Жена палача (СИ) - Лакомка Ната

- А я никого и не виню, - сказала она. – Глупые влюблённые, счастливые влюблённые… Кто же сможет вам что-то запретить?

- Вы же не сердитесь на меня? – спросила я, ластясь к ней. – Тётя, ведь не сердитесь?

- Как я могу сердиться? – ответила она, потрепав меня по щеке. – Благодаря вам двоим, мой муж жив и здоров.

- Вот и хорошо! – расцеловав её, я бросилась на шею мужу. – Тётушка принесла батист и шёлк – они нежные, как птичий пух! Лучшего приданого для новорожденного и не придумаешь. Я сошью рубашечки и чепчики… - я говорила, а Рейнар слушал как-то странно. Будто снова собирался извиняться за что-то.

- Я приготовила для Виоль кое-что из её вещей, - вмешалась тётя Аликс. – Их надо перевезти, нужна коляска.

- Скажите, в какой день, и я всё подготовлю, - немедленно ответил Рейнар.

Пока они договаривались о перевозке, я опять взяла зеркало, чтобы посмотреть, как красиво аметистовые камни сочетаются с цветом моих глаз. Тётушка напрасно волнуется. Всё хорошо. Всё очень хорошо, и дальше будет ещё лучше. Я верила в это всем сердцем, а когда веришь – небеса слышат. Ведь иначе и быть не может. 

Примирение с тётей окончательно успокоило моё сердце, и я жила в своё удовольствие, наслаждаясь летом и любовью.

Клодетт удивлялась, что я справляюсь с работой по дому, хотя я сто раз говорила ей, что в доме моих родителей никогда не было слуг, и я точно так же сама занималась уборкой, стиркой и приготовлением еды.

Мне было совсем несложно вести хозяйство, и оставалось много свободного времени, поэтому однажды я уговорила Рейнара взять меня в лес, собирать целебные травы.

Сначала муж был против и убеждал меня, что бродить по лесам – не дело для нежной барышни.

- Но я – не нежная барышня! – возразила я, усаживаясь к нему на колени и ласково заглядывая в лицо. – Я росла в провинциальном городе и умею ходить по лесу. Рейнар, мне всегда это нравилось,я люблю лес. И думаю, что без труда смогу научиться различать травы. Ведь это так интересно. К тому же, я так скучаю без тебя…

Этот последний аргумент добил его окончательно.

- Вы вьете из меня верёвки, фьера ди Сартен, - сказал он прежде, чем мы начали целоваться.

С этого дня я сопровождала мужа почти во всех прогулках. Иногда мы просто бродили по окрестностям, высматривая, где растут те или иные травы, а иногда брали корзины и отправлялись собирать фиалки, шалфей или мяту. Поначалу я очень уставала, но сидеть дома всё равно не соглашалась. Клодетт, узнав о моем решении, поддержала меня и принесла полотняную юбку до середины икр – какие носили простолюдинки, высокие башмаки и простое белье, закрывавшее ноги не до колен, как мои шелковые штанишки, а основательно – до щиколоток, уберегая от травы с острыми краями, от колючек и мошки. Ещё мне ссудили широкополую соломенную шляпу, чтобы хорошо укрывала от солнца, и постепенно я вошла во вкус этих лесных прогулок.

Мы бродили с Рейнаром по перелескам и полянам рука об руку, а иногда он переносил меня через ручьи и небольшие речушки. Я сидела у него на спине и тихонько целовала его в шею, а он шутливо предупреждал, чтобы я была поосторожнее, иначе он вспомнит, что я - его жена и потребует исполнения супружеского долга.

Я научилась различать травы – и это было очень увлекательным занятием. Рейнар рассказывал о свойствах каждой, и я старалась запомнить всё точно – как и когда собирать, как хранить, сушить, использовать. Это было гораздо интереснее, чем сидеть с пяльцами, вышивая птичек и бабочек. Потому что здесь всё было настоящим – и птицы, и бабочки, и цветы, и запах распаренной солнцем листвы. И мужчина, который был увлечен своим делом – благородным, священным, делом спасения человеческих жизней.

Рядом с Рейнаром я забывала, что он палач. По-счастью, в Сартене давно не было казней, и я до времени запретила себе думать об этой стороне жизни моего мужа. Мрачному и печальному всегда найдется место в жизни, а теперь мне хотелось только радоваться. И наслаждаться любовью.

