Геббельс. Портрет на фоне дневника. - Елена Ржевская

24 октября 1939. Регулирование вопроса о Польше — исключительное дело Германии и России. Мы не имеем ни малейшего желания вступаться за Финляндию. Мы не заинтересованы в Балтике. А Финляндия так низко вела себя по отношению к нам все прошлые годы, что нет и вопроса об оказании помощи.

Но судьба этих маленьких государств предрешена в «Дополнительном секретном протоколе» к договору Германии с Россией, установившем «сферы интересов обеих сторон в Восточной Европе». «Мы болтали с фюрером об изменениях в идеале женской красоты, — продолжает запись Геббельс. — Что сорок лет назад считалось красивым, сегодня считается толстым и жирным. …Мы мчимся на огромной скорости к новой античности».

27 октября 1939. Фюрер готовится к войне. Он очень серьезен, много забот и работы. Русские в очень резкой ноте дают отпор английским политикам… эта нота нам очень кстати… В Берлин прибыла русская делегация для торговых переговоров. Мы заключили в Москве договор о поставке свыше миллиона тонн фуража. Это большой человеческий, а также и деловой успех.

31 октября 1939. Поощрять слабость и коррупцию. Так лучше всего управлять побежденным народом.

2 ноября 1939. Положение в Польше еще очень трудное. Мы не должны допускать возобновления польской культурной жизни, потому что культурная жизнь станет средоточием вновь возникающего польского национализма.

Он уже недели две тому назад отметил: «Поляки опять наглеют. Надо отнять у них всякую собственную культурную жизнь».

Надо было отнять и память о прошлом, о своей истории, о своих традициях и национальных атрибутах.

Мне памятно, как в Познани, зимой 1945-го, когда в тяжелых боях немцы были выбиты из городских кварталов и укрылись в цитадели, возвышавшейся над городом, на улицы, просматриваемые из цитадели, вышли поляки. Это было удивительное, незабываемое шествие: познанские пекари, мясники, портные несли свои цеховые знамена. В этом была особая торжественность. Знамена все годы оккупации хранились тайно, за них можно было поплатиться жизнью. Все атрибуты довоенной Польши, любая форменная одежда, включая школьную, подлежали изъятию, уничтожению. И нарушители жестоко карались оккупантами. Потому школьники были горды своими старыми курточками, в которые и втиснуться-то с трудом могли: рукава едва доходили до локтей.

Впервые за столько лет зазвучала на улицах музыка — национальные мелодии. Это любительские оркестры вышли из подполья. Запрещено было не только исполнять родную музыку, пробуждающую в людях чувство солидарности, но запрещены были любые польские оркестры. Еще не сорваны объявления: «Полякам вход воспрещен», «Поляки — только в прицепной вагон трамвая», а по освобожденным улицам Познани, на виду у отступившего в цитадель противника, неостановимо идут и идут в едином потоке люди.

А тогда, в 1939-м, Геббельс выехал в Варшаву, чтобы поглядеть на свои жертвы в гетто, в каком нечеловечески жалком они состоянии, и велел заснять — «чтобы создать пропагандистский шедевр».

«Мы вышли из машины и обошли все пешком. Это неописуемо. Это уже не люди, это животные».

Люди были приговорены здесь гнить и гибнуть. Тем невообразимее, оглушительнее было для него известие о восстании Варшавского гетто. Но это много позже. А в ту поездку похоть ксенофобии не довольствовалась только зрелищем гетто. Требовалась вся картина расправы над Варшавой, над поляками.

«Картина уничтожения. Варшава: это ад. Уничтоженный город. Наши бомбы и гранаты проделали свою работу. Нет неповрежденного дома. Население отупевшее и полупризрачное. Как насекомые, ползают они по улицам. Это отвратительно и почти неописуемо».

3 ноября 1939. Англичане никак не могут расстаться с иллюзией, что Москва принадлежит к их лагерю.

4 ноября 1939. Я приказал переработать «Сионские протоколы». Это для войны против Лондона и особенно Парижа.

Это те самые «Протоколы сионских мудрецов», переработанные под руководством Геббельса, которые в нашей стране распространяются фашистского толка организациями.

8 ноября 1939. Фрик[47] докладывает о еврейском вопросе в Польше. Он за более мягкие методы. Я протестую.

9 ноября 1939. Коминтерн обратился с довольно наглым призывом к пролетарским массам против «ведущей войну буржуазии». Все та же музыка. От связей с Москвой иногда становится немного противно.

