Паноптикум - Роман Светачев

Казалось, время тут течет иначе, как-то быстрее. И чем ближе к центру Полигона они пробирались, тем сильнее становилось это чувство.

— Тут все какое-то странное, — сказал Горемыка.

— Что ты имеешь в виду? — спросил у него Жук, пробуя на вкус горячую тушенку.

— Мне кажется, что время здесь идет слишком быстро.

— Я тебя предупреждал о том, что время в Полигоне живет по своим правилам.

— А это значит, что и мы здесь быстрее стареем? Или нет?

— Человек никогда не стареет, запомни это. — Жук укусил сочный кусок мяса, и горячий жир полетел в стороны. — Человек просто со временем забывает ту первозданную мудрость, что была вложена в него природой. Но стоит ему умереть, как он все вспоминает и осознает мир так полно и всеобъемлюще, как только возможно.

— А откуда ты это знаешь, Жук?

— А потому что я уже познал этот мир.

— Хочешь сказать, что ты уже умер?

Жук не ответил. Он лишь усмехнулся и положил себе в рот еще кусок мяса.

Ну и ладно. Ну и пускай. Горемыка тоже принялся за еду. Только ему мешало постоянное ощущение какой-то нервозности, точно он чувствовал зуд, но не мог понять, из какой части тела он исходит. Это ощущение было таким надоедливым и мерзким, что Горемыке пришлось кусать себя за язык, чтобы хоть как-то привести себя в чувство. А время тем временем шло, и следы его терялись в холодном песке вечности, как теряются люди в огромном космосе, стоит им преодолеть гравитацию Земли и вылететь туда, где царит холод и мрак.

Солнце уходит за горизонт, скрывая свое желтое лицо плотной тканью одеяла, а на смену ему на небо забирается луна. И она приводит с собой монстров, чьи рты полны мелких зубов, а глаза злые, как у маньяков, когда по их телу проходит ток и они сотрясаются на электрическом стуле. Горемыка знал, что в этом месте обитают монстры, он чувствовал их своей кожей и затылком. Они были здесь повсюду, но умело прятались, точно богомолы в высокой траве или пауки в земляных норах. Одного из них они уже видели — это был черный бильярдный шар, который оставлял от людей один лишь скелет, съедая все, что было на нем, точно мороженое на палочке. Горемыке было очень неуютно: его не покидало ощущение того, что за ним все время кто-то наблюдает, кто-то, казалось, заглядывает в окна заброшенного дома, изучая его посетителей, собирая о них информацию, чтобы потом напасть.

Горемыка ел совершенно без аппетита, а Жук уплетал еду как надо. Жир летел во все стороны горячими брызгами. Дом, в котором они расположились, был полон всякого хлама, словно кто-то стаскивал его сюда. Может быть, сам Жук и стаскивал, подумал вдруг Горемыка, а может, и кто-то еще. Горемыка расстелил себе спальник между двумя холодильниками, что лежали рядом, словно два белых гроба. Жук же не стал ложиться спать — он сказал, что не хочет, и остался сидеть возле печки, весь какой-то застывший, словно статуя.

Ну и пусть сидит, подумал Горемыка. Он знал, что ничем хорошим все это не кончится, но что уж тут поделать. Видимо, такова была его судьба. Горемыка засыпал, смежив веки, и видел он над собой странные темные силуэты наподобие человеческих фигур, а еще слышал голоса и видел знаки. Горемыка шел по полю, усеянному человеческими черепами, он шел по полю, а на голове его была соломенная шляпа, шляпа была большой и мудрой, точно сам Господь снял ее со своей головы и надел на голову Горемыке. Горемыке понравилось это ощущение, хоть оно его немного и испугало, но шляпа придала ему чувство власти над самим собой и над этим миром. И он больше не боялся всех этих людей. Не думал о том, что они скажут о нем и что подумают. Люди превратились для него в скелеты, которыми была устлана дорога в рай. Горемыка шел вперед, а по лицу его ползла кривая и злая ухмылка. Что-то внутри Горемыки, возможно, какой-то его внутренний центр, его «я», дернулось, как пойманная охотником птица, да и застыло как статуя. Застыло прямо как тело Жука, когда он сел возле печки. Вот к чему все пришло, грустно подумал Горемыка, засыпая, проваливаясь в черную и тяжелую бездну. Вот оно к чему все пришло.

Глава 6

Горемыка проснулся среди ночи от чувства какой-то тяжести в груди. Воздуха катастрофически не хватало, и он, подскочив со спальника, принялся судорожно глотать вязкую субстанцию, в которую превратился воздух. Горемыка решил выйти во двор, чтобы подышать свежим воздухом, но споткнулся о холодильник, с криком упал и рассадил себе коленку.

— И кто додумался затащить в этот дом столько хлама? — процедил он сквозь зубы, поднимаясь на ноги.

Горемыка огляделся в поисках Жука, но того не было видно. Спальник Жук так и не расстелил, а вот рюкзак его был тут, стоял прислоненный к печке. И где же проводник? Горемыка выбрался на улицу. Все небо было усеяно звездами, и звезды эти напугали Горемыку, потому что он не видел среди скоплений звезд знакомых ему созвездий. Казалось, что он смотрел вовсе не на земное небо, казалось, что то небо, которое он сейчас видел, было не на Земле, а на какой-то другой планете, бесконечно далеко находящейся от Земли. Горемыка закурил. Его окружали редкие дома, брошенные машины, рваные деревянные сараи, разросшиеся всюду кусты и деревья. Где же Жук, думал Горемыка. Хотя нужен ли ему Жук? Ему нужно выбраться из этого места — вот что ему нужно на самом деле, но Горемыке казалось, что уже слишком поздно. Что-то изменилось в нем, и он уже не был тем человеком, который прожил двадцать четыре года совершенно бессмысленной и невзрачной жизни. Теперь он, возможно, вообще не был человеком, так же как и Жук, не зря ведь порой он видел то, что скрывалось под человеческой маской его проводника.

Горемыка заметил движение за находящимся метрах в десяти от него покосившимся штакетником. Кто-то шел к нему с той стороны. Наверное, Жук, но вот только что он делал там? Куда он ходил ночью? Когда фигура приблизилась к забору, пролезла в прореху между выбитыми штакетинами, Горемыка понял, что это был не Жук. К нему приближался некто другой. Это был человек, окутанный какими-то рваными тряпками с ног до головы. Лица его не было видно, только глаза выглядывали в щелку между тряпками, что были обвязаны вокруг головы. Человек приблизился