Капитальный ремонт - Леонид Соболев

Дядя Сергей Маркович был из того сорта людей, которые создают в столице скромный, но солидный фон для блистания звезд света и полусвета. Это они наполняют кресла партера в театрах, хоры Государственной думы на скандальных заседаниях, нижние трибуны скачек, ужинают в Аквариуме и завтракают у Кюба, подписываются на «Новое время» и «Речь», заказывают платье у дорогих портных, имеют у парикмахера особый ящичек с личным бельем и составляют то, что называется «обществом». Манеры его были уверенны и свободны, взгляды — в меру либеральны, тон — слегка покровительствен. Впрочем, прекрасная холостая квартира на Знаменской, круглый капиталец в Русско-Азиатском банке, сколоченный к сорока годам удачной карьерой присяжного поверенного, вполне оправдывали этот тон. Сергей Маркович имел солидные связи в Петербурге, в деловых кругах почитался умницей и передовым человеком, в кругах административных — человеком безупречным, в кругах холостых — не дураком покутить, а в доме Извековых принимался с уважением, как добрый гений семьи. Ни для кого не было тайной, что дядюшкин капиталец назначен в наследство племянникам. Поэтому все желания его выполнялись в доме тотчас же. Полинька, снимая кокетливую шляпку, улыбнулась ему своей бесплотной улыбкой и погрозила пальчиком:

— Ах, дядюшка, вам бы только придраться к случаю!

Сергей Маркович кинул перчатки в котелок и поставил в угол свою трость с серебряной ручкой в виде узкой головы борзой.

— Обед без вина — как любовь деревенской бабы: сытно, полезно, но скучно, — сказал он, прищурясь, и Полинька вспыхнула, а оба гимназиста заржали. Юрий нехотя улыбнулся. Сергей Маркович любил легкие двусмысленности и всегда с удовольствием смущал ими хорошенькую племянницу; он рассмеялся ей вслед и пошел в гостиную, оправляя фалды изящной своей визитки, разговаривая одновременно со всеми с легкостью светского человека.

— Ну, адмирал, воюем? Вы читали газеты? Война на носу… Австрия зарывается… Наташенька, красавица, пойди сюда!

Он открыл пухлый бумажник и, похлопывая им по ладони, стал наставлять Наташу, где и какого купить вина. Юрий, стараясь не глядеть на нее, прошел к пианино, рассказывая любознательному Мише церемониал встречи на царской пристани. Полинька, успевшая уже освежиться после уличной пыли, вошла тоненькая, хрупкая, мечтательная и пахнущая ландышем. Разговор завертелся вокруг французов, салютов и празднеств, причем Юрий не отказал себе в удовольствии повторить анекдот Бобринского о красном цвете. Сергей Маркович сел рядом.

— Что это с Наташей? — перебил он разговор с всегдашней уверенностью человека, который привык, что к нему прислушиваются. — Заплакана, глаза распухли… Мичман! Не ваш грех? Моряки ведь народ такой, времени терять не любят!..

— Ну, — дядя, вечно вы, — сказала Полинька, опять вспыхнув.

Юрий призвал на помощь все своей спокойствие.

— Нежная натура, — зло дернул он плечом. — Видела сегодня, как разгоняли забастовщиков, и разнервничалась. Там кого-то придавили, женщину какую-то, отсюда и слезы…

— Ах, Юрик, — воскликнула Полинька возмущенно, — как можете вы говорить об этом равнодушно! Это ужасно! Топчут безоружных людей!..

Собственно, Юрий сам не одобрял казачьих расправ с толпой, считая такие поступки унизительными для военного мундира. Но становиться в споре на сторону забастовщиков было тоже неуместно. Кроме того, обида на Наташу была еще чересчур свежа.

— Ну, во-первых, не безоружных, они, говорят, камнями швырялись. А Наташа, дура, всего не видела: конечно, их предупреждали, уговаривали разойтись… А потом, кому не известно, что все эти забастовки организованы немецкими агентами в ожидании войны!

Сергей Маркович поднял на него прощающий взор и покачал головой:

— Эх, адмирал, неужели вы верите в эту сказку? Какие там немцы? Это начало революции! Правительство безумно. Оно ослеплено призраком власти и рассчитывает подавить волну народного гнева привычными нагайками и залпами. Оно никак не хочет понять, что Россия выросла из полицейских свивальников, что ветхий строй абсолютной монархии трещит по всем швам, как кафтан на подросшем богатыре.

— Ну, поехало, — шепнул Миша, наклоняясь к Юрию, — завелся дядюшка! Хоть бы Валька скорей пришел с ним спорить, а то ведь замучает он нас, ей-богу…

Юрий кивнул головой, давая понять, что он вполне разделяет Мишину тоску, но Сергей Маркович продолжал, вполне уверенный, что его не могут не слушать.

