У истоков Руси: меж варягом и греком - Владимир Егоров

— Хм, а этот Ваш развалившийся в кресле виртуальный читатель?

— Так он же плод фантазии, фантом. В любом случае, доктор, Вы можете целиком положиться на его скромность. Да и вообще о чем мы говорим? Обстановка у нас настолько дружески непринужденная, что не пора ли, доктор, перейти на «ты»?

— Ага, — доктор лихо закидывает за спину свой почерневший от сажи шарф, чтобы не мешал, и как ни в чем не бывало протягивает руку: — дай-ка еще пару банок!

— На здоровье, Джонни107!

С Ватсоном все ясно, а вот не переоценил ли я твою скромность, мой может быть не слишком воспитанный, но безусловно внимательный читатель? Конечно, за скромность поручиться не могу, но в твоей наблюдательности я уверен: ты заметил то мешающее отождествлению Самбата с Вышгородом препятствие, которое миновало внимание простодушного Ватсона. Ну конечно, Вышгород встречался в этом же тексте предложением ранее под «своим» именем Вусеград! Действительно серьезное препятствие, только вряд ли достаточное, чтобы сразу отметать смелое предположение. Хотя оба имени, Вусеград и Самбат, расположились в соседних пассажах, те не образуют единого целого и относятся к разным смысловым группам, полученным, скорее всего, от разных информаторов и поэтому соединенных по смыслу с помощью вводного слова «итак». Недаром еще

Д. Оболенский выделял список городов в первом предложении как отдельную составную часть текста. Эклектичность труда Багрянородного очевидна и общепризнана. Разнородность источников информации о Руси наглядно проявляется, например, в множественности названий Киева: то Киоава в только что приведенной цитате, то Киова в следующей, то, как встретится еще далее, и вовсе Киав. Познания Константина о географии Поднепровья вряд ли сильно отличались от познаний доктора Ватсона, поэтому он тоже не мог заметить это «противоречие». А значит, появление в тексте Вышгорода под двумя разными именами вполне возможно. Тем более что на самом деле даже и не разными, а одним и тем же, но на двух разных языках, хазарском и славянском, что реально отражало этнический состав населения Киевщины X века.

«Славяне же, их пактиоты, а именно: кривитеины, лендзанины и прочие Славинии — рубят в своих горах моноксилы во время зимы и, снарядив их, с наступлением весны, когда растает лед, вводят в находящиеся по соседству водоемы. Так как эти водоемы впадают в реку Днепр, то и они из тамошних мест входят в эту самую реку и отправляются в Киову Их вытаскивают для оснастки и продают росам. Росы же, купив одни эти долбленки и разобрав свои старые моноксилы, переносят с тех на эти весла, уключины и прочее убранство… снаряэюают их. Ив июне месяце, двигаясь по реке Днепр, они спускаются в Витичеву, который является крепостью-пактиотом россов, и, собравшись там в течение двух-трех дней, пока соединятся все моноксилы, тогда отправляются в путь и спускаются по названной реке Днепр».

Слово пактиоты обычно переводится как «данники». То есть славян Багрянородный представляет как данников россов, причем всех славян в совокупности, а именно (как уточняет сам автор): хорошо известных по нашим летописям древлян (Δερβλενινοι), совершенно не известных нашим летописцам лендзян (Λενζενινοι) и прочих славян. Здесь есть над чем поразмыслить.

— Не правда ли, Джон? Да ладно тебе, я же шучу. И не вытирай подлокотник шарфом, не забывай, что он весь в саже. Да что же ты, Ванюша, опять дергаешься? Ничего страшного! В общем, забудем, не бери в голову.

Конечно же не все славяне были данниками россов. Вряд ли кто сомневается, что западные славяне — ободриты, лужичане, поляки, чехи и моравы — знать не знали этих самых росов и не могли быть их пактиотами. Правда, нельзя с уверенностью утверждать, что византийский император, хотя и неплохо для своего времени подкованный в географии, вообще знал об их существовании. Но ведь точно так же не были данниками росов и южные славяне: сербы, хорваты, болгары и македонцы. А этих славян византийцы не знать не могли, поскольку были их соседями и их тесное знакомство длилось уже не менее трех веков. Так что «славинии» Багрянородного скорее всего подразумевают только восточных славян и, на мой взгляд, могли бы быть сопоставлены со Славней арабских географов, которая как одна из трех «категорий» русов у арабов так или иначе противопоставлялась двум другим «категориям», Куябе и Артании.

