Красное солнце валькирии - Елена Дорош

зигзагами, пригибаясь и отвечая из табельного оружия, но то ли Сноб был проворнее, то ли усталость больного тела сказалась…

Пуля вошла как раз туда, где жила терзающая его боль. Он даже успел подумать, что теперь там нечему будет болеть, – все разлетелось на куски.

Удар о землю он даже не почувствовал, хотя упал со всего размаху. Сознание отключаться не торопилось, но Сергей понимал, что в запасе у него всего несколько мгновений.

Он лежал, не чувствуя своего тела, и думал лишь о том, чтобы ему хватило сил не выронить пистолет. Басов не слышал приближающихся шагов, но знал, что Сноб подойдет к нему. Быстрей, быстрей, торопил он своего убийцу.

Сноб понимал, что надо убираться отсюда как можно быстрей, ведь в любое мгновение на дороге может появиться чья-то машина, но уехать, не проверив, жив ли его преследователь, было еще глупей.

Он быстро побежал к лежащему на дороге телу, собираясь, если получится, столкнуть его в заполненный водой кювет.

Незнакомый мужик лежал, скрючившись и подогнув под себя почему-то босые ноги. Сноб подошел и поднял пистолет, целясь в голову.

Выстрел прозвучал так неожиданно, что Сноб даже не сразу понял – его только что убили. Еще целых три секунды Бриль стоял, так и не успев выстрелить, а потом оружие выпало из его рук, и он упал на асфальт, уткнувшись лицом в грязные босые ступни того, кто его преследовал.

Четвертый

О том, что Кирилл Бриль и майор Басов мертвы, Софья узнала через три дня совершенно случайно. Забеспокоившись, что следователь долго не звонит, она набрала его номер. В конце концов, должен же Басов поинтересоваться, как дела у Протасова и у нее самой! Кроме того, майор обещал держать их в курсе насчет поимки Сноба. А вдруг тот еще рядом и по-прежнему хочет ее убить?

Ответил незнакомый голос, попросил представиться, а потом, ничего не объясняя, предложил прийти в следственный комитет.

Она пришла и все узнала.

Следователь, принявший дело в работу после гибели Басова, дал ей возможность успокоиться, а затем стал задавать вопросы.

Наверное, Софья отвечала правильно, потому что отпустили ее достаточно быстро, а может, просто поняли: женщина в прострации, поэтому будет правильнее отложить все расспросы до следующего раза.

Выйдя из здания комитета, Софья по привычке побрела домой, но, посмотрев на часы, спохватилась и побежала в больницу.

Может, лучше не говорить Ивану про Басова? Он только в себя начал приходить. Вчера впервые сам дошел до туалета и был ужасно горд, а тут она с известием. Как бы не навредить! С другой стороны, Протасов не красна девица, а боевой офицер. Вряд ли в обморок упадет.

Оказалось, беспокоилась она зря. Как только он увидел ее грустные глаза, сразу сказал, что уже все знает.

– Эти следователи совершенно бездушные люди, – возмутилась Софья. – Человек в больнице с тяжелым ранением лежит, а они ему – бах! – сразу в лоб такую новость. А если бы тебе хуже стало?

Иван поймал ее руку и прижал к губам.

– Мне сказали, что у Басова был рак четвертой степени. Ему жить оставалось месяц, не больше. Если бы я был на его месте, тоже хотел бы умереть так, а не на больничной койке.

– Я замечала, что он как будто всегда преодолевает боль, но стеснялась спросить.

– Ты все равно ничем бы не помогла. Никто не помог бы.

Протасов осторожно приподнялся и устроился повыше. Софья посмотрела на его впалые щеки и тут же отругала себя. Нет, нельзя поддаваться жалости. Они оба живы, они вместе. Что еще нужно?

Кашлянув и незаметно сморгнув слезинку, она заговорила на ставшую уже привычной тему:

– Ты знаешь, я никак не могу взять в толк, почему Кирилл решил, что я имею ко всему этому отношение? Ну пусть я даже попросила Шарманову сделать химический анализ. Сомневаюсь, что из-за этого Кирилл хотел меня убить. Правда, еще он сказал про наказание за мой уход, но я не верю. Не стал бы он рисковать.

– Уверен, что с какого-то момента он стал за тобой следить. Все решил поход к ювелиру. Бриль посчитал, что ты становишься опасной.

– Но на тот момент мне почти ничего не было известно! Я даже не догадывалась, что Кирилл и есть Сноб!

– Он решил иначе, поэтому стал действовать быстро, практически спонтанно.

– То есть моего похищения он не планировал? На него просто вдохновение сошло?

Протасов замялся, а потом нехотя сказал:

– Уверен, Сноб собирался убрать тебя, но каким-нибудь более изощренным способом и так, чтобы не попасть под подозрение.

– Подсыпать в кофе мышьяк?

– Ну…

– А я все думала, с чего он стал внушать моей маме, что хочет меня вернуть! С работы встретил, предлагал поговорить… Вот, значит, какие у него были намерения! Смешно.

– Обхохочешься, – мрачно выдавил Протасов и сменил тему: – Помнишь, я говорил про четвертого человека? Почему-то он не дает мне покоя.

Софья уставилась на него удивленно.

– Так, погоди… Ты хочешь сказать, что история с алмазом не закончилась? Я думала, что камень нашли.

– В том-то и дело, что нет.

– Как! Господи! Этого не может быть!

– Алмаз исчез, и в комитете считают, что забрал его как раз тот четвертый, которого вычислил Басов.

– Да кто он такой?

Протасов развел руками.

– Никто не знает и теперь вряд ли узнает. Никаких материалов по этому человеку Сергей Владимирович не оставил. Меня спрашивали, не знаю ли чего, но я не смог помочь.

Софья взяла его руку и прижалась к ней щекой.

– Вань, давай больше не будем говорить про этот камень. Мне кажется, я уже ненавидеть его начинаю.

– Ты же так хотела его найти!

– Не собиралась я его искать! Просто этот алмаз постоянно мельтешил перед глазами! Из-за него же все случилось!

Софья вытерла ладонью Ивана невесть откуда взявшуюся слезу и добавила:

– Я хотела совсем другого: чтобы нашли проклятого убийцу, из-за которого чуть не сломалась вся твоя жизнь. И моя тоже. То, что этим гадом оказался Кирилл, только ухудшает мое состояние, понимаешь?

– Понимаю.

Он заглянул в ее грустные глаза и сказал:

– Глядя на тебя, я начинаю мечтать о свежем, дивном, прекрасном… шоколадном торте.

– С чего вдруг?

– Просто давно не пробовал, – ответил Иван и, хитро улыбнувшись, погладил ее колено.

Зима наступила неожиданно. Еще днем в городе царствовал ленивый и сонный октябрь, а вечером вдруг – раз! – и как будто крепким снежком залепили в лицо. Глаза протер, а вокруг, куда ни бросишь взгляд,