— Царские министры, назначаемые придворной кликой, непопулярны в народе, они не могут иметь никакого авторитета, а правительство не хочет этого видеть. Страшная, трагическая слепота! Как будто огромные творческие силы России не могут выделить из передовой интеллигенции подлинных государственных деятелей без гербов и предков! Дайте России ответственное министерство, уберите титулованных мошенников, дайте нам парламент — и завтра же забастовки и беспорядки кончатся.

— Так у нас же есть Дума. Разве это не парламент? Вполне достаточно. — сказал Юрий, чтобы что-нибудь сказать на эту малоинтересную для него и малопонятную тему.

— Дума! — горько усмехнулся Сергей Маркович. — Дума, где Милюкова лишают слова за смелую правду и где терпят все черносотенные выходки Пуришкевича! Это фикция, дорогой мой!.. Дума, которой не дано права требовать от проворовавшихся министров отчета, куда пошли народные деньги. Дума, в которой депутатам — совести народной! — рта не дают раскрыть…

— Дядюшка, рупь! — вдруг вскрикнул Миша и протянул руку. — Продаю! С пылу с жару… В самый центр…

Сергей Маркович повернул к нему свое полное лицо.

— Сперва скажи.

— Деньги на кон! Надуете, как прошлый раз.

— Прошлый раз ты надул, из «Сатирикона» украл, — сказал Сергей Маркович деловито.

— Так и это краденое, только вы не знаете откуда… Давайте деньги!

— Если, кстати, и не знаю — отдам, ей-богу, отдам, — побожился Сергей Маркович. — Вот адмирал свидетель!

— Ну уж ладно, — вздохнул Миша. — Слушайте в кредит:

Обрастем мы скоро шерстью,И хоть сможем рот открыть,Но уж этому отверстьюНе придется говорить…

Сергей Маркович сосредоточенно помолчал, пожевывая губами: похоже было, будто он пробует четверостишие на зуб, как двугривенный. Потом одобрительно кивнул головой, вытащил записную книжку и раскрыл её на странице, где был заголовок: «Афоризмы и bons mots[25]».

— Диктуй, — сказал он, вывинчивая карандаш.

Миша продиктовал, подмигивая Юрию. Сергей Маркович собирал удачные присловья, эпиграммы, сравнения для оживления своих бесчисленных речей в судах, на банкетах и в правлении Невского судостроительного завода, юрисконсультом которого он числился. У Извековых он превратил этот сбор в милую игру, оплачивая отыскиваемые для него цитаты и словечки по таксе, выработанной Мишей.

Юрий облегченно вздохнул: разговор, кажется, приобретал более общий характер, и теперь можно было свернуть его к царской пристани, к сегодняшним торжествам, к смотру на Кронштадтском рейде, — словом, туда, где он, Юрий, станет центром внимания. Масса свежих впечатлений грозила увянуть под начавшимся осенним дождем гражданской скорби; остановить этого адвоката, когда он садился на любимого конька, было не так-то легко.

Сергей Маркович дописывал, усмехаясь самому себе.

— Откуда? — спросил он, когда Миша торжествующе протянул руку за гонораром.

— У Вальки украл, в лекциях по языковедению подсмотрел… А ведь годится?

— Еще бы, — горько сказал Сергей Маркович, доставая из жилетного кармана серебро. — Еще бы! Реакция душит свободные умы… «обрастем мы скоро шерстью»… Удачно! Намек на нашу свободу слова! Действительно, «этому отверстию не придется скоро говорить». Отвыкнет!

«Как бы не так, — подумал Юрий с грустью, — тебя в могилу ткнуть — и там речи говорить станешь…»

— Парламент! — опять вздохнул Сергей Маркович, и Юрий нервно выколотил в пепельницу трубку. — Если бы в нашем «парламенте» огласить те сведения, которые подобрал я… Мертвый удар! Убийственные цифры!.. Но кто возьмется сделать такой запрос морскому министру и кто даст его сделать?.. Целый ряд хищений, отвратительных проделок, взяток, растрат — безнаказанных, покровительствуемых Григоровичем — это ужас, позор, юный мой друг! Вот вы готовитесь служить под преступным руководством безответственных мошенников, а знаете вы, что командир владивостокского порта, контр-адмирал Греве приказал принять от поставщика двести с лишком тысяч пудов муки с жучком, хотя приемная комиссия отказывалась её принимать? Сколько он взял с поставщика за свое приказание? Вы знаете, что из параграфа сумм, отпущенных на ремонт судов, ваше министерство ухитряется покупать мебель и люстры для квартиры начальника морского генерального штаба, строить оранжерею командиру порта в Николаеве, строить дачу вашему кронштадтскому божку Вирену? А какая свистопляска идет вокруг подрядов на постройках ваших новых линейных кораблей, которых никак не могут достроить вот уже пять лет! Четыре года назад были отпущены огромные деньги на постройку пяти новых миноносцев и трех подводных лодок в Черном море. Где эти суда и где эти деньги, спрашиваю я вас?