Зов из бездны - Михаил Ахманов

Я склонился перед ним и молвил:

– Да будет милостив к тебе Амон, владыка! Я, посланец Херихора, мудрейшего жреца из Фив, и князя Несубанебджеда, приветствую тебя!

Он нахмурился. Казалось, Закар-Баал вовсе не рад меня видеть и с трудом сдерживает гнев.

– Давно ли ты покинул Фивы, где пребывает Амон? – спросил князь. Голос у него был отрывистый, резкий, и слова Та-Кем звучали в его устах карканьем ворона. От правителя пахло вином – должно быть, он заглянул сегодня не в один кувшин.

– Прошло пять месяцев, мой господин. – Я не решился напомнить, что месяц из этих пяти провел у Библа как незваный гость.

Закар-Баал уставился на меня пронзительным взором. В его лице не замечалось приязни и желания воздать честь посланцу Амона.

– Пять месяцев… – протянул он. – Пять месяцев, чтобы добраться от Фив до Библа, вручить мне дары и увезти кедровые бревна… Изрядный срок, и много всякого ты сотворил за это время! А даров я так и не вижу! – Ноздри князя раздулись, он приподнялся с сиденья и спросил: – Правду ли ты говоришь? Послан ли ты Херихором и богом Амоном? И где твой бог? Я ведь велел принести его сюда!

– Бог в моем шатре на берегу, владыка. Бог сам решает, к кому и когда приходить. Он ждал слишком долго, и не явится по первому зову. – От этой дерзости щеки Закар-Баала побагровели. Сделав паузу, я произнес: – Ты не веришь мне? Но разве пророк из твоих жрецов не сказал, кто я и кем послан? Разве он…

– Молчи! Молчи, египтянин! – прервал меня владыка Библа. На лбу его прорезались морщины. Казалось, он размышляет о том, к чему бы еще придраться. Внезапно он встрепенулся и рявкнул: – Письмо! Пусть, как сказали мне, дары похищены, но где письмо верховного жреца Амона? Оно должно быть у тебя!

Мои колени ослабели, я покачнулся. Я чувствовал себя так, что не мог отделить жизнь от смерти. Письма не было, ибо князь Таниса не вернул мне послание Херихора.

– Письмо осталось у господина Несубанебджеда и его супруги Танутамон, – пробормотал я. Не знаю, почему она мне вспомнилась; должно быть, я решил, что чем больше назову знатных людей Та-Кем, тем больше мне веры.

Гнев охватил Закар-Баала. Ударив кулаком по колену, он выкрикнул:

– Нет у тебя письма, нет послания! А где суда твои, где корабли, которые дал тебе князь Таниса? Где люди, что тебя сопровождают? Почему приплыл ты в Библ на судне тирского купца, с его кормчим Гисконом? Этому ли кормчему доверил тебя Несубанебджед?.. А ты с ним рассорился и отнял его серебро! Как такое могло случиться? Ведь он убил бы тебя и бросил в море! И тебя, и статую бога, ибо тиряне нечестивцы! Где тогда искать святыню вашу? И где искать тебя самого?.. А вина легла бы на меня!

От этих воплей мысли в голове моей смешались. Пожалуй, нужно было рассказать обо всем по порядку: о Мангабате и его корабле, о краже в Доре и советах князя Бедера, о Феспии, моем защитнике, и о том, что случилось на судне Гискона. Но я лишь прошептал:

– Я плыл на корабле из Таниса… В гавани твоей тот корабль, и кормчий его Мангабат, и его мореходы… Служат они Несубанебджеду, господину моему, возят в Библ зерно и масло, финики и…

– В моей гавани двадцать таких кораблей! – прорычал Закар-Баал. – Двадцать, и все с товарами Несубанебджеда! А в Сидоне – еще пятьдесят, и все из Таниса! Эти – купца Уректера, что живет в Египте! Что ты мне толкуешь про танисское судно! Об этом ли я спрашиваю! Где корабли, на которых ты вывезешь лес? Ведь бревна сами не поплывут по морю!

