Князья веры. Кн. 1. Патриарх всея Руси - Александр Ильич Антонов

— Да простит меня святейший владыка всея Руси, — Борис сделал поклон Иову, — нам нужно печься о мире с султаном. А то какой же мир, если он был против нашего православного престола.

— Ты прав, сын мой, мир для нас дороже всего, — поддержал правителя патриарх.

Борис подумал о том, что ввиду позднего часа затевать с Власием долгую беседу нет нужды, сказал ему:

— Святой отче, благодарю тебя за посещение моего дома. Завтра мы выпьем с тобой русской медовухи, а ноне дай нам подумать над грамотой патриарха Иеремии. И пусть твой сон будет крепким: всё, о чём просит в грамоте святейший, мы исполним. — И Борис поклонился Власию. А патриарху Иову он сказал: — Отче святейший, я буду ждать тебя.

Ночные беседы Иова и Бориса случались и раньше. Поэтому, проводив Власия, Иов вернулся во дворец правителя. Он знал, чем обеспокоен Борис: непосильно было ему прочитать грамоту, потому как не научился ни читать, ни писать. Иов упрекал Бориса за сие упущение.

— Благий сын, ты теряешь достоинство державного мужа, и пора тебе одолеть леность, постичь грамоту.

Но у Бориса никогда не хватало на это времени. И как ни старался Иов, преуспел пиль в одном, растолковал Борису значение крестного знамения. «Крестное знамение полагаем мы на чело, — вразумлял Иов Бориса, — дабы освятить сердце и чувства, на плечи — дабы освятить телесные силы и призвать благословение на дела рук наших...»

Борис это усвоил, но на большее у него не нашлось терпения. Теперь он слушал, как Иов читал грамоту патриарха Иеремии с некоторым чувством стыда за свой порок. А в грамоте нового было только то, что, помимо заботы о митрополите Власии, Иеремия просил лично у Бориса милостыню на возведение патриаршества. «Да сотвори, великий правитель, нам благостыню и благоутробие и пришли нам денег, сколько посильно, на окончание работ в патриарших дворах...»

Борис Годунов никогда не был скупым человеком и при любом подходящем случае делал богатые вклады в церкви и монастыри. Но одно дело — в свои, русские, а тут какой раз ему приходится подавать милостыню иноземным священнослужителям. Нужно ли зориться без конца?

— Отче владыко, токмо ли нужда ими движет? — спросил он Иова.

— Поди, нужда, сын мой. Царьградскую церковь ныне ничто не питает.

— Ну хорошо, я пошлю Иеремии пять-шесть тысяч золотых токмо за то, что он ревностно пёкся о нашей церкви.

— Ты щедр как всегда, сын мой, — отметил Иов, а про себя подумал, что было бы достаточно половины. Потому, как пять-шесть тысяч золотых — это целое состояние, которое уплывёт из России. Но, размышляя дальше, Иов всё-таки пришёл к мысли о том, что скупиться не следует: богатство России питало одно тело — Христову церковь.

Были большие дары Иеремии и от царя Фёдора. Он тоже не поскупился и посылал достаточно денег на строительство палат, на достройку храма.

Порадели и митрополиту Терновскому. Сначала ему предложили остаться служить в России, но он отказался и тогда ему дали на безбедную жизнь лет на десять-пятнадцать. Русь всегда была щедрой для истинных друзей.

Проводив митрополита Власия в дальнюю дорогу, Иов с новым усердием взялся за дела церкви. Иов считал, что поскольку Вселенский Собор окончательно утвердил поместную церковь России, то об этом должен знать весь западный мир. Не о себе пёкся Иов, ему известности не занимать. Повсюду в Европе знали о том, что его голос непревзойдён в пении молитв, канонов, догматиков и стихирей. Знать должны, что церковь России теперь не ниже, чем церковь Рима. Летом послов и гостей иноземных в Москве много. Вот и нужно наказывать им, чтобы несли они в свои страны весть: церковь Российская встала в один ряд с другими христианскими церквами, равная дочь Византийской церкви-матери. Да и свои российские послы пусть повсеместно поднимают хоругви русской церкви. Узнал Иов, что Борис отправлял послов в Литву, пришёл к нему, потребовал:

— Ты бы, сын мой, наказал работным людям Салтыкову да Татищеву, как в Литве будут, сказать королю Сигизмунду слово о нашей церкви.

— Отче владыко, сам сделай им наставление, — подсказал Борис.

— Они чины светские, и распорядись, — возразил Иов.

Салтыкова и Татищева отправляли из Москвы в день праздника святых первоверховных апостолов Петра и Павла. Борис призвал дьяков Посольского приказа и дал им такой наказ:

— Идёте вы послами в Литву. А как станут спрашивать вас про патриаршеское постановление, то вы говорите: приходили к великому государю Российскому из греческого государства Антиохийский патриарх да из Царьграда Византийский патриарх и говорили государеву шурину Борису Фёдоровичу Годунову, что из давних лет на семи соборах уложено быть в Риме папе греческой веры; если бы по сие время в греческом государстве были благочестивые цари, то патриархи ставили бы папу в греческом государстве. И теперь они, все четыре патриарха, советовали со всем Вселенским Собором греческих государств, дабы вместо папы Римского поставить Вселенского патриарха Константинопольского. Уразумели?

— Уразумели, государь-правитель, — ответили Салтыков и Татищев.

— А на его место поставить патриарха в Московском государстве. Сие так и произведено! Поняли? — ещё раз спросил своих послов Борис.

— Всё слово в слово запомнили, — ответил Салтыков, который был побойчее Татищева.

— И ещё утверждайте, если паны разные будут говорить, что изначально того не бывало, то отвечать: вот у вас в Вильне прежде кардиналов не бывало, а были бискупы, теперь же папа сделал Юрия Радзивилла кардиналом. И тому что дивиться?

Уходили послы с такими же наказами в немецкую, шведскую, французскую земли, всюду поднимали знамя независимой русской церкви.

Да и внутри государства Иов стремился всякими путями просветлять лик церкви, укреплять её силу, её влияние на верующих.

Шёл он к этому и неведомыми до той поры путями. На праздник Святой Равноапостольной княгини Российской Ольги, который приходился на 11 июля, решил патриарх дать волю всем сидельцам монастырских и церковных тюрем. К тому же подтолкнул и царя Фёдора, чтобы открыл тюремные избы да башенные казематы при Разбойном, Земском и Стрелецком приказах. Фёдор, однако, не выразил горячего желания дать волю татям. Но и патриарху перечить не стал, лишь заметил: как Дума решит.

Судьбу сидельцев Патриаршего приказа Иов решил самостийно. Ранним утром в праздник Святой Ольги патриарх проснулся с первыми признаками зари. Прочитав молитву «Отче наш, Иже еси на