Князья веры. Кн. 1. Патриарх всея Руси - Александр Ильич Антонов

князь московских колоколов «Лебедь» дал о себе знать. Минуту-другую Москва прислушивалась к нему. И поняла, в чём справа, и отозвалась тысячью звонных голосов.

— Лепота! — восторгался Геласий.

— Боголепно! — признал Иов.

Патриарх и митрополит вышли из собора. За ними потянулось всё духовенство, которое было в этот час в кремлёвских соборах. Архиереи двинулись встречать царьградских послов. Вот и Фроловы ворота миновали. Не по уставу сие. Да что там устав, ежели долгожданных гостей встречали. Но на Красной площади — людское море — ноне большой торговый день. Иов решил вернуться в Кремль и ждать гостей на Соборной площади. Так и сделали. Ждали недолго. Шум ликующий на Красной площади возник, в Кремль докатился, колокола веселее заговорили. Да из Фроловых ворот запылённая и старая карета появилась, к соборам двинулась.

Остановились усталые кони. Тишина возникла. И в этой тишине открылась дверца кареты и гость появился, саном митрополит. Увидев первосвятителя, направился к нему. Сошлись, гость голову склонил. Иов благословил его. И тогда он представился:

— Митрополит Терновский Власий, прибыл к вам, владыко святейший, повелением патриарха Вселенской церкви Иеремии...

— Слава Всевышнему! — воскликнул Иов. — С чем пожаловал, брат мой?

— Привёз Вселенскую Соборную грамоту, святейший, — ответил митрополит Власий и показал на ларец, который держал молодой священнослужитель, шедший позади.

Иову не терпелось получить грамоту немедленно, но он сдержал свой порыв и пригласил митрополита в Успенский собор. Там пели кондак. Иов провёл посла в алтарь и только здесь попросил вручить ему грамоту. Митрополит Власий достал из ларца грамоту и подал её Иову.

— Да пребудет ваша церковь отныне и во веки веков в равном братском союзе с церковью Константинополя и прочих церквей, — произнёс митрополит Власий.

Иов не спешил вскрывать грамоту. Хотелось ему, чтобы о написанном узнал вместе с ним государь. Чтобы знатные бояре услышали, все иерархи церкви, чтобы порадовался вести из Царьграда Борис Годунов, сделавший так много для торжества святой цели. Сам Иов только теперь почувствовал, как долго и терпеливо ждали этого дня. Бот уже больше двух лет прошло с торжественного венчания патриарха...

И побежали во все концы Кремля церковные служки, дьячки — оповещать сановников, царедворцев, чтобы собрались в Успенский собор. Патриарх оставил митрополита Терновского на попечение Геласия, сам ушёл в царский дворец. Услужитель нёс ларец с грамотой следом.

Иова встретил дворецкий Григорий Годунов, повёл его в покои царя. Фёдору уже доложили о приезде гостя из Константинополя. И сам он горел нетерпением узнать новости. Ждал Фёдор третьего места для русской церкви после Царьграда и Александрии. Им он уступал первенство над Москвой, другим — Антиохии и Иерусалиму — не хотел. Да и было так сказано патриархом Иеремией, что русской церкви, как самой сплочённой и величественной в христианском мире, уготовано третье место.

— Ну что там первосвятители, отче владыко? — спросил нетерпеливо царь Фёдор, как только патриарх вошёл в Золотую палату.

— Во имя Отца и Сына и Святого Духа, — благословил царя Иов. А потом взял из ларца, который держал Григорий, грамоту, подал её царю. — Тебе, государь-батюшка, смотреть её.

— Святейший, как можно! — Но протянул руку и взял грамоту. — Обаче мы подержим её. — И держал словно драгоценную реликвию.

— Подержи, государь. Твоими молитвами, твоим рвением и величием сия грамота стала явью неугасимого света русской православной церкви.

Царь Фёдор осмотрел грамоту со всех сторон, печати проверил и вернул Иову.

— И твоими, отче владыко святейший. Русский народ никогда не забудет твоего усердия и радения во имя святой православной веры и её торжества на Руси.

Патриарх принял из рук царя грамоту.

— А теперь, мой государь, нам пора в собор, — произнёс Иов.

В этот миг в царскую палату вошёл Борис Годунов.

— Слышу, у нас торжество близко! Так не пора ли брагу, медовуху да пиво на площадях выставлять?!

— Выставляй, правитель. А мы что, мы токмо пить будем, — пошутил царь Фёдор.

— Спасибо тебе, царь-батюшка, за милость. А я все погреба распечатаю, варницы открою, — оживлённо отозвался Годунов. Лицо у него посвежело, глаза были живые. А ещё несколько дней назад оно было землистого цвета, с провалившимися в черноту глазами. Не прошла ему даром угличская трагедия. А тут ещё пожару случилось погулять в Земляном городе первопрестольной. Как раз одно на другое наложилось: разбой в Угличе и пожар в Москве. Но в столице милостью Божьей потерь было немного, сгорела одна слобода, где жили ремесленники: обувщики, кожевенники, скорняжники. Близко к сердцу принял эту беду Борис. Злые языки поговаривали, дескать, оттого так переживал, что сам наслал ночных татей учинить пожар, дабы отвлечь народ от беды в Угличе. Чего только не наговорят недруги. Да Борис и тут показал свой ум и добросердие к простому народу. Как пришла пора погорельцам отстраиваться, многим помог: лесу дал из своих ближних лесов, плотников малосильным горожанам прислал, все срубы на торжищах скупил и отдал — всё безвозмездно. К Борису сон вернулся, жизни радовался и деятелен был как никогда ранее. «Время всё лечит, — подумал Иов, — разве что душу, поражённую грехом, не вылечит».

Слуги пришли облачать царя Фёдора.

Патриарх решил не мешкая идти в Благовещенский собор, чтобы приготовиться к молебну, к торжеству. Позвал Бориса:

— Идём покамест, сын мой, на богослужение. А меды — потом.

Москвитяне стекались в Кремль. Горожане уже знали, что прибыл посол из Царьграда. Они бросали дела, спешили с ближних и дальних улиц, из слобод: стрельцы, ремесленники, монахи, белое духовенство, торговые гости и праздные люди, крестьяне с базаров — всем было любопытно узнать новость из первых рук.

Царский синклит и всё высшее духовенство уже собрались на Соборной площади, да ещё не знали, в каком соборе торжество откроют. Но пришёл патриарх Иов и повёл всех в Благовещенский собор. Туда же и царь Фёдор вскоре пришёл. Народу в соборе набилось — яблоку негде упасть. На амвоне, между царём и митрополитом Терновским — патриарх Иов. Он торжественно распечатал послание. Тишина стояла. Свеча затрещала — слышно. И в этой тишине зазвучал мощный голос патриарха Иова — тщедушного бело-голубого старца-боголюбца.

— Дети мои и братья во Христе, сбылись наши искания и надежды... — Печати с грамоты сняты, она развёрнута. Иов начал читать: — «Послали мы твоему сиятельству Соборную совершенную грамоту. Будешь ты иметь пятое место под Иерусалимским патриархом. — Иов только перевёл дыхание: