Абрек из Мюнхена - Дмитрий Щеглов

– И что же наше ЦК не знало об этом основополагающем законе социалистического общества? – с кривой усмешкой спросил Сундук.

– Знало! Еще как знало! И засунуло его в дальний ящик. Вообще о нем молчало. Так что не надо вам винить одного «лучшего немца» всех времен и народов. Не он сдал социализм, а вы все вместе его сдали. Или вернее вся ваша верхушка свою власть проконвертировала, в денежки, в заводы, в магазины, в казино, в нефть. Вы коммунисты сами оказались в роли динозавров, не по Сеньке пришлась шапка Мономаха. Не вы оседлали ход истории, хоть и кричали об этом на всех углах, а наоборот, события вертели вами, как хвост собакой. Струсили вы.

Хорошо закрутил интригу Патриарх. За столом установилась мертвая тишина, даже Лона перестала нашептывать на ухо Карлу Мюллеру перевод. Все ждали, что скажет дальше Патриарх. И сильнее всего к нему тянулся Тимур.

– Так, вот! – Патриарх перевел дух. – Еще никогда ни в одной революции самый угнетенный класс, не брал надолго власть. И у нас он должен был уступить его новому классу; изобретателям, рационализаторам и прочим, тем, кто экономит рабочее время. Новый класс должен был осознать себя как класс и конституировать себя.

Патриарх свысока оглядел слушателей.

– Если кто думает, что может быть абсолютно справедливое общество, то глубоко заблуждается в этом. Я могу заглянуть на триста лет вперед, и говорю вам, что именно этот закон, закон экономии рабочего времени будет действовать завтра на земле. А «экономы времени» будут почитаться как национальное достояние. Неравенство, как было так и останется, только это будет неравенство более высокого порядка, внизу будут рабочие, а наверху – новая элита, новый класс, сберегающий общественное время. Вот и все. Вы рабочие, временно удерживали власть. Новый имущий класс должен был вырасти из недр социализма. А вы до этого даже не дотумкались. А раз должен был появиться новый класс, то партноменклатура должна была уступить ему место. Ну, а теперь, скажите мне уважаемые, кто добровольно готов расстаться с почти пожизненными привилегиями, у государственного корыта?

– Никто! – первым закричал Егор. – Как бы он ни назывался: хоть коммунист, хоть демократ, хоть либерал. У человека свинячье нутро.

– Да, к сожалению, пока им двигают меркантильные интересы! – согласился Патриарх. – Море крови прольется, пока человек запустит новый двигатель. Тяжело осознать себя как самоценную личность, но еще тяжелее, как новый класс. Идея, прежде чем вызреть и превратится в плод, должна пройти вегетативный период. Я все сказал, господа мудрогоры.

Он встал из-за стола и медленно пошел к выходу. Карл Мюллер поделился с Лоной впечатлениями от услышанного:

– Первый признак шизофрении – прожекты о социальном переустройстве. А на вид степенный старик. Пусть не питает иллюзий насчет переустройства мира на разумных началах. Новый класс. Где он? Никто ему добровольно власть не отдаст.

– Он именно об этом и говорил! – сказала Лона. Она видела, как за Патриархом в дверь вышел Тимур. Через некоторое время она тоже встала из-за стола. На камне спиной к дому сидели старик и юноша. Тимур. почтительно спросил старика:

– Я могу задать вам несколько вопросов?

– Хоть тысячу! Что знаю, отвечу, мне на тот свет их уносить нет смысла! Ты сам откуда, что так хорошо русский язык знаешь?

– Местный я, тоже с Кавказа. Мать у меня – армянка, а отец – азербайджанец.

– А как же ты в Германии оказался?

Тимур стал рассказывать.

– Мне тогда пять лет было. Мы с матерью остались в Баку, а отец уехал в Армению. Перестройка началась. Обезумевшие фанатики ворвались в наш многоквартирный дом и начали выбрасывать на улицу в чем родила. Снисхождения ни к кому не было – ни к старикам, ни к детям, ни к женщинам. Крики, душераздирающие стоны, плач, выстрелы. Преследуемые разъяренной толпой безоружные люди бросались с набережных и плыли в открытое море. И к нам во двор ворвались. Мать успела меня толкнуть в первую подворотню, а сама не захотела, чтобы ее чужие руки касались. В море ее могила.

Отца расстреляли в Армении. Он поехал туда к родителям моей матери. Кто, что, до сих пор неизвестно. Только три автоматные пули в его теле нашли. Мой дядя в Баку взял меня к себе, а поскольку на нас постоянно косо смотрели соседи, это семьсот тысяч беженцев из Армении, то он продал и нашу и свою квартиру и переехал в Тбилиси. Только у нас и там жизнь не получилась. В один день пришли местные бандиты и показали дяде бумагу от нотариуса, где было написано, что тот дом, которым он владеет, дважды продан, но сначала им. Пусть он едет куда-нибудь в другое место. Хорошо у дяди был документ, что он беженец. Дядя с тетей уехали в Германию и меня взяли с собой.

Я там мусорщиком последнее время работал. Друзья у меня появились. Съездил я в Иорданию, в Саудовскую Аравию, был в Стамбуле, в исламском университете Египта. Мои друзья смотрят на жизнь совсем по-другому. Вы говорите, что есть законы, которые мы можем открыть, по которым развивается жизнь и общество, а они утверждают, что все в этом мире заранее предопределено. И нечестив тот, кто не отомстит за кровь своих родных.

– Значит, ты приехал на Кавказ, чтобы рассчитаться со своими кровниками?

– Я этого не говорил!

– А это и говорить, не надо. Это по тебе и так видно!

– У меня нету кровников! Я их не знаю! Я хочу рассчитаться с теми, кто сидит наверху. Первое лицо отвечает за политику в государстве. У меня есть деньги, я их накопил. Я знаю, где на той стороне можно купить «иглу» или «стингер». Ни одна броня не спасет это трио. Почему я должен убирать за кем-то мусор, когда у меня был дом, отец и мать, и ничего теперь этого нет. Я не хочу так жить.

Старик молча слушал юношу. Пусть выговорится. Ручеек сомнений уже коснулся пылающей души молодого человека. Прежние, незыблемые истины, пошатнулись. Но предстоит еще долгая работа ума и сердца, прежде чем будет найдена единственно правильная дорога в этой непростой жизни. Что мог ответить на монолог мятущегося гостя, убеленный сединами, древний старик? Он поднял могучую голову к небу.

– Видишь, Тимур эти далекие звезды. Они светят сейчас, светили вчера, и после нас будут светить. В мои годы умирают, но я не боюсь своей смерти.

– И я не боюсь.

– Согласен! – сказал старик. – только мы с тобой не боимся ее по-разному. Ты не боишься смерти потому, что можешь приказать себе умереть, а я не боюсь, потому что знаю, что меня ждет непрерывность богатой органической жизни. Послушай меня, мои выводы более утешительны, чем обещания самых жизнерадостных религий.

Молодой человек дернулся, порываясь что-то сказать, но сумел взять себя в руки. Пусть говорит старый, бесплодный схоласт, он хорошо говорит.

– Я – чистейший материалист. Ничего не признаю, кроме материи. Для меня весь космос, бесконечный и сложный механизм. Сложность его так велика, что дает иллюзию свободной воли сознательных существ. Хотя на самом деле, все периодично, и ничто и никогда не повторяется. Все непрерывно и все едино.

В математическом смысле вся вселенная жива, всякий атом в ней чувствует сообразно окружающей обстановке. Попадая в высокоорганизованные существа он живет их жизнью, чувствуя и приятное и неприятное, а попадая в неорганический мир, атом спит, находится как бы в небытии. Любая материя всегда, при благоприятных условиях, может перейти в органическое состояние, то есть мы можем сказать, что даже неорганическая материя, в зачатке всегда жива.

Смерть – это переход органической материи в неорганическую. Мозг и душа смертны. Они разрушаются при конце. Но атомы или части их бессмертны и потому сгнившая материя опять восстанавливается и опять дает жизнь, по закону прогресса, еще более совершенную. Нет ни одного атома, который не принимал бы бесчисленное число раз участие в высшей животной жизни.

– Вы хотите сказать, что у атома может быть и вторая жизнь?

– Да и не одна. Когда говоришь об этом людям, они обязательно оказываются недовольны. Они непременно хотят, чтобы вторая жизнь была продолжением первой. Они хотят видеться с родственниками, друзьями, они хотят и пережитого. Неужели я никогда не увижу жены, сына, матери, отца, – горестно восклицают они, – тогда лучше не жить совсем. Одним словом, – говорят они, – ваша теория меня не утешает.

– И какой выход придумала в таком случае природа или как вы говорите, вселенная? – спросил Тимур.

– О…о! Это просто удивительно, как природа позаботилась о себе. Она не стала дожидаться когда неорганическая материя, атом, превратится в органическую, может быть это произойдет через миллионы лет, а создала запасный вариант. Он, этот запасной вариант в тысячу раз скорострельней основного варианта. Органическая материя сохраняет непрерывность, нет у нее разрыва в миллиарды лет. Атом из одной органической материи попадает в другую и так далее, сохраняется преемственность этого атома. Обдуманность космоса просто изумительна. Но человек может по собственной воле прервать эту цепочку, передачу атомов от одной органической материи к другой, и превратиться по собственной воле в неорганическую. В таком случае он выбирает смерть. Но я бы рекомендовал вам молодой человек, выбрать запасный вариант, с непрерывным сохранением органической материи.