Игра без правил - Василий Веденеев

— Думаешь, разборы? Работать надо быстро, не мне вам объяснять. — Рогачев достал из ящика стола стеклянную трубочку и кинул под язык таблетку. — А знаем пока до невозможности мало.

— Да, дальше живут драконы… — бросил Иван.

— Чего? — не понял Алексей Семенович. — Какие драконы?

— На географических картах так писали, в раннем Средневековье, — пояснил Купцов. — Очерчивали то, что доподлинно известно, а там, где еще никто не бывал, рисовали на пергаментах разных чудищ и писали: дальше живут драконы. Там кончался человеческий круг и начинался круг чудовищ.

— Вот как? Неплохо… Пожалуй, тогда и назовем, с твоей легкой руки, это дело «Драконами». Подходяще будет по их жестокости. Тебе и карты в руки: возглавляй группу, но не радуйся. Я тебя с собой на ковер к начальству брать буду, там тебе разом настроеньице попортят, когда стружку начнут снимать, не спрашивая фамилии. Привыкли вы тут, понимаешь, к моей мягкотелости…

— Что вы, товарищ полковник, — наигранно возмутился Бондарев.

— Не подхалимствуй, — усмехнулся Рогачев. — Лучше скажи, что этот ордерок на обыск, который под убитым нашли? Фальшивка?

— Точно. — Саша открыл блокнот, сверяясь с записями. — Ордер на обыск фальшивый, но сделан мастерски: на первый взгляд от настоящего трудно отличить. Рисованный импортными шариковыми ручками и фломастерами под типографский бланк, текст отшлепали на портативной пишущей машинке, печать самодельная, но тоже очень похожа на настоящую. Кстати, шрифт машинки тоже успели проверить, но раньше он по фальшивкам нигде не проходил.

— Веселые ребята, с размахом, — с причмокиванием посасывая таблетку, заметил Алексей Семенович. — Кстати, кто из вас помнит гастроли итальянской оперы?

— Ла Скала? — уточнил Иван.

— Ага, ее самой. — Рогачев ослабил узел галстука и, сняв пиджак, повесил его на спинку стула. — Душно, люди за городом отдыхают, а мы тут… Так вот, тогда фальшивые билетики продавали с рук, помните?

— Давно было, — покрутил головой Бондарев, — много лет прошло. На значительную сумму тогда фальшивок продали, а ловкача того мы так и не нашли, как в воду канул.

— А я вот не поленился, нашел эксперта, который фальшивыми билетиками занимался, — хитро прищурился Алексей Семенович. — На пенсии он уже, но вспомнил это дело, согласился на фальшивый ордер поглядеть.

— И что? — заинтересовался Иван. Рогачев просто так ничего не делает, и если он отыскал эксперта, да еще отставного, то на это наверняка имелись веские основания.

— А то, что билетики были рисованы так же, как и фальшивый ордер на обыск. Один почерк.

— Значит, жив курилка? — заерзал Бондарев. — Тогда от нас ушел, но дела своего не бросил? И опять же кто-то из драконов его знает? Или знает тот, кто снабдил их оружием и указал на квартиру Лушина?

— Это могут быть разные люди, — не согласился Купцов. — Нам пока неизвестен состав банды. Не исключено и прямое участие в нападении на квартиру человека, рисовавшего фальшивый бланк.

— Вот-вот, пометь это себе как одну из версий, — посоветовал Рогачев. — И знаете что, ребятишки? Очень охота вашему старику на этого дракона с «парабеллумом» поглядеть, честное слово. Не надо мне тут невинные глазки строить, знаю, как вы меня «стариком» за глаза кличете, знаю. Попался бы мне этот дракончик лет тридцать назад, где-нибудь в проездах Марьиной Рощи, я бы показал ему старика, да и вам тоже. А если серьезно, не дает покоя вопрос: почему они пришли именно к Лушину? Почему самочинный обыск, или, как его называют на жаргоне, разгон, случился именно там?

— Загадка, — вздохнул Иван. — Есть мыслишка, что разгоны могли быть совершены не у одного Лушина, но заявлений не поступало: я успел справиться. Если и приходили разбойнички, то потерпевшие молчат.

— М-да, попотеем еще, — согласился Алексей Семенович. — Если все, то давайте, приступайте…

В своем кабинете открыли окно — оба курящие, а сидеть в дыму не хотелось, — поставили чайник, тщательно оберегаемый от глаз бдительного пожарного инспектора, уселись каждый за свой стол. Бондарев подпер широкой спиной огромный сейф, а Купцов, выбивая пальцами по крышке стола дробь, хрипловато затянул:

На заре, на заре войско выходило,На погибельный Кавказ, воевать Шамиля.Трехпогибельный Кавказ — все леса да горы,Каждый камень в нас стрелял, ах ты, злое горе.