Я молчал, не зная, что сказать и как ответить.

Князь махнул рукой:

– Иди! Придешь завтра и еще поговорим. А сейчас иди, недоумок!

«Пусть недоумок, зато обошлось без палки и плети», – подумал я и унес целой свою кожу и голову.

За дверью покоя меня поджидал человек, напоминавший египтянина.

– Князь дозволяет тебе войти в город вместе с богом нашим Амоном, – произнес он. – Живи в моем доме, странник, и не заботься о пропитании.

– По одежде ты – житель Библа, а по лицу – роме, – ответил я. – Из каких же ты мест, где твоя родина и как твое имя?

– Зовут меня Тотнахт, я родом из Мемфиса, где отец мой был смотрителем царских стад. Сам же я давно в Библе, ибо нужны Закар-Баалу люди, умеющие говорить на нашем языке, а также читать и писать. И за эти умения платит он щедро.

– Значит, ты из тех, о ком сказал мне мудрый Херихор, из сынов Та-Кем, что служат князю в этом городе, – вымолвил я.

Тотнахт улыбнулся.

– Служат не только сыны, Ун-Амун. Есть у князя флейтистки и арфистки, танцовщицы и певицы… Так что же, будешь ты моим гостем? Честь для меня – приютить бога и его посланца!

Я покачал головой, с удовольствием чувствуя, что она еще крепко сидит на моей шее.

– Не прими за обиду, Тотнахт, но лучше я останусь в своем шатре на берегу. Бен-Кадех, что привел меня сюда, обещал почет от князя, а почета я не дождался. Гневен ваш владыка и сердит.

– Гневен, – согласился Тотнахт. – Не хотел он пустить тебя в город и говорить с тобой, дабы не ссориться с Тиром. Но повелела богиня устами жреца, и пришлось пустить и говорить! К тому же, – Тотнахт склонился к моему уху, – сегодня князь немало выпил, а веселья нет. Потому и гневен.

– Можешь ли ты умерить его гнев? – спросил я. – Зачтется тебе это на суде Осириса!

– Попытаюсь, но на многое не рассчитывай. Все же я слуга Закар-Баала… А здесь говорят: кто платит флейтистке, тот и заказывает музыку.

На этом мы расстались, и Бен-Кадех проводил меня к гавани и морскому берегу. Не лишними были его стражи, ибо уже стемнело, и жители Библа, предавшись пьянству и обжорству, искали, кому пересчитать ребра и расписать бока дубинкой. Как разительно отличалась от празднеств Та-Кем их дикая гульба! Не пели они, а орали, не вкушали пищу, а рвали зубами мясо, и клокотало в их глотках вино, точно Река во время половодья! Не преклоняли они колен перед храмами, а врывались в них и валили на пол жриц и молодых жрецов! Не было благочестия на их лицах, только жир и синяки, а в бородах – объедки! И разливались по городу не ароматы праздника, а дымный чад и мерзкая вонь.

Мы вышли за ворота, и ветер с моря остудил мое лицо и наполнил грудь. В гавани было безлюдно и тихо. Мерцали, отражаясь в воде, факелы, покачивались на волнах корабли, кивали небу мачтами, а над ними луна, сменившая солнечную ладью, торила путь среди созвездий. Обернувшись и бросив взгляд на город, я спросил Бен-Кадеха:

– Где твой племянник Эшмуназар? Пьет ли он вино с друзьями? Или пляшет на улицах? Или веселится во дворце правителя?

– Веселится, но не здесь, а с девушками госпожи Лайли. Он не любит шумных сборищ, – сказал смотритель. Затем произнес: – Ты молчал всю дорогу, Ун-Амун, и лицо твое было хмурым. Доволен ли ты? Получил ли то, чего желаешь? Был ли милостив к тебе Закар-Баал?