Возможно точное значение слова пактиот не совсем соответствует русскому «данник». Допускаю, что Константину непросто было найти термин для однозначного отражения реальных взаимоотношений россов и славян. Эти отношения раскрываются самим текстом в двух местах. Первое — только что приведенная цитата. Славяне, срубившие моноксилы, то есть однодеревки, а точнее только их килевые однодеревные основы, сплавляют их по Днепру к Киеву и там продают россам, которые достраивают эти основы, наращивая борта, приделывая уключины, мачты и так далее. Значит, между славянами и россами существовали определенные торговые отношения, скорее равноправные, чем просто даннические.

Второе место, характеризующее взаимоотношения между россами и славянами, встретится нам в свой черед, и тогда мы вновь вернемся к этому вопросу. А пока продолжим решение четвертой загадки, множественности названий Киева. А на самом деле может быть даже не Киева, а Киевщины? Мы уже читали, что «моноксилы сходятся в крепости Киоава», а теперь Константин уточняет, что они же, будучи подготовлены к сплаву по Днепру, «отправляются в Киову». Согласись, мой внимательный читатель, все это выглядит так, как будто эта Киова — название не города, а местности, страны. И это вполне созвучно принятому у арабов делению древней Руси на три области: Куябу, Славию и Артанию.

А теперь наступает очередь пятой и, пожалуй, самой интригующей загадки Багрянородного о «русском» языке середины X века.

«Прежде всего они [россы в моноксилах] приходят к первому порогу, нарекаемому Эссупи, что означает по-росски и по-славянски „Не спи“. Порог этот столь же узок, как пространство циканистирия, а посередине его имеются обрывистые высокие скалы, торчащие наподобие островков. Поэтому набегающая и приливающая к ним вода, низвергаясь оттуда вниз, издает громкий страшный гул. Ввиду этого росы не осмеливаются проходить между скалами, но, причалив поблизости и высадив людей на сушу, а прочие вещи оставив в моноксилах, затем нагие, ощупывая своими ногами дно, волокут их, чтобы не натолкнуться на какой-либо камень. Так они делают, одни у носа, другие посередине, а третьи у кормы, толкая их шестами, и с крайней осторожностью они минуют этот первый порог по изгибу у берега реки.

Когда они пройдут этот первый порог, то снова, забрав с суши прочих, отплывают и приходят к другому порогу, называемому по-росски Улворси, а по-славянски Острову-нипрах, что значит „Островок порога“. Он подобен первому, тяжек и трудно проходим. И вновь, высадив людей, они проводят моноксилы, как и прежде. Подобным же образом минуют они и третий порог, называемый Геландри, что по-славянски означает „Шум порога“, а затем так же — четвертый порог, огромный, нарекаемый по-росски Аифор, по-славянски же Неасит, так как в камнях порога гнездятся пеликаны.

Итак, у этого порога все причаливают к земле носами вперед, с ними выходят назначенные для несения стражи мужи и удаляются. Они неусыпно несут стражу из-за пачинакитов. А прочие, взяв вещи, которые были у них в моноксилах, проводят рабов в цепях по суше на протяжении шести миль, пока не минуют порог. Затем также одни волоком, другие на плечах, переправив свои моноксилы по сию сторону порога, столкнув их в реку и внеся груз, входят сами и снова отплывают. Подступив же к пятому порогу, называемому по-росски Варуфорос, а по-славянски Вулнипрах, ибо он образует большую заводь, и переправив опять по излучинам реки свои моноксилы, как на первом и на втором пороге, они достигают шестого порога, называемого по-росски Леанди, а по-славянски Веручи, что означает „Кипение воды“ и преодолевают его подобным же образом. От него они отплывают к седьмому порогу, называемому по-росски Струкун, а по-славянски Напрези, что переводится как „Малый порог“».

Не надо, мой обалдевший читатель, пытаться знаками показать мне, что ты давно перестал что-либо понимать. У меня самого голова идет кругом. Да и доктор даже не пытается изобразить понимание, отдавая все свое внимание российскому пиву. Поэтому отложим разбор этого интригующего места до третьей части, где посвятим отдельные разделы и днепровским порогам, и «русскому» языку.

«После того как пройдено это место, они достигают острова, называемого Св. Григорий. На этом острове они совершают свои жертвоприношения, так как там стоит громадный дуб: приносят в жертву живых петухов, укрепляют они и стрелы вокруг дуба, а другие — кусочки хлеба, мясо и что имеет каждый, как велит их обычай. Бросают они и жребий о петухах: или зарезать их, или съесть, ши отпустить их живыми».