Единственно верный - Лариса Петровичева

— Ты что? — спросила она, когда Андрей обернулся. — Андрей, ты что, плачешь?

Сказано это было так, словно Несса была скорее готова поверить в явление всех сил Заступниковых в Кучки, чем в мужские слезы.

— Нет, — соврал Андрей, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Нет, с чего ты взяла…

Несса закрыла, наконец, дверь и подошла к Андрею. Глядя в ее встревоженное лицо, он вдруг понял, что она повзрослела за эти несколько месяцев, превратившись из ребенка в девушку…

— Ни с чего и не взяла, — сказала Несса. — Ты завтра в столицу поедешь?

— Поеду, — кивнул Андрей. — Там ведь люди умирают. А моего лекарства хватит на всех.

— Поняла, — Несса поежилась, плотнее запахнула доху, подаренную сегодня днем кем-то из спасенных односельчан и голосом, не оставляющим места для возражений, заявила: — Я с вами.

— Не выдумывай, — нахмурился Андрей. — Ты останешься тут, и все. Потому что послезавтра к вечеру я вернусь и буду очень голодный. А ты приготовишь ужин.

Несса надулась.

— Кто б сомневался, что будешь голодный, — буркнула она. — А все ж я с тобой поеду. У меня порода такая, что не переупрямить.

Андрей вздохнул. Он уже успел убедиться в фамильном упрямстве Нессы. Пожалуй, Шани прав — надо в самом деле ее удочерить… Она даже чем-то на него похожа, вот и складка между бровей такая же.

— Кто б сомневался, что не переупрямить, — сказал он в лад. — Но дело в том, что мы едем на верную смерть. Наш с тобой гость — преступник и убийца, и я думаю, что охранцы с удовольствием вздернут его на первом же столбе. Ну и меня с ним рядышком подвесят за компанию. А я не хочу, чтобы с тобой случилось плохое.

Несса охнула и обвела себя кругом.

— А вид у него благородный, — заметила она. — Ясно, что знает вежество. Андрей, а ты когда был Боратой и в столице жил, то знал его?

— С чего ты взяла? — спросил Андрей.

— С того, — ответила Несса, — что говорите вы, будто знакомые. И не по-нашему.

Андрей усмехнулся и кивнул.

— Ничего от тебя не утаить. Да, знал. Но немного.

— Что ж, совсем дурной человек?

Андрей пожал плечами. Не всякий десятилетний мальчик схватит топор и зарубит мачеху, пусть она его и истязала. Далеко не всякий. И не каждый потом пойдет на службу в инквизицию — это работа только для определенного склада личности.

Я бы не поворачивался к нему спиной, подумал Андрей, но вслух сказал:

— Не то что бы дурной. Особенный.

— Я и вижу, — нахмурилась Дина. — Особенный. Как зыркнул на меня своими глазюками, я чуть душу Заступнику не отдала, — она помолчала, а потом промолвила: — И вот как тебя одного с ним отпускать? Зарежет, как того капитана, а лекарство отберет.

— Не зарежет, — тихо произнес Андрей. — Не волнуйся.

С этими словами он обнял Нессу за плечи и двинулся к дому. Холодало, а звезды становились все крупнее и ярче.

Если бы Андрей обернулся, то он увидел бы, как с ветки яблони срывается последний лист и, упав на снег, в общество своих собратьев, образует на белом поле подобие русской буквы «А», словно кто-то невидимый решил, что судьба ссыльного врача интересна и достойна романа.

Но Андрей не обернулся.

Глава 13. Отчаяние

Андрей, земное воплощение всемилостивого и всеблагого Заступника, избавитель Аальхарна, величайший исцелитель и спаситель, сидел за чтением старинного аальхарнского труда по философии — безымянный автор остроумно и элегантно доказывал множественность обитаемых миров — когда в дверь его роскошно обставленного кабинета в Зеленом дворце осторожно постучали, и на пороге появился смущенный и угрюмый Коваш, теребивший в руках теплую зимнюю шапку. Его мрачное лицо выражало крайнюю степень отчаяния.

