был бледен как полотно, по лицу его струился пот.

Теперь Г. и Димитриос могли вить из него веревки. На следующий день они позволили ему выиграть тридцать тысяч. В третий раз он проиграл четырнадцать тысяч. В четвертый раз, когда он был уже должен двадцать пять тысяч, Алессандро потребовал вернуть долг. Булич обещал сделать это в течение недели. Естественно, Г. был первым, к кому он обратился за помощью.

Г. с участием выслушал его. Но ведь двадцать пять тысяч не шутка, не правда ли? Конечно, он мог бы помочь, но средства, которыми он располагает, принадлежат не ему лично, а фирме, поэтому он не может распоряжаться ими по своему усмотрению. Все, что он может, это дать взаймы на несколько дней двести пятьдесят динаров. Больше он, к сожалению, ничего сделать не может, потому что… Булич взял у него деньги.