Познание смыслов. Избранные беседы - Гейдар Джемаль

Есть свобода воли, а свободы нет! Я могу пожелать чего бы то ни было, но это не значит, что моё желание каким-то образом исполнится. Есть ли свобода у яблока, падающего на лысину Ньютона? А ведь это яблоко в процессе своего падения вспоминает, что его сорвала Ева и ел Адам в доказательство того, что его воля свободна. Яблоко закрывает глаза и проливает слезу, но его встреча с лысиной учёного неизбежна.

Конечно, когда мы говорим о свободе, надо определить, кто тут раб, а кто господин, кто свободен и кто несвободен. Банальное представление о свободе как праве на выбор идиотизирует всю проблему. Тема свободы исчезает в механических комбинациях, развилках при «выборе решений» и тому подобной бессмыслице. Кроме того, любой выбор, который делается не с помощью подкидывания монетки, так или иначе навязан извне: прежде всего своим бессознательным. Но подкидывание монетки окончательно лишает такую свободу всякого смысла. Вот почему это столь популярный жест в западных фильмах. Он должен символизировать абсурд существования, абсурд мира. Это полная девальвация свободы.

А ведь это понятие заряжено волей к смыслу, к обретению безусловной и непоколебимой подлинности. Идея свободы тесно переплетается с жаждой порога, с ожиданием встречи с пределом, чтобы перешагнуть через него. Но такая свобода, о которой неартикулированно мечтают неграмотные рабы, конечно же, не имеет отношения к экономике и правам человека.

Мы приходим к тому, что отправной точкой в поиске свободы является состояние рабства. Абсолютной несвободы. Тогда оказывается, что при взгляде на большой социум мы не обнаруживаем там бенефициаров. Берём подсовываемых нам банкиров-ростовщиков, «кровососов». Ну и что? Они не бенефициары массового рабства. Деньги, которые идут через них, не они создали, не они их выпускают. Тогда, может, те, кто выпускает деньги, оказываются бенефициарами? И тут нет. Они могут напечатать раскрашенные бумажки, но сила этих бумажек основана на глубоком внутреннем рабстве тех, кто ими пользуется. Внешним признаком этого рабства является явное доверие к деньгам, убеждённость, что в этих деньгах сосчитана реальная ценность.

Бенефициарами не оказываются ни организаторы либерального пространства, ни обустроившиеся в этом пространстве представители старых господствующих классов, которых либералам удалось отжать на второе место.

Что же это за общество такое, где нет видимого бенефициара? Нет того, кто в личном плане ест субстанцию социума, как яблоко. Нет оступившегося и согрешившего Адама. А что есть? Есть только рабы. Рабы, зорко подсматривающие друг за другом.

Рысий глаз обитателя бидонвиля[48] оценивает владельца джакузи в двухэтажных апартаментах, прежде чем воткнуть в какую-то точку на его теле беспощадную финку. Но обладатель рысьего глаза ошибается. Джакузи не указание на то, что его обладатель – господин. И всё-всё, что люди имеют или могут иметь по мере карьерного успеха, – акции, оффшоры, министерские кресла, частные бизнес-джеты, – всё это не показатель свободы или принадлежности к классу господ. Все, кто стоит наверху, – это просто мытари, взыскующие жизненные соки с тех, кто внизу. Но мытари – это такие же рабы, как и объекты их поборов. Главным видимым сборщиком является первое лицо государства. Но от внимания населения ускользает его «мытарский» статус.

Получается, что все индивидуальные фигуры, которые родились и умрут в современном обществе, – это рабы. Тогда «господами» являются не ротшильды и чубайсы, а социальные институты, которые свободны от физиологических процессов и закономерностей. Но и социальные институты могут быть закрыты простым распоряжением «главного мытаря». Из этого следует, что финальным господином и, соответственно, окончательным бенефициаром является общество как таковое, – независящее от людей, от физических персон, а также от их продукта, будь то материальные блага или же разные организационные формы. Общество – единственный сверхчеловеческий окончательный господин. Все физические персоны – рабы.

Но мы должны помнить, что социум как внечеловеческий фактор – коллективный фараон – есть проекция Великого Существа (Иблиса) на землю. В конечном счёте Великое Существо является окончательным хозяином. Для людей же оно как Бытие воплощается в социуме как в Джаггернауте – беспощадной машине, заменившей архаичное понятие о Роке. Общество – это судьба.

Итак, вернёмся к главному вопросу: возможна ли свобода? Борьба за эту свободу – возможна! Более того – это императив. Что касается самой свободы как приза в этой борьбе – то нет, она невозможна.

Свобода невозможна без вмешательства из Невозможного. То есть Того, Кто уничтожает аналогии и подобия, будучи Сам не подобен ничему. Ведь что означает стать свободным? Это значит просто перестать быть «образом и подобием» того, кого люди считают Богом и кто на самом деле представляет собой совокупность всех состояний возможного, то есть абсолютной ложью.

Мы знаем, что свобода – это одно из самых фундаментальных понятий. Вокруг этого понятия выстроена масса теорий, концепций, в которых свобода является опорным, стержневым понятием, на котором строится всё, – и либерализм, естественно. Но и не только либерализм. Если взять религиозные доктрины, то, например, свобода воли – это один из коренных принципов христианского богословия, который выстраивает человека, как некую особую тварь, обладающую тем потенциалом, которым никто другой не обладает из сущего…

Согласно христианской теологической норме, человек имеет свободу подчиняться или не подчиняться, – свободу выбора. И здесь свобода является решающим понятием. Но мне кажется, что имеет смысл, прежде чем углубляться в частные ответвления этих разработок, всё-таки посмотреть на фундаментальную категорию, которая нуждается в определении: что же такое несвобода, прежде всего? Свобода – это противостояние несвободе, которая более первична, на мой взгляд. Потому что человек рождается несвободным очевидно, потому что когда он родился, пищит в колыбели, то у него, во-первых, выбора нет никакого. И он не мог не родиться. Дети, агрессивно выступающие в конфликт с родителями, говорят: «А я что – просил вас меня родить?»

То есть это первое – он пищит в колыбели и он не свободен. Второе – он обладает телом. Совершенно понятно, что есть физические законы, которые сразу на него начинают действовать: тяготение и физиология. Третий момент – он рождается в определённой матрице. Он рождается, допустим, в нищей Африке, в племени тутси, или он рождается в Москве в интеллигентной семье среднего класса.

Да, которые сразу начинают его обрабатывать. То