Только в горы муж меня не брал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- Нет, - наотрез отказался он, когда отправился собирать цветки арники, - горы – это не лес. Там в сто раз опаснее.

- Но ты же ходишь туда! – испугалась я. – Если опасно – то лучше не надо!

- Виоль, - он обнял меня и поцеловал, успокаивая, - я брожу по этим горам с детства. Но ты к этому не приучена. В горах и сильному мужчине с непривычки будет непросто – это не идти со взгорка на взгорок по холмам. А уж женщине, да ещё в юбке… Нет, даже не обсуждается.

В этот раз мне пришлось уступить, и я проводила РЕйнара, уныло глядя ему вслед с порога дома.

Впрочем, у меня тоже были дела, и я занялась ими с удвоенным рвением. Поставила тесто на пироги, решив сделать большой пирог с квашеной капустой и маленькие пирожки с мясом, замочила белье для завтрашней стирки, смахнула пыль с буфета, столов и стульев, протерла зеркала и начистила столовое серебро.

Рейнар обещал вернуться к вечеру, но в дверь постучали всего через два часа после его ухода. Я бросилась открывать, но на пороге стоял вовсе не муж. Это была фьера Амелия Алансон. Та самая, которая вспомнила об ужасном обычае жертвоприношения, когда Лилиана объявила меня Королевой Мая.

У фьеры Амелии было шесть дочерей, но она умудрилась сохранить почти девичью стать и прекрасную фигуру. Конечно, фьера была не так красива, как моя ослепительная сестра, но у неё почти не было морщинок, глаза блестели, зубы были белоснежными и ровными, и она часто и с удовольствием улыбалась, показывая свои природные жемчужинки. Вот и сейчас она улыбнулась, приветствуя меня.

- Добрый день, дорогая Виоль, - сказала она, поигрывая ручкой зонтика. – Я прогуливалась и решила зайти, проведать вас. Можно войти?

- Конечно, прошу, - я впустила её, испытывая непонятную тревогу.

Когда в гости заглянули Анна и Лиз, я чувствовала себя уверенно, но в присутствии фьеры Амелии внезапно растерялась. Возможно, дело было в разнице в возрасте, а возможно… Слишком уж ярко горели глаза благородной фьеры, и слишком высокомерно она объявила о своем желании навестить меня. И что уж там говорить – слишком неожиданным было это желание. Даже встречаясь с ней на пикниках и у сестры, мы почти не общались. Чем же вызван её интерес?

Я постеснялась попросить её разуться, и проводила в столовую, потому что гостиной в доме просто не было. В этом доме раньше и гостей-то не было.

- Хотите чаю или чего-то прохладительного? – спросила я, предлагая фьера Амелии присесть.

Она села за стол, оглядев комнату, и милостиво согласилась на лимонад.

- У вас уютно, - похвалила фьера Амелия. – И новый чайный сервиз появился, как я вижу? – она указала на чайный сервиз, который прислала мне тётя.

- Да, это подарок тётушки… - начала я и осеклась.

Откуда благородной даме знать, какая посуда в доме моего мужа? 

Фьера Амелия перевела взгляд на меня, и глаза её по-кошачьи вспыхнули.

- Ой, кажется, я сказала что-то лишнее, - повинилась она без малейшего раскаяния, и улыбка так и заиграла в уголках пухлых вишневых губ. – Надеюсь, вас это не слишком расстроило?

- Что именно, фьера? – спросила я, не чувствуя пола под ногами.

-  Боже, какая неловкость, - она картинно прикрыла лицо тонкой холёной рукой, а я поспешно спрятала руки за спину, чтобы скрыть въевшуюся в пальцы зелень от травы. – Зачем я это сказала? – фьера Амелия удрученно покачала головой. – Так глупо проболталась…

- О чём проболтались? Я вас не понимаю.

- Ах, конечно же о том, что я бывала в этом доме, - фьера Амелия оставила фальшивые сожаления и подалась вперёд, пристально взглянув мне в лицо. – И часто, дорогая Виоль. Очень часто.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Конечно, я сразу поняла, к чему она клонит. Но верить этому не хотелось, потому что поверить в это было мучительно, страшно, просто невозможно. Только что бы ни было там, в прошлом, как может уважаемая дама, мать и жена, приходить вот так – открыто и бесстыдно, чтобы сказать жене гадости о муже?