Колдуны и капуста - Андрей Уланов

— Кэп, — осторожно сказал старпом, — может, кормовые пора зарядить?

— Чем? — резко развернулся к нему Викки. — Чем, Иезекия? Твоими старыми сапогами?

Последовавший взрыв хохота был слышен за три отсека от рубки.

— О-о, нет, это слишком, — провыл сквозь смех штурман. — Их жуткая поражающая сила... не знаю, как эта тварь, но вся рыба на пять миль вокруг передохнет наверняка. Планктон и тот не уцелеет.

— Ладно, посмеялись, и довольно! У кого есть мысли, чем по этой твари бить?

— А надо? — вполголоса поинтересовался Уин.

Вексиль-шкипер задумчиво пригладил бороду.

— Она нагоняет нас. И я не хочу проверять, окажется ли наш корпус прочнее, чем зубы... или чего там у нее есть.

— А с чего ты решил, — медленно произнес Малыш, — что она нагоняет именно нас?

— С того, — Викки ткнул рукой на «аквариум», — что показывает наш новый друг. Зараза прет точно на нас.

— М-м-м... курс с момента ее появления менялся?

— Кстати, — взгляд вексиль-шкипера Малыш после короткого раздумья классифицировал как сосредоточенное удивление, — нет. Старпом...

— Кэп?

— Идем вниз на пятьдесят.

— Понял. — Обернувшись к двум гномам у стены, старпом протрещал команду, явно состоявшую из нескольких фраз, однако различить в этом «витьрулидифферентнаноссе» отдельные слова Малыш не сумел. Матросам же, судя по последовавшему каскаду щелчков, переключений и вращений полдюжины разнокалиберных маховичков, это удалось без труда.

— Курс?

— Пока прежний. И увеличить ход до полного.

— Принято... Капитан!!!

Восклицание старпома на самом деле относилось не столько к вексиль-шкиперу, сколько к пузырчатому нечто. Была ли то реакция на их маневр, или у твари просто зачесалась одна из ложноножек — но червивый клубок озарился изнутри сиреневой вспышки, исчез и мигом позже возник вновь, наполовину сократив расстояние между собой и субмариной.

— Та-ак... — медленно процедил Викки. — Значит, так...

— Телепортируется...

— Капитан, может...

— Руль право сорок! — отрывисто рявкнул вексиль-шкипер. — Носовые торпедные — к бою!

— Есть — к бою!

— Первый-четвертый — «дуболомы», второй-пятый — «серебрянки», доложить по готовности!

Субмарина разворачивалась на полном ходу — и боковое ускорение вполне ощутимо норовило прижать Малыша к переборке. Качнувшись, полукровка рефлекторно схватился за масляно поблескивавший рычаг над головой, но тут же отдернул руку — случайный рывок мог обойтись ему дороже, чем укус сотни скорпионов.

— Аппараты готовы!

— Акустик!

— Дистанция полторы, быстро сокращается.

— Руль прямо, ход — малый назад! Аппараты на «товсь»...

— Ну же...

— Первый-четвертый, — сосредоточенно глядя на пузырившийся клубок в «аквариуме», почти ласково пропел Викки, — пли!

Две тонкие темные спички оторвались от носа подлодки и быстро заскользили вперед.

— Есть!

— ...второй-пятый... пли!

Эти спички были чуть меньше и заметно светлее своих предшественниц.

«Интересно, чего Пит надеется достичь „дуболомами“, — подумал Малыш, — хотя даже я знаю...»

— «Дуболомам», — вполголоса скомандовал Викки, — подрыв!

На месте темных спичек вспух сдвоенный багрово-черный комок — а двумя секундами позже палуба субмарины дернулась, словно встающая на дыбы лошадь.

Малыш упал сравнительно удачно — на зад, причем собственный. Правда, он вдобавок здорово приложился спиной о какую-то трубу, но в целом, судя по разносящимся из разных углов рубки стонам и сдавленным проклятиям, вполне мог числить себя среди наименее пострадавших.

— Глядите!..

Таинственному нечто взрыв доставил не больше удовольствия, чем экипажу субмарины, — ударной волной снесло большую часть пузырей. Обнажившаяся при этом тварь — полукровка так и не успел разглядеть ее толком, зафиксировав в памяти лишь отдельные детали вроде пучка щупалец, лакового сверкания панциря, глаза, горящего черным огнем, — замерла, то ли оглушенная, то ли просто озадаченная отпором со стороны своей будущей добычи.

Миг спустя в нее врезались обе серебристые спички — и, пронзив толщу воды и металл, корпуса, под черепа моряков ввинтился жуткий, пронзительно-надрывный, полный боли, ярости и бесконечной чуждости вопль.

— Чтоб меня Тонатиу сожрал, — схватившись за лоб, простонала Бренда. — Кого там подстрелили чертовы коротышки? Самого Сатану?

— Не думаю, — возразил с потолка Рысьев. — Многое, конечно, указывает на то, что издавшая сей рык сущность не принадлежит к нашему Миру и призвана в него силами...

— Граф, заткнитесь!

Кое-как поднявшись, вернее сказать, выкопавшись из-под горы багажа — проклятые тюки явно вообразили себя жабами, причем не простыми, а чемпионами болота по прыжкам, — я прополз по склону вышеупомянутой горы к люку. Но стоило мне взяться за отпирательный штурвальчик, как из дальнего конца донесся голос Роники:

— Не советую.

— Чего?

— Открывать люк.

— Должны же мы узнать, что, черт возьми, за хрень происходит!

— Хотелось бы. — Судя по звуку, наемница пыталась протиснуться мимо завала в середине отсека, Пока что получалось у нее не очень. — Но учти, мы сейчас орк знает на какой глубине. Новость о том, что там, за люком, вода, я бы предпочла не получать — и тебе не советую.

Нас встряхнуло. И еще раз. Словно мчащаяся во весь опор карета налетела на лежащее поперек дороги бревно.

— Ну, можно приоткрыть совсем узкую щель... — начал было я и осекся.

— Ты — каменный голем? — голос Роники так явственно сочился ядом, что хоть собирай его в склянки для последующей продажи в аптеке, оптом, по сорок центов за унцию. — Нет? Тогда водица, что ворвется в эту совсем узкую щель — которая сразу же перестанет быть узкой, — сразу размажет тебя по переборке. А следом и всех остальных.

— При всем уважении к вам, мисс Тамм, — неожиданно пришел мне на подмогу вампир, — изображенную вами ужасную картину лично я полагаю маловероятной. Хотя предмет вашей с Кристофером дискуссии и не пропускает воду, он, как и всякий прочий металл, неплохо передает звуки, а поскольку до сего дня у меня не было причин жаловаться на слабость моих ушей, рискну предположить, что разрушение нашего корабля не прошло бы...

Эта встряска была куда сильнее предыдущих — меня швырнуло даже не на переборку, а в угол между нею и потолком. Затем меня пробрал холод, жуткий, почти непереносимый холод — никогда прежде не чувствовал ничего даже отдаленно похожего. Не знаю, с чем и сравнить. Словно меня на манер Прометея приковали к айсбергу, а вместо орла явился ветер из давешнего шторма. В уши ударила... кажется, это называется калифорния... а, вспомнил, какофония. Совершенно оглушительная какофония, в которой преобладали хруст, вой, плач и скрежет.