— Господин, позвольте…

— Что случилось? — спросил Андрей. Коваш сокрушенно покачал головой.

— Пойдемте со мной, господин… Пожалуйста. Он совсем плох…

И Коваш едва не расплакался.

Таверна «Луна и Кастрюля», заведение средней руки, но с претензией на определенное изящество, была полна народу — люди отмечали вечер перед Рождением Заступника, пили традиционную горячую брагу с пряностями и зажигали свечки возле пушистого рождественского дерева. Вошедших Андрея и Коваша приветствовали радостными воплями, аплодисментами и стуком кружек по столам: после того, как Андрей два месяца назад появился в столице и быстро остановил самый жестокий мор за всю историю Аальхарна, его окружили невероятным почетом и чуть ли не на руках носили. Вот и сейчас завсегдатаи «Луны и Кастрюли» дружно принялись поздравлять его с праздником, звать за свои столы, а хозяин таверны уже бежал к нему с кружкой самого лучшего пива. Андрей пожал несколько протянутых рук, но ни с кем пить не стал: Коваш повлек его в дальний угол таверны, откуда доносилась музыка.

Бывший шеф-инквизитор Шани Торн сидел на лавке и, аккомпанируя себе на драбже — местной разновидности гитары, пел совершенно нетрезвым, но довольно приятным голосом романс на стихи Пушкина — «Что в имени тебе моем» — в собственном переводе на аальхарнский. На столе красовалась целая батарея опустошенных пивных кружек и блюдо с нетронутыми ломтями мяса; компанию Шани составляли несколько нетрезвых рыжеволосых красоток полусвета, расположившихся вокруг него в самых вольготных позах.

— Вот видите, господин мой… — вздохнул Коваш. — Совсем с ним беда.

После того, как эпидемия закончилась, Шани, как бывший под судом, был освобожден от должности шеф-инквизитора, хотя не утратил ни уважения, ни почета — это ведь именно он привел Заступника Андрея в столицу. Когда жизнь вошла в привычное русло, Шани, который до того помогал Андрею ухаживать за больными, вдруг сорвался и ушел в запой. Усталый, измученный, опустошенный, теперь он ничем не напоминал того шеф-инквизитора, которого знала вся столица: в нем будто совсем ничего не осталось от прежнего решительного и волевого человека. Пытки, эпидемия и смерть Дины подкосили его и сломали; Шани сейчас ничем не занимался и в основном проводил время за тем, что пропивал и прогуливал свое огромное состояние. Коваш теперь был при нем кем-то вроде добровольной няньки; увидев, что за праздничный вечер Шани перекрыл свою двухдневную норму по спиртному, заплечных дел мастер кинулся к Андрею, полагая, что только тот способен хоть как-то исправить ситуацию к лучшему.

Андрей дослушал романс и сел напротив Шани. Бывший шеф-инквизитор окинул его мутным сиреневым взглядом, ничего не сказал и основательно приложился к своей кружке. Его спутницы смотрели на него с искренним сочувствием: история инквизитора и колдуньи ни для кого в столице не была секретом, и уже успела войти в довольно дурно написанный куртуазный роман (что, впрочем, не мешало чувствительным аальхарнцам зачитывать его до дыр) — сам же Шани теперь пользовался всеобщей девичьей и дамской любовью: восторженные женщины видели в нем идеал страдающего рыцаря, хранящего верность своей возлюбленной. Впрочем, женского пола бывший шеф-инквизитор при этом отнюдь не чурался, отличаясь полной неразборчивостью в вопросе и не видя разницы между белошвейками с Птичьей улицы и благородными дамами. Яравна сбилась с ног, подбирая подходящие кандидатуры — рыжих или светловолосых девушек с бледной кожей, и потирала руки в предвкушении прибыли.