Непокорная - Майк Москоу

— Мэм, мы тут не очень любим, когда подслушивают наши разговоры. Поверьте, все, о чем вы будете говорить, будет строго конфиденциально. Кроме того, кому нужно прослушивать линию, принадлежащую какой-то «1/с Электроник тех»? У новостных агентств есть боле важные дела.

— Можете довериться Бени, — сказала дежурный лейтенант.

Крис взяла трубку, Нелли поделилась кодом безопасности, потом ввела специальный номер, зарезервированный Хонови для звонков жене. Использовать номер Роуз — паршивый трюк, но…

— Дорогая, у меня много дел, — мгновение спустя отозвался на звонок брат. — Давай, я тебе перезвоню.

— У меня тоже много дел, но нам нужно поговорить, — сказала Крис.

— Где ты?

— Я не об этом хочу поговорить. Но кое-кто, с кем я только что разговаривала, только что рассказал мне о приближающихся роскошных лайнерах, и я подумала, ты, наверное, захочешь о них узнать.

— О роскошных лайнерах?

— Да, тех самых, которые передают нам пламенный привет, — сказала Крис, пытаясь использовать очевидный для брата код, который, тем не менее, не должен привлечь внимание поисковых роботов.

— Ах, эти лайнеры, — брат, может, и немного тугодум, но не глупый.

— Кажется, они пользуются кое-каким оборудованием, произведенным «Петервальд Компьютинг Анлимитед».

— Вот как, — сказал Хонови, стараясь не произносить ни одного ключевого слова, чтобы привлечь внимание поисковиков.

— Да. Дедушка Эл считает, что в наших мутных водах может оказаться их весло. Что только добавляет причины «за».

— Папе это понравится.

— Как у вас там вообще дела?

— Не так хорошо, как хотелось бы. Папа настаивает на домашнем сеансе «старых парней». Понятно, никого из новичков на этом сеансе видеть он не хочет. Знает, что ему нельзя принимать участие в голосовании. Так что хочет возглавить марш «старых парней». Новичкам придется что-то решать.

— Что именно?

— Хотел бы и я знать. Мы в ужасной ситуации. Помнишь, как старый Док Мид говорил, что мы выбрали самую худшую из британских моделей?

Крис помнила. Еще помнила, как не соглашалась с профессором политологии. Раз оппозиции удалось свергнуть правительство, справедливо было предполагать, что они сформируют свое правительство или, хотя бы, будут удерживать в руках попавшую горячую картофелину до конца выборов. Но доктор поднимал гипотетические ситуации — ни одна из них не была такой ужасной, как нынешняя — и утверждал, что старое правительство должно оставаться у руля до тех пор, пока новое не сформируется и не будет готово вступить во владение. «Именно таким образом Британская империя просуществовала на старой Земле целых двести лет. Запомните мои слова, рано или поздно наши цыплята вернутся домой».

Когда все закончится и Крис окажется в университете Вардхейвена, ей придется найти доктора Мида и сказать ему, что ей посчастливилось встретить этих самых цыплят. Да, и каждый из них был весом в сто тысяч тонн.

Если когда-нибудь посчастливиться посетить колледж.

— Ну а ты что собираешься делать? — спросила Крис у Хонови.

— Передам отцу кое-какие твои слова. Постараюсь, чтобы он не выкопал яму, в которой оказался, еще глубже. Папа знает, что прав, а новый премьер ошибается, но сейчас все карты на руках у нового премьера. Быть правым и бессильным — не самое лучшее сочетание. Был бы он поскромнее, справился бы на отлично, но папа не умеет быть скромным.

— В этом весь наш папа.

— Ну, он определенно не ведет себя, как мой папа. Он сейчас спокоен, хладнокровен, собран и непревзойден.

— Люблю тебя, брат. Позаботься обо всем там, у себя.

— Конечно. А ты о чем заботишься?

— Ты ведь знаешь мою маленькую «яхту»? Я тебе ее еще показывала, — Крис назвала свой PF уничижительным именем, данным боевым катерам репортерами.

— Господи, женщина, я даже не подозревал, что ты проберешься туда, наверх.

— Ты и не должен был.

— Это самоубийство.

— Если я могу помочь, значит, это не оно. Кроме того, брат, если ты с папой сможете действовать вместе, помните об альтернативе. Нам либо начинать размахивать белой простыней, либо посылать Давида, чтобы он… позаботился о больших штуковинах.

— Святой Иисус, сестричка, еще немного, и ты заставишь меня выбрать первый вариант.

— Вы не можете проиграть, брат. Я на вас рассчитываю. Если не сможете вытащить из своей политической шляпы какого-нибудь кролика, мне придется собрать повстанческий отряд. Не заставляй меня организовывать мятеж. Пожалуйста.

— Извини, сестренка. Я об этом не подумал. Боже, какой же у нас бардак.

— Еще какой. Ладно, брат, делай свою работу, а я сделаю свою.

— Пока, мне нужно бежать. Увидишь нас в новостях.

Крис повесила трубку и огляделась.

— Что у нас по новостям?

— Есть кое-что, — кивнула Сэнди, и дежурный лейтенант включила трансляцию. На одном из мониторов появилась трансляция из парламента. Десятки людей куда-то шли. Нет, это камера отодвигалась и Крис уже насчитывала сотни мрачных мужчин и женщин в старомодных костюмах, обычных для заседающих в парламенте. Да, за папиной спиной находилось больше половины парламентариев. Он шел во главе этой группы, преодолевая пятьдесят ступеней, ведущих к огромным дубовым дверям, которые во время заседаний парламента всегда были открыты.

А сегодня они были закрыты.

Папа добрался до конца лестницы, быстро подошел к дверям. Те и не подумали открыться. Тогда папа драматично набросился на них, но тщетно. Они остались закрытыми. Папа обернулся к толпе из парламентариев и репортеров, вытащил из кармана пиджака листок бумаги, на которой, как Крис знала наверняка, были написаны тезисы для очередного горячего выступления.

Тут его догнал Хонови. Брат встал рядом с папой и что-то прошептал тому в ухо. Репортеры попытались перехватить слова, но все, что у них вышло, так только тихое жужжание. На этот раз Хонови предпринял необычный шаг, активировав глушитель. Наверное, папа заметил это и коротко отчитал сына.

— Похоже, ваш старик не любит, когда пользуются глушилкой, — ухмыльнулся Бени.

— Не любит. Папа искренне верит, что правительство должно быть прозрачным. То, что ты видишь, должно быть тем, что ты получаешь. — Ну а что не видишь, совсем другой вопрос.

Хонови даже не поморщился. Он так и не выключил глушилку и продолжил говорить. Через мгновение папа начал слушать его уже с серьезным лицом. Не тем, которое принимает, когда делает вид, что слушает тебя, а именно то, которое означает, что он слышит каждое твое слово. И на самом деле позволил себе нахмуриться перед всеми.

А папа никогда не хмурился. «Кто хочет голосовать за мрачного