11 ноября 1939. Русская армия мало чего стоит. Плохо руководима и еще хуже вооружена. Ее помощь оружием нам не нужна. Хорошо, правда, что нам не пришлось вести войну на два фронта. Так планировала Англия. Но Чехия добровольно отдала нам свое оружие, а у Польши мы его взяли.

14 ноября 1939. Фюрер вновь определяет катастрофическое состояние русской армии. Она едва способна к боям. К тому же — упорство финнов. Возможно, что и средний уровень интеллектуальности русских не позволяет производить современное оружие.

Через два с лишним года, на фронте, при опросе пленного офицера мне полагалось спросить, в чем он видит наши сильные и слабые стороны. Ответы сходились. Преимуществом Красной армии немецкие офицеры считали: танк Т-34, артиллерию, выносливость солдат. И еще — Жукова.

18 ноября 1939. В протекторате наведен порядок. 9 чешских студентов расстреляно. Университет закрыт на 3 года.

28 ноября 1939. Сложный конфликт Москва — Финляндия. Большевики утверждают, что финны стреляли по их территории. Ха-ха-ха! Но с этим они связывают ультиматум — финским войскам отойти на 15 км. Финны сопротивляются.

1 декабря 1939. Россия перешла через границу с Финляндией. Итак, конфликт начался. Это нам пригодится. Сейчас есть потребность в неспокойствии.

2 декабря 1939. Финны отступают. Русские установили у границы оппозиционное правительство. К сожалению, в нем есть еврей.

3 декабря 1939. Москва массированно наступает на Финляндию. Бомбы на Хельсинки. Спектакль с «коммунистическим» правительством. Мировая общественность шумит.

Однако Германия — единственная страна, признавшая это правительство.

5 декабря 1939. Фюрер полностью разделяет мою точку зрения на еврейский и польский вопрос… Польская аристократия заслужила свою гибель.

12 декабря 1939. Фюрер жестоко раскритиковал «Вохеншау» («Недельное обозрение»). (Этот журнал кинохроники ведет Геббельс.) Мне кажется это не совсем справедливым. Он сделал это перед всеми офицерами и адъютантами. Но у него есть на это право, он гений, — смиренно увещевает себя Геббельс и страстно ждет для «Недельного обозрения» захватывающих кадров войны.

14 декабря 1939. У нас очень многие слушают иностранное радио. Я велел вынести и опубликовать несколько драконовских приговоров. Может быть, это поможет.

22 декабря 1939. Сталин справляет 60-летний юбилей. Фюрер поздравил его телеграммой. Короткие статьи в немецкой прессе. Тяжелые бои между русскими и финнами. Русские продвигаются вперед, хотя медленно. Но похоже, у них получится.

28 декабря 1939. Что касается бюрократии, искоренить ее невозможно. Это состояние, а не болезнь. Так же как юристы… Они оставляют ответственность законодателю. Юрист бежит от ответственности. Пусть погибнет мир, но свершится право! И на учителей излил фюрер свою язвительность. Тут мне возразить нечего. Они так же мало годятся в «просветители народа», как вчера — в народные воспитатели…

Фюрер полностью разделяет высказанное ему Геббельсом недовольство церковью и, не отказываясь от борьбы с нею, считает, что во время войны церковь ничего вредящего национал-социалистическому государству не предпримет.

А если к тому же припомнить, добавлю от себя, что на пряжке солдатского ремня было выбито традиционное «Gott mit uns» — «С нами Бог» (с нами — с немцами). Или то, что в штабе пехотной дивизии номинально числился отдел религиозной службы, хотя за всю войну не пришлось ощутить присутствие церковного пастыря в немецких войсках. То выходит: все, что хоть сколько-нибудь на пользу фронту, все идет в дело, сгодится и неприемлемая для нацизма церковь, с которой предстоит посчитаться после войны.

Посетовав на то, что фюрер не соглашается объявить себя наместником Бога, — он-де «только и исключительно политик», — Геббельс вздыхает: «А легче всего бороться с церковью, когда противопоставляешь ей себя как позитивного христианина».

29 декабря 1939. Проблемы России очень интересуют фюрера. Стадии — типичный русский азиат. Большевизм устранил западноевропейский правящий слой. Только он был в состоянии сделать этот гигантский колосс политически дееспособным. — Это Гитлер возвращается к высказанному им давно в «Майн кампф». — Хорошо, что сегодня об этом не может быть и речи. Россия остается Россией, кто бы ею ни правил. Надо радоваться, что Москва сейчас занята. Распространение большевизма на Западную Европу мы сумеем обуздать. Затем мы снова коснулись религиозных вопросов. Фюрер глубоко религиозен, но совершенно антихристианин.