Пирамида жива… - Юрий Сергеевич Аракчеев

так называемых «левых» литературоведов и критиков, так называемых «диссидентов», после этакого «блатного», бессовестного и глухого замалчивания даже теми, кто просто обязан был поддержать, разобрать повесть, подсказать, объяснить читателям то, что, может быть, им непонятно, после этой всеобщей официальной ПАРФЕНОВЩИНЫ (по фамилии Жоры Парфенова – моего квартирного соседа-хама, описанного в «Пирамиде») – иного термина не могу подобрать, разве что – бесовщина… Так вот после всего этого вдруг – ПОНИМАНИЕ, явно точное прочтение, какого невозможно лукаво изобразить, сымитировать, тут уж я как автор лукавца тотчас изобличу… Это было словно голос ОТТУДА – не из зоны, а, как говорят, «с неба»… Приятны, конечно, комплименты за смелость, мужество, честность. Но что они перед главным для писателя – ПОНИМАНИЕМ! Значит, прав я все же, не зря были сомнения, мучения, поиск, блужданье во тьме, попытки понять, передать, объяснить, помочь… Правда, пока еще это было лишь самое первое впечатление – я ведь только еще начал читать объемистое послание. И все же слова были очень приятны. И вовремя!

Но тут же царапнуло и сомнение. Вдруг и это все же только «торжественное» вступление на восточный манер, комплиментарная и умная, но все же лишь «обертка» для той неминуемой просьбы, которая теперь последует…

Господи, хоть бы не слукавил автор письма, хоть бы не скатился по всеобщему, так надоевшему уже обычаю на личную просьбу – и только на нее, – хоть бы на этот раз не постигло меня разочарование…

Все это промелькнуло в сознании в один миг, а я читал дальше.

«…А безвинно страдающих много… Ох, как много, если бы Вы знали… Сотни, тысячи. Осмелюсь констатировать: миллионы… Ничто для нас не могло быть приятнее этой поистине уникальной документальной повести. Особую радость нам доставила Ваша принципиальность, последовательность и подлинная гуманность. Вы – настоящий человек и писатель. Вы – не робкого десятка. В Вашей груди львиное сердце, а не сердце зайца, хотя, как справедливо подмечает армянская пословица, с заячьим сердцем жить легче и удобней – врагов меньше, и сон спокойный, и у начальства в почете, и дома, по житейским понятиям, – полная чаша.

Вы овладели нашими душами и умами. В стране идет перестройка. Освобождаемся от бюрократического самовластия, от хапуг и бракоделов.

Да здравствуют перемены. Повернулось колесо нашей жизни. Все мы приветствуем перемены, происходящие в стране. Но сейчас уже недостаточно только приветствовать перемены… Вы как писатель-гуманист исполнили свой гражданский долг. Вы – тот, кто подобно Чаадаеву, может сказать во всеуслышание, с чистой совестью:

«Слава Богу, я ни стихами, ни прозой не содействовал совращению своего Отечества с верного пути… Слава Богу, я всегда любил свое Отечество в его интересах, а не собственных».

Ваша позиция в повести – это позиция честная, мужественная, когда человек сознает, что нельзя остаться безучастным…»

Но кто же он, автор этого все же необычного письма, думал я, продолжая читать. Приподнятый «восточный» стиль – понятно. Но ясность мысли, точное понимание меня как автора, эрудиция – цитата из Чаадаева… И – за что он «репрессирован» на целых 14 лет? Прошло уже девять… Ничего себе. Ну, вот сейчас-то уж, после восторженного вступления пойдут просьбы. Понятно, конечно. Тем более, если человек не чувствует своей вины. Более, чем понятно. Но что же я-то могу, милые вы мои…

«…Повесть посвящена хотя не окончательному торжеству справедливости, победе добра над злом (мы больше чем уверены, что до этого Вы доберетесь), но тем не менее там рассказано о дружбе и верности, неподкупной честности и преданности гражданскому долгу, подлинном мужестве и борьбе за правду, нравственной доблести, отзывчивости, искренности; о психологии судьи, который берет на себя тяжелейшую обязанность – судить человека.

В «Пирамиде» раскрываются привлекательные по чистоте и благородству человеческие качества: непоколебимое правдолюбие, готовность помочь правосудию в поисках истины, умение понять чужую беду и подлинная самоотверженность…

Повесть – это СУД с последующим постановлением обвинительного приговора над неправосудным судом по делу КЛИМЕНКИНА, которая практически затронула всю чудовищную бюрократическую машину правоохранительных органов…

Горячая признательность Вам. Вы нам помогли в трудный час. Нас всех поразило эхо повести на всю ВОСТОЧНУЮ СИБИРЬ…

Устами Вашей повести Вы напомнили, что правда была, есть и будет. Это особенно дорого. И не мне одному…

Спасибо Вам за безграничную последовательность, что не сломались, выстояли и добились публикации этого документального уникума.»

Последние слова я прочитал на одном дыхании («…на всю ВОСТОЧНУЮ СИБИРЬ»!…) А была только еще середина четвертой страницы. И все предыдущее (приведенное мною все же с небольшими сокращениями) было, оказывается, лишь вступлением. Ибо дальше следовала часть, обозначенная римской цифрой I. Как и в предыдущем цитировании писем, я не редактировал текст, хотя видел, что при всей ясности мысли и уже проступающей эрудиции автора, есть в письме некоторая специфичность, вполне, впрочем, понятная, так как автор все же человек не русский.

Несмотря на то, что какие-то сомнения еще оставались, я чувствовал все растущую, неудержимую симпатию к автору письма. И -растущий же – интерес… Но что же однако дальше?

Итак:

«I

Дело абсолютно не в том, что судебный факт суперординарный, как безвинного молодого человека приговорили к смертной казни, какими титаническими усилиями удалось вызволить сибирского паренька из «шестерен судебной триумфальной колесницы»! Отнюдь НЕТ! Более хлесткие судебные очерки, бичующие нравы, получившие права гражданства в правоохранительных органах нашего государства, мы ежедневно читаем в наицентральнейшей, других центральных и республиканских газетах и журналах, периодической и юридической печати, знаем десятки фактов, когда абсолютно безвинный человек был приговорен к Высшей мере и смертный приговор был приведен в исполнение, а пост фактум была доказана абсолютная непричастность жертвы к инкриминируемой ему вине и… посмертно был реабилитирован… Так что в этом плане нам, советским ЗЕКАМ, удивляться ничему невозможно.

Дорогой наш Юрий Сергеевич! Я вовсе не хочу ссылаться на то, что случай, рассказанный здесь, нетипичный, дикий, редчайший!

Он действительно нетипичный. Действительно редчайший и дикий. Но редчайший обнажает проблему, позволяет с особой остротой увидеть за фактом явление.

Вся соль в том, что в повести классически была раскрыта ТЕХНОЛОГИЯ БЕЗЗАКОНИЯ, атмосфера вседозволенности и круговой поруки, царивших в правоохранительных и партийно-советских органах в Марыйской области в частности, а в Верховном Суде, прокуратуре и министерстве юстиции Туркменской ССР в целом.

И что главное и подкупает: законопреступникам и законоотступникам противопоставлены наичестнейшие, добросовестные и бескорыстные работники этих же органов, которые своей порядочностью и неподкупностью могут украсить любой государственный фасад органов юстиции цивилизованного мира.

И еще один архиважный момент. Чтобы предотвратить аналогичные, грозящие каждому опасности беззакония и произвола,