Лиорн - Стивен Браст

цвет имеет и фактуру Кожа на лице и на руках, Каждому — своя нужна микстура.

Актер:

Кажется, со мною дело — швах.

Гример:

Я художник: облик персонажа Кисть рисует верная моя — Чтоб из зала зритель видел каждый, Кто есть кто на сцене бытия. Каждый раз, смывая грим, рыдает Каждый над лицом своим актер; Кожа от косметики страдает, Уж такой в театре коленкор. * * *

Проходя мимо одной из комнатушек, я увидел на столе стопку бумаг, а я не из тех, кто проходит мимо оставленных без присмотра бумаг, как минимум не заглянув.

На верхней странице было просто пропечатано большими буквами «ПЕСНИ ПРЕССЫ». В правом верхнем углу аккуратно приписано от руки: «Плотке».

Перевернув несколько страниц, я прочитал немного — и остановился.

Когда — то у Коти на полке стояло несколько книг, где не было ничего, кроме сценариев пьес — кое — что из Экрасана и несколько произведений Каратис из Несквина — Приозерного. Мы даже ходили в театр на пару постановок Каратис — самую ее знаменитую, «Три замочные скважины», и комическую «Сагу о Пунияле». Мне понравилось, хотя я и не такой фанат, как Коти. Потом попытался почитать книжки, и они показались совершенно пустыми; даже шутки в «Пунияле», над которыми я в театре надрывал живот, на страницах заставляли разве что чуть улыбнуться.

Это я и вспомнил, перелистывая сценарий, пропуская все песни, но отмечая строчки, которые, вероятно, будут смешными, если я услышу их со сцены.

Сравнивая это с моей профессией, сценарий — это план, а постановка — это его выполнение. Возможно, аналогия не лучшая, но уж какая вышла.

Чуть погодя вошел тиасса и спросил:

— Ты тут не видел мои… а, вот они.

Я чуть поклонился и передал ему бумаги.

— Потеряешь — оштрафуют, — сообщил он.

— Вот не удивлен.

Он кивнул.

— Всякий раз, когда забываешь, что все тут в конечном итоге ради денег, они тебе обязательно об этом как — то да напомнят. Я Хайфа.

— Влад, — отозвался я, — а это Лойош и Ротса.

— Рад познакомиться со всеми вами.

— Взаимно.

— Так по какому поводу ты пришел в наш скромный семейный особнячок?

— Прячусь.

— Да? От кого?

— От людей, которые хотят сделать мне плохо.

— Похоже, от таких и правда надо прятаться

— Вот и я так подумал.

— А как они выглядят, знаешь?

— Нет.

— Хмм. А как же ты их тогда вычислишь?

— Буду искать тех, кто задает много вопросов.

Наверное, я надеялся, что он испугается, извинится и уйдет, однако Хайфа лишь рассмеялся.

— Хорошо сыграно.

Сознаюсь, мне понравилось.

Впрочем, тот, кто регулярно выходит, дабы на глазах у тысячной толпы рисковать прослыть идиотом, должен обладать или храбростью, или тем, что у дзурлордов вместо нее. Когда попросту плевать, как там будет.

Нет, мне — не плевать.

И на особую храбрость, если так подумать, я тоже не претендую. Так как же я делаю то, что делаю? Наверное, в основном — не задавая себе подобных вопросов. Я все еще размышлял над этим, когда Хайфа уточнил:

— Прости?

И я сообразил, что машинально задал ему вопрос, и примерно с минуту соображал, какую часть своих мыслей я только что озвучил.

А, ну да.

— Вот интересно стало, когда ты выходишь на сцену, и на тебя смотрит столько народу, — проговорил я, — ты такой храбрый, или тебе все равно?

Он задумался, потом кивнул.

— В моем случае — в основном все равно. Страха сцены у меня нет, хотя потом, уже после представления, бывает, всего колотит. У каждого, знаешь ли, по — своему.

Ага. У каждого по — своему. Чертовски верно.

— А ты никогда не думал, почему тебе это нравится? В смысле, быть на сцене.

Раньше он стоял, теперь сел. Налил себе в чашку воды и пригубил; движения у него были очень плавными, что напомнило мне Сару — или того лиорна, который тогда уходил из театра. Наконец Хайфа ответил:

— Думал, конечно. Иначе нельзя. И думаю, тут тоже для каждого актера по — своему.

— И? Нет, если это слишком личное…

— Нет, все нормально. Мы обсуждаем меня; это любимая тема у каждого актера.

— Ха. Ну так что ты надумал насчет себя?

— Несколько моментов. Один, довольно существенный — я, знаешь ли, просто люблю, когда на меня все вот так вот смотрят.

— Да, такие люди мне тоже знакомы.

Он кивнул.

— У меня есть друг — певец, Хаскев… — он сделал паузу и посмотрел на меня, вероятно, проверяя, знакомо ли мне сие имя. Я покачал головой. — Да, так вот, Хаскев сказал, что давно уже выяснил: он как раз из таких, кто идет по жизни с девизом «смотрите на меня, смотрите на меня!» — и добавил, мол, уж если я такой, так каждый из тех, кто смотрит, должен хотя бы увидеть нечто стоящее. — Хайфа пожал плечами. — Наверное, поэтому он так хорош. Я его слова запомнил.

— Что ж, это честно. Ты сказал, это один момент, а еще какие?

— Знаешь, каково это, когда ты работаешь вместе с несколькими людьми, и все вы делаете нечто вместе, и вот у вас наконец получается?

— Э, не совсем.

— Попробуй как — нибудь. Это правда приятно.

— Буду иметь в виду.

— И еще…