Рассказы о Москве и москвичах во все времена - Леонид Репин

И чуть не разразилась беда: когда строили под боком у палат гостиницу «Россия», лихие головы требовали снести старое неказистое зданьице — на кой ляд якобы оно нужно? Барановский поднял на дыбы прессу Москвы, общественность протестом своим возбудил — и спас палаты!

Ее Королевское Величество Елизавета II посетила палаты своего первого посольского двора в России. Москва наша ей очень понравилась, а двор английский, хотя восстановительные работы не были закончены, привел в восхищение.

И я склоняю голову перед Ее Величеством в знак благодарности за то, что по достоинству оценила она труд тех, кто в древности ставил эти палаты, и тех, кто их к жизни вернул.

На царской охоте. В двух шагах от метро

Стрельцы возникли предо мной неожиданно, явившись из арки прохода Дворцовых ворот, как на сцене театра, и, придерживая на ходу тяжелые сабли, висевшие у правого бедра на широком ремне, а в другой руке сжимая древко секиры, двинулись по прямой дороге к церкви Казанской Богоматери.

Они были чертовски красивы, эти стрельцы в своих алых длиннополых кафтанах, лихо заломленных шапках, белых яловых сапогах, русобородые и ясноглазые, стройные и высокие, они поневоле привлекали восхищенные взгляды. Да, надо признать, охрана в Государственном музее-заповеднике Коломенское ни в чем не уступит охране в лондонском Тауэре. А может, еще и фору ей даст. Это смотря по тому, в чем состязаться придется.

И прежде, когда стало Коломенское царской резиденцией, стрелецкий полк с полковником во главе (не было в русской армии тогда генералов) ее охранял, и теперь бдит здесь охранная служба «Стрелец». Впрочем, не только она несет здесь службу, но и отделение милиции с вполне достаточным личным составом для охраны царских сокровищ, извлеченных из запасников музея.

Главные ценности Коломенского — храмы XVI и XVII веков, по счастью, и ныне действующие. Будто не неслись над ними грозовые облака лихолетий и не дрожала земля под ними от топота вражеской конницы. Все это было и осталось на давно перевернутых страницах истории. Но больше исписано радостных, победных страниц.

Именно Коломенское прежде самой Москвы встречало войско Дмитрия Донского после победы на Куликовом поле. И полки Петра Великого, разбившие шведов под Полтавой, тоже перед тем, как войти в Москву, здесь останавливались, и все русские цари, хоть и недолго, живали здесь, все любили Коломенское. Такие дали с высокого правого берега Москвы-реки открывались… И сейчас открываются: земля все та же, московская. Только застроена коробками железобетонных домов. Но это ничего: кто хочет дальше смотреть — дома не мешают.

Церковь Вознесения Господня, построенная в 1532 году и ставшая одним из первых каменных шатровых храмов на Руси, как раз и помогает дальше смотреть. Только что в прошлое.

Могучая церковь. Она и теперь огромной кажется, а какой воспринималась в прежние времена, можно только гадать. Великое сооружение. Стоит на открытом месте, и такой надежностью, силой веет от нее, что уже и не удивляешься, как удалось ей продержаться столько столетий…

А храм меж тем объявлен ЮНЕСКО памятником мирового значения — во всей Москве второй после Кремля и Красной площади. В России под крылом ЮНЕСКО еще только шесть бесценных сооружений. Не таких, конечно. Таких больше нет.

Из всех русских царей более, чем кто-либо еще, Алексей Михайлович обустроил Коломенское. Любил он эти места самозабвенно и часто тешил себя «красною охотой соколиною». Здесь, в этих просторах неоглядных, на высоком берегу и под небом необъятным не только он — другие цари забавлялись соколиной охотою. И первым среди них был Иван Васильевич Грозный. Сам соколов с руки своей тяжелой пускал.

Еще одно необыкновенное сооружение стояло в Коломенском: сказочный, невиданной красоты деревянный дворец, равному которому по всей Руси не было. Это о нем великий летописец, историк и стихотворец Симеон Полоцкий оставил такие строки: «Седмь дивны вещей древний мир читаше, Осьмой див — сей дом — время имать наше». Так и называли дворец — восьмым чудом света. Послы иноземные, коих цари принимали в Коломенском, рты разевали, глазам не веря своим в удивлении. Немецкий посол игрушкой, только что из ларца вынутой, назвал тот дворец. Никто в Европе дворцов подобных не видывал.