Улыбнувшись, Саша подтянул басом:

Апшеронский наш полк за Лабой сражался,По колено во крови к морю пробирался.И за то весь наш полк, до единой роты,Получил на сапоги красны отвороты…

— Кстати, — оборвав пение, прищурился он, — Апшеронский полк действительно имел на сапогах красные отвороты?

— Действительно, — заваривая чай, откликнулся Иван. — Эту песню я от деда слышал, а он от своего деда, который воевал на Кавказе в Апшеронском полку.

— Все это хорошо, — беря стакан с чаем, вздохнул Бондарев. — А вот как начинать, с какого конца?

— Думаю, стоит заняться связями потерпевшего гражданина Лушина, а мне надо бы скорее повидаться кое с кем. Есть один интересный деятель. Попьем чайку, и поеду его навестить, поговорю насчет специалистов по рисованию фальшивок…

Если вспомнить прошедшие годы, то одной из примет конца шестидесятых — начала семидесятых были длинноволосые парни и девицы, называвшие себя хиппарями. Сколько хлопот доставили они народным дружинникам, милиции, собственным родителям и школе, пока это «движение» не пережило неизбежный естественный кризис и не трансформировалось в некую «систему», ставшую весьма занятным явлением современности.

У этой неформальной «системы» нет никакого официального названия, нет организаторов, своих клубов, четких символов или программы. Но тем не менее она существует и здравствует, несмотря на широкий отток и приток в нее ничем не обязанных ей членов.

Купцов вплотную столкнулся с «системой», работая в маленьком курортном городке, когда ему пришлось заниматься делом, связанным с жестоким избиением водителями-дальнобойщиками — как именуют на жаргоне шоферов междугородных перевозок — «плечевой бабы». Неискушенные люди тут же спросят — а что это за баба такая? Может быть, это нечто особенное или своеобразный сленг шоферской братии, рожденный в придорожных харчевнях и долгих поездках по грязным, разбитым российским дорогам?

В общем, они будут не так далеки от истины: один конец своего маршрута дальнобойщики обычно именуют «плечом». Отсюда и «плечевая баба» — женщина, готовая отправиться с водителем, или водителями, в нелегкий и долгий рейс, расплачиваясь за доставку в нужный ей пункт любовью в зарослях запыленных кустов на обочинах или в пропахших бензином кабинах тяжело груженных фургонов. Некоторые из таких категорий попутчиц проводят в рейсах долгие месяцы, с удивительной легкостью меняя экипажи фургонов, маршруты, республики, края и области, климатические зоны и случайных возлюбленных.

Путь «на трассу» обычно начинается с попрошайничества, чтобы набрать определенную сумму денег, хотя «системщики» не всегда в них нуждаются. Питание они добывают в забегаловках и кафе, употребляя в пищу «ништячки» — различные объедки, за которые поварам и буфетчикам и денег-то с них спросить просто стыдно. Одежду «системщики» носят самую разнообразную — чаще всего то, что им дадут бесплатно, или подобрано по случаю, или выменяно друг у друга. Одни едут на юг, и им ни к чему теплые вещи, другие мигрируют к северу, и им не нужны старые разношенные сандалеты и грязные расписные майки — обычно меняющимся нет никакого дела до того, что вещи давно не стираны, если они вообще когда-нибудь стирались, не имеет значения размер, женская это вещь или мужская. Главное — ее функциональная необходимость в данный конкретный момент. Сделка заключается, и оба счастливы, получив сандалии и майку в обмен на дырявый свитер.

Если «системщик», выходящий на трассу, курит, то сигареты он никогда не покупает, а предпочитает стрелять их у других курильщиков. Если хочет читать, то меняется книгами с такими же, как он, бродягами, производя обмен литературой аналогично обмену одеждой. Воровать запрещено моралью трассы, допускается красть только пищу.

— Поймите, я не воровка, — размазывая по лицу грязь, слезы и кровь из разбитого носа, плакала избитая водителями «плечевая баба», жалуясь Купцову на несправедливость, приключившуюся с ней на трассе. — Я их вещей и пальцем не тронула, а взяла только помидоры и хлеб, понимаете? У нас никто не крадет!

Впоследствии, вновь и вновь сталкиваясь с бродягами трассы, Иван полностью убедился в справедливости ее слов. Кстати, вещи, в краже которых шоферы обвиняли избитую ими девчонку, потом нашли у другого водителя.