Лучшие из лучших русских мастеров — зиждители и изографы, резчики по дереву, котельных дел мастера, сотворившие для дворца необыкновенной красоты венцевые кровли с гребнями да подзорами, — все вложили в дворец то лучшее, что в искусстве своем переняли от дедов. Внутренние стены и своды хором расписывались кистью знаменитого живописца Симона Ушакова, который Грановитую палату в Кремле украшал.

До конца своих дней Алексей Михайлович заботился о Коломенском, ничего не щадя. И незабвенный, небесной красоты получился дворец, но только до XVIII века достоял. Разрушаться от ветхости принялся, и Екатерина II, не находя возможности дворец сохранить, приказала его разобрать…

Порылся я в старых книгах немало и нашел таки старинную гравюру Ф. Гильфердинга, немца по-моему, который еще и акварелью раскрасил ее. И в самом деле — чудо-дворец! А в книге известного знатока старой Москвы Ивана Кондратьева, вышедшей в XIX веке, вычитал, что был и замечательно точный макет царского дворца. И хранился он долгое время в Оружейной палате Кремля, а где теперь, писал Кондратьев, неизвестно.

Однако нашелся. Сохранилась модель. Только не та уж. А превосходная копия, сработанная Дмитрием Смирновым в конце XIX века. Ее можно увидеть в Коломенском. А поговаривают, что не горят только рукописи…

Кстати, о рукописях. В великолепном книжном собрании в Коломенском хранятся бесценные фолианты и среди них — оригинал «Апостола» Ивана Федорова, наша первая печатная книга. И древние русские иконы XV века, и изумительное собрание узорочья белокаменной Москвы — тоже заботливо хранятся в запасниках. От самих зданий ничего не осталось давно, а самые ценные их фрагменты, резьбу затейливую, неповторимую — все это удалось сохранить.

В фонде древней русской живописи еще одно чудо мне показали — «Сень напрестольную» из Соловецкого монастыря. Когда соловецкую опухоль ГУЛАГа уничтожали в 1989 году, а древние сокровища бросали на произвол судьбы, точнее на гибель и вольное разграбление, чудом удалось вывезти этот изумительный памятник XVII века — резьбу по дереву фантастической красоты. Везли в разобранном виде, во множестве ящиков, а в Коломенском собирали и воссоздавали.

Когда я вдоволь наудивлялся и навоздыхался от радости от всей этой красоты, подвели меня к какому-то довольно невзрачному колоколу — чуть выше колена. Наклоняюсь, читаю с трудом, поскольку время надпись потерло. Работа XVII века. Автор Дмитрий Маторин. Предок того Маторина, что Царь-колокол отливал для Ивана Великого.

Со всех сторон чудеса в Коломенском едва ли не на каждом шагу окружают…

Бастионы Ивана Сытина

Стыдно признаться, но к издательскому делу я приобщился, прогуливая школу. Дело было так. Сначала я бесцельно слонялся по Серпуховке — как раз накануне Первого мая — и с затаенной улыбкой поглядывал на портреты руководителей партии и правительства, под которыми крупными зелеными буквами было написано: «Овощи — фрукты». Так назывался магазин, над входом в который висели бесконечно дорогие лица совершенно незнакомых людей. А потом ноги занесли меня на соседнюю Пятницкую, начинавшуюся точно напротив того магазина. На ней стояло громадное безликое здание Первой образцовой типографии, на фасаде привычно незаметного здания красовалась бронзовая доска, свидетельствующая о том, что это типография-орденоносец.

Помню, подтянулся я, уцепился за край высокого окна, выходившего на Пятницкую, — и обомлел, долго отцепиться не мог: на глазах моих вершилось нечто необыкновенное. В свете тысячи солнц с бешеной скоростью неслась с вращающегося барабана бесконечная бумажная лента с отпечатанным текстом и картинками — то ли фотографиями, то ли рисунками и исчезала в недрах громадного цеха. Я отцепился, передохнул и снова повис на руках: зрелище буквально заворожило меня.

Не знал я тогда, что эту типографию построил великий Сытин. Да я и имени его тогда не слыхал.

А человек меж тем легендарный он был и в Российской империи создал свою империю — печатного дела, равной которой во всей Европе не было, может, и в мире. Первая образцовая, разместившаяся в старых сытинских стенах, и сейчас считается одной из крупнейших в Европе. Не по площадям, конечно, а по объему печатной продукции. Вот ведь как круто Иван Дмитриевич закрутил типографское дело. На многие десятилетия время